Чем больше мы знаем о Леме, тем меньше его понимаем

ДилетантКультура

Станислав Лем

Портретная галерея Дмитрия Быкова

1.

Чем больше мы знаем о Леме, тем меньше его понимаем. Кажется, издано все — эссе, рецензии, интервью, записные книжки, переписка; вышли подробные биографии на главных языках, в одной России за последний год две; жизнь Лема описана им самим, да и не так много в ней было событий. И тем не менее, чтобы рассказать о нем правду и хоть приблизительно разобраться в эволюии его взглядов, нам придется пересмотреть ни много ни мало всю историю ХХ века. Потому что Лем принадлежит к числу тех весьма немногих художников, которые никак не вписываются в исторические схемы. Коротко говоря, Лем знаменует собою отказ от прежней концепции человека и конец проекта «человек» как такового. Главные его тексты складываются в летопись расцеловечивания, и если был на свете человек, который больше других сделал для развенчания антропоморфных представлений о Боге и мире, — то это он. У Лема очень мало человеческих эмоций, и единственная его эмоциональная доминанта, которую можно разглядеть и в эссе, и в романах, и даже в юмористических его вещах, — бесконечная тоска одинокого сверхразума, печаль выродка в мире людей. Ему не с кем поделиться мыслями — других таких нет; он ни от кого не слышит отклика, людские страсти ему даже не забавны. Это не тоска Бога — Богу-то как раз есть с кем поговорить, он все это создал, все носит его черты; это именно печаль инопланетного существа среди людей, по-своему очень милых, но совершенно чужих. Вдобавок Лем сознает обреченность их цивилизации, а сам он бессмертен, как Камил у Стругацких в «Далекой Радуге» — человек-машина, обреченный вновь и вновь выживать в бесконечных апокалипсисах.

Всегда ли Лем таким был? Наверное, не всегда. Он жертва мировой войны, которая и показала ему наглядней, чем все прочие события ХХ века: история, какой мы ее знали, закончилась. Человечество подошло к финалу, заглянуло в бездну и никогда не будет прежним. Лем «сдвинулся» — или, если хотите, тронулся, но со знаком плюс, — не сразу, потому что иногда травма дает о себе знать годы спустя, на гуманистической и даже на коммунистической инерции он написал «Астронавтов» и «Магелланово облако», два первых своих романа, которые не разрешал перепечатывать. В них уже есть лемовское, особенно в первом, в тех главах, где описывается венерианская цивилизация с ее неостановимыми заводами, производящими нечто бесконечное и бессмысленное; непостижимость мира — поданная через распространенную в то время метафору Контакта, — уже там есть. Но настоящий Лем начался в «Возвращения со звезд», с «Эдема», — с романов, в которых мир представал принципиально непостижимым и, главное, чрезвычайно негостеприимным для человека. Большой антропный принцип, — согласно которому, грубо говоря, все тут для нас, — вызывал у Лема мрачный, дребезжащий смешок (он вообще отзывался о человечестве нелестно, особенно презрительно — о журналистах, кинематографистах и о большинстве политиков). «Космос не приспособлен для нас, именно поэтому мы никогда от него не откажемся» — эта обреченная, а в общем, и гордая мысль высказана в «Насморке», и если заменить космос на мир — а в чем, собственно разница? — получится своего рода девиз. Меня никто тут не ждет, именно поэтому я тут буду; если вдуматься, эта фраза описывает, скажем, все шекспировские трагедии.

2.

Характер своей травмы Лем описал только в «Гласе Господа», написанном сорок лет спустя — вот как долго он не решался рассказать о себе главное: «Он покинул родину в тридцать лет, один как перст: вся семья его была уничтожена». (Все родственники Лема, польские евреи, погибли во время оккупации Польши; его семья спаслась благодаря поддельным документам, — Д. Б.). «Раппопорт рассказал, как у него на глазах — кажется, в 1942 году — происходила массовая экзекуция в его родном городе.

Его схватили на улице вместе с другими случайными прохожими; их расстреливали группами во дворе недавно разбомбленной тюрьмы, одно крыло которой еще горело. Раппопорт описывал подробности этой операции очень спокойно. Одни впали в странное оцепенение, другие пытались спастись — самыми безумными способами. Раппопорту запомнился молодой человек, который, подбежав к немецкому жандарму, начал кричать, что он не еврей, — но кричал он это по-еврейски (на идиш), видимо, не зная немецкого языка. Раппопорт ощутил сумасшедший комизм ситуации; и тут всего важнее для него стало сберечь до конца ясность сознания — ту самую, что позволяла ему смотреть на эту сцену с интеллектуальной дистанции. Однако для этого необходимо было найти какую-то ценность вовне, какую-то опору для ума; а так как никакой опоры у него не было, он решил уверовать в перевоплощение, хотя бы на пятнадцать двадцать минут — этого ему бы хватило. Но уверовать отвлеченно, абстрактно не получалось никак, и тогда он выбрал среди офицеров, стоявших поодаль от места казни, одного, который выделялся своим обликом.

Раппопорт описал его так, будто смотрел на фотографию. Это был бог войны — молодой, статный, высокий; серебряное шитье его мундира словно бы поседело или подернулось пеплом от жара. Он был в полном боевом снаряжении — “Железный крест” у воротника, бинокль в футляре на груди, глубокий шлем, револьвер в кобуре, для удобства сдвинутый к пряжке ремня; рукой в перчатке он держал чистый, аккуратно сложенный платок, который время от времени прикладывал к носу. Он внушил себе, что в тот миг, когда его, Раппопорта, расстреляют, он перевоплотится в этого немца.

Он прекрасно сознавал, что это совершенный вздор с точки зрения любой метафизической доктрины, включая само учение о перевоплощении, ведь “место в теле” было уже занято. Но это как-то ему не мешало, — напротив, чем дольше и чем более жадно всматривался он в своего избранника, тем упорнее цеплялось его сознание за нелепую мысль, призванную служить ему опорой до последнего мига; тот человек словно бы возвращал ему надежду, нес ему помощь.

Хотя Раппопорт и об этом говорил совершенно спокойно, в его словах мне почудилось что-то вроде восхищения “молодым божеством”, которое так мастерски дирижировало всей операцией, не двигаясь с места, не крича, не впадая в полупьяный транс пинков и ударов, — не то что его подчиненные с железными бляхами на груди. Раппопорт вдруг понял, почему они именно так и должны поступать: палачи прятались от своих жертв за стеной ненависти, а ненависть не могли бы разжечь в себе без жестокостей и поэтому колотили евреев прикладами; им нужно было, чтобы кровь текла из рассеченных голов, коркой засыхая на лицах, превращая их в нечто уродливое, нечеловеческое и тем самым — повторяю за Раппопортом — не оставляя места для ужаса или жалости.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Первый холокост Первый холокост

Религиозный фанатизм крестоносцев первыми ощутили на себе евреи

Дилетант
Третье измерение Третье измерение

Долгие годы бывшая нишевой технологией трехмерная печать начала показывать впечатляющие темпы роста – по 30% в год. Она уже почти готова к эволюционному скачку, который откроет невиданные возможности для автомобильной промышленности.

Quattroruote
Андрей Вознесенский Андрей Вознесенский

Вознесенскому из шестидесятников повезло, пожалуй, меньше всех

Дилетант
Александр Самойлов. По отцовским стопам Александр Самойлов. По отцовским стопам

Владимир Самойлов играл главные роли в спектаклях и вдруг оказался не нужен

Караван историй
Фонтан «Плюющиеся лидеры». Парк Презикхааф, Арнем, Нидерланды Фонтан «Плюющиеся лидеры». Парк Презикхааф, Арнем, Нидерланды

Испанец Фернандо Санчес Кастильо не смог установить этот фонтан у себя на родине

Дилетант
Топор гуманиста Топор гуманиста

Каков психологический портрет палача? Чем он отличается от обычных людей?

Дилетант
Лучшие люди при худшем правителе Лучшие люди при худшем правителе

Несмотря на деспотичность, Нерона окружали выдающиеся личности

Дилетант
Калифор­ний­ская мечта Калифор­ний­ская мечта

Дизайнер Тим Корриган офор­мил вил­лу и го­сте­вой дом на юж­но­ка­ли­фор­ний­ском по­бе­ре­жье. Владель­цы меч­та­ли о фран­цуз­ском двор­це. Сказано — сделано.

AD
Lexus RX 350 Lexus RX 350

Кажется, Lexus RX – это отличный пример того, как можно всех перехитрить, но никого не обмануть. В четвертом поколении кроссовер удивительно преобразился, но по-прежнему сохраняет очень привлекательные цены. В чем подвох?

АвтоМир
Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет солнце!

Именно сейчас, в конце года, нам всем остро недостает солнечного света. Того и гляди, зимняя хандра возьмет верх над тобой? Не переживай, наши советы помогут справиться с печалью и найти дорогу из сумрака к свету!

Лиза
Надежды, страсти и мечты Теодора Курентзиса Надежды, страсти и мечты Теодора Курентзиса

Один из самых ярких дирижеров мира, бросивший солнечную Грецию ради ледяной российской провинции, своими бескомпромиссными экспериментами не устает будоражить критиков и слушателей.

СНОБ
Корабли пустыни Корабли пустыни

Либо на горбу, либо на полном приводе – ни на чем другом по барханам не проедешь. Так что же выбрать – верблюда-дромадера или Land Rover Discovery 4?

Quattroruote
Тандыр Тандыр

Меня тандыр завораживал с того момента, как я его впервые увидел

Дилетант
Лесные домишки Лесные домишки

Дизайнер Катерина Сизова офор­ми­ла для сво­ей по­дру­ги 37‑мет­ро­вую квар­ти­ру в доме, сто­я­щем на гра­ни­це леса.

AD
Bentley Bentayga: Воздух ручной работы Bentley Bentayga: Воздух ручной работы

Самый мощный, самый быстрый, самый большой и, пожалуй, самый дорогой… Кроссовер. Да-да, этот вирус забрался в святая святых – в сегмент luxury, где не бывает компромиссов, а мольбы о пощаде вне закона. Что ж, попробуем примерить монстра на себя

АвтоМир
Не все растения попадут в рай Не все растения попадут в рай

Есть растения, которые страшнее любого хищника

Maxim
По воле вождя и личным усердием По воле вождя и личным усердием

Иван Серов — один из главных сталинских палачей

Дилетант
Электрическое семейное авто Электрическое семейное авто

В Tesla Model X чувствуешь себя будто в DeLorean из «Назад в будущее» — это ощущение возникает благодаря сенсорному дисплею, дверям в форме крыла чайки и мощности, как у Ламборгини.

CHIP
Пароль второго плана Пароль второго плана

Как «Модный медведь» и «Уютный медведь» совершили главную хакерскую атаку года

Esquire
Chevrolet Corvette Z06 Chevrolet Corvette Z06

Этот облегающий белый костюм превращает стеснительного Кларка Кента в блистательного Супермена, смешливого Тони Старка в могучего Железного Человека, любую женщину – в кошку.

АвтоМир
Юлия Хлынина. За кулисами таинственной страсти Юлия Хлынина. За кулисами таинственной страсти

В нашей профессии на самом деле много сложного

Караван историй
Робокопы – полиция будущего Робокопы – полиция будущего

Искусственный интеллект может быть и угрозой, и благословением

Playboy
Щас спою Щас спою

Эмин Агаларов, он же Emin, совмещает управление многомиллионными активами и концертный тур на 50 городов. GQ попробовал узнать, как такое вообще возможно.

GQ
Нет талона – не будет прав Нет талона – не будет прав

Депутаты Госдумы оценивают, стоит ли лишать прав водителей, которые пренебрегают прохождением техосмотра. Соответствующий законопроект уже даже готов и шансы на его принятие высоки.

АвтоМир
Те, кто не забыл Те, кто не забыл

История гауптштурмфюрера СС и девушки из гетто.

СНОБ
Неожиданная Австралия Неожиданная Австралия

Это не привычные красоты зеленого континента: 800 километров по бездорожью, дикий буш, никого вокруг, жара, пыль. Открыть невиданные места и познакомиться с жизнью аборигенов нам помог Land Rover Discovery Sport.

Quattroruote
Иудейская война Иудейская война

В период правления Нерона в империи началось одно из самых кровавых восстаний

Дилетант
Ранние всходы Ранние всходы

Если твоя соб­ствен­ная ка­рьер­ная вер­ши­на где‑то там за об­ла­ка­ми

Glamour
Каменный век: Как The Rolling Stones завершают его с блеском Каменный век: Как The Rolling Stones завершают его с блеском

The Rolling Stones замыкают круг эволюции пластинкой Blue & Lonesome

Playboy
Не все «О’кей» Не все «О’кей»

Каким еще бизнесом занимаются владельцы крупной сети супермаркетов.

Forbes
Открыть в приложении