Рассказ Кати Пицык

EsquireКультура

Ода другому месту

Катя Пицык

Какие-то дурацкие чернила. Выцвели за двенадцать лет. Уже почти ничего не видно. Две тысячи первый год. Переезд. Я записываю в блокнот. Делаю пометки. Новые слова.

Москва – город по одноименному фильму
старый – то же, что и старик, типа, брат
Левкин – русский писатель
Билингва – салат – говно; кн.маг.
Лейбов – профессор, ученый
Миша М-ов – директор, сердечный приступ
Русик – нефтяник, Башкирия, жертва продажной любви, сифилис
терка – переговоры
не уперлось – не нравится, не нужно, отсутствие необходимости
Лена – девушка Рус., не уперлась

***

Лето. Лютый золотой закат. Провода. Черные силуэты остроконечных башен. Сине-вишневые творожистые облака. Целостность янтарного воздуха разъята угарным газом. Но мне двадцать четыре. Мне кажется, что красота этого города пахнет раскрытой кровью Юпитера. Садовое. Красные огни. Гряда сердолика. Светофоры, как ягоды на морозе. Я хожу по магазинам. Цены ниже. Сортов сыра гораздо больше. Я тренируюсь распахивать двери. Входить внутрь Москвы. Мне нравится говорить. Я думаю, что общительность – это красиво.

– Что вас интересует? –

– Все, – отвечаю я. – Меня, в принципе, интересует. Я из Петербурга, хочу посмотреть, что носят в Москве.

На вешалках льняные брюки. Льняные пиджаки. Льняные платья. Продавец откладывает кроссворд:

– Вы знаете, я не так давно открыла этот бутик, я сама из Мадрида, хотя, моя воля, жила бы в Москве, прекрасный город для жизни, знаете, этот ритм, энергия… что-то носится в воздухе, да? Так мы привезли сюда все модное, по европейским меркам, льняное, светлое, а тут каждый день требуются вечерние платья, люди приходят и просят вечерние платья, просто такое впечатление, что на ночь вся Москва переодевается в вечерние платья.

***

Я гуляю. Целыми днями. У меня нет знакомых. Кроме жены литературного критика. Но она сидит дома, с детьми. Я хожу по улицам. В одиночестве. Мой парень дает мне деньги. Много денег. Например, двести долларов. Мне кажется, за такую сумму можно купить все необходимое – свободу, уважение, самоуважение, еду в ресторане «Му-Му». Я обедаю там. Я замечаю, что бродячие артисты пользуются мобильной связью. Они тоже заседают в «Му-Му». Солянка, фаршированные куриные ноги, черный хлеб, пирожные, пачка сигарет, Motorola. Ребята работают в паре. Йог пьет чай.

Конферансье – водку. После обеда – глотают шпаги на Старом Арбате.

Специальный магазин. Я прошу батарейный блок.

– Пятидесятый Canon? Это вчерашний день, – отвечают мне.

Ночь. Новый Арбат. Казино. Архитектуры почти не слышно. Фасады лежат на дне – за пределами заднего плана. К границам пространства не пробиться через дебри огней. Баррикады электрических вывесок. Мне нравится. Мне кажется, световая реклама – это красиво. Двадцатиэтажные атланты отращивают на собственном теле шевелящиеся кристаллы кварца. Шум ламп. Истерика огней.

Ларьки. Круглосуточные рестораны. Мода на высокие винные бокалы. Визг тормозов. За день созревшие на жаре мусорные баки согревают вечер дыханием и отделяют сок. Массивные крысы хладнокровно пересекают зону света. Торговцы розами выплескивают из ведер в черноту подворотен. Парковка. Черные мерседесы. Серебристые мерседесы. Барская спесь холеного металла. Наглаженные охранники. На прогретом асфальте лужа крови.

В ней бессильно барахтается человек. Черепно-мозговая. Я вижу, как приезжают белоснежные скорые. Чисто вымытые. Две.

***

По квартире бегают дети. Шестеро или больше. Хотя на деле я не могу понять, какие из детей – наши, а какие – соседей. Жена литературного критика прикрикивает на сына:

– Зая! Перестань! А то придут чеченцы и украдут тебя!

Я записываю в блокнот: чеченцы – то же, что и цыгане, бабаи.

Заставленная маленькая кухня. Мало места. И мало света. Литературный критик курит. Он спрашивает меня о делах. Я объясняю. Особых новостей нет. Прошла собеседование. Жду результат. Руководитель отдела очень мил, говорю я. Это странно, замечает литературный критик. Мил? Это странно, что мил.

– Понимаешь, в этом городе вообще все… здесь нет открытых вакансий, – продолжает он свою мысль, – скажем, то же самое РИА набито родственниками и любовницами Павловского. Кому нужны лишние журналисты? Сейчас вообще никому не нужны ни редакторы, ни журналисты, ни фотографы... В этом городе работа есть только для дизайнеров. И летом ничего не происходит. Понятно, тебе неприятно, но объективно это так. И вообще… Я советую тебе переговорить с человеком, который тебя сюда позвал… оговорить вопрос твоего содержания. Ну, понимаешь? Какие-то деньги необходимо оговорить…

Мне двадцать четыре. Я полагаю прагматизм и ясность в денежных вопросах оскорбительными для сторон. И я действительно не понимаю суть сказанных критиком слов. У меня нет желания спорить. Я просто не понимаю, о чем идет речь. Я молчу не потому, что стесняюсь. А потому, что мне нечего сказать.

– Просто ты должна донести мысль так… то есть… ты скажи, что по его вине все получилось не так, как было обещано, а иначе… что было сказано одно, а…

Несмотря на то что суть рассуждений критика остается для меня непостигаемой, я незаметно раскрываю под столом блокнот. Мне кажется, сказанные слова представляют собой особую краеведческую ценность. Москвичи, думаю я, деньги, местный фольклор. И записываю.

***

Мы идем на пикник. Вместе со всеми детьми. Торт «Птичье молоко». Газировка. Кто-то из детей подбирает с земли палку и, вскидывая палку, бегает вокруг фонтана. Остальные бегают так.

Я подзываю их, чтобы раздать пластиковые стаканы. Жена литературного критика рассуждает о моей гипотетической свадьбе:

– На самом деле он… довольно циничный человек… И, как мне кажется, если ты начнешь с ним жить, то… это просто ему быстро надоест. Ему нужна игра, борьба и все такое. Тебе надо быть загадочной, держать его на расстоянии, все время куда-нибудь исчезать.

– Исчезать?

– Ну, уходить куда-нибудь и не говорить куда.

Я совершенно не понимаю, о чем идет речь.

Но это состояние представляется мне естественным. Я не чувствую беспокойства. Не чувствую желания сообщить о том, что не понимаю. Альтернативные диалогу формы коммуникации кажутся мне самым обычным делом, вполне органичным человеку. А временем я не дорожу. Впереди вся жизнь. Жара – плюс тридцать. Дети норовят упасть в фонтан. Я фотографирую это. Кто-то грубо трогает мой локоть. Обернувшись, я вижу седую женщину.

– Вы не имеете права снимать в общественных местах! – кричит она. – А если я случайно попаду в кадр?! Я не хочу этого. То, что вы делаете, недопустимо. Это наглость. Вы не имеете права!

Я записываю слова этой женщины в блокнот. А заодно записываю и слова жены литературного критика: уходить куда-нибудь и не говорить куда. Я не планирую так поступать. Просто мысль об игре и борьбе кажется мне забавной. С чисто эстетической точки зрения. Моих собственных мыслей в блокноте – нет. Думаю, их попросту не было. Как таковых.

***

Раннее утро. Перрон. Армянская музыка. Холодно. Пахнет пирожками. Поезд подходит тихо и беззвучно упирается носом в тупик колеи.

Экспрессии задают носильщики. Я всего третий месяц в Москве. Но уже встречаю друга из Петербурга.

– Похоже на Турцию, – говорит он, выходя из вагона. – Ненавижу Москву. Пойдем отсюда только, Христа ради. Ненавижу вокзалы. Сейчас возьмем цыпленка и поедем в Орехово. В Орехово найдем дешевую пивную.

– Орехово очень далеко, – объясняю я.

И говорю, что ни в какую пивную не пустят со своим цыпленком.

Мы идем по проспекту Мира. Грохот ветра и рев моторов. Половину слов я просто не слышу. Вывернутая панцирем вниз Рижская эстакада болит от холода. Мой друг останавливается и смотрит слезящимися глазами.

– Да что же это за город такой?! – кричит он, превозмогая улицу. – Невозможно найти нормальную пивную! Господи, где здесь купить полташку за десять рублей?

Я беру его за руку. Не нервничай, прошу я. Мне жаль, что мой друг так страдает. Москва вовсе не кажется мне такой уж турецкой. Напротив. Подумать только – бродячие артисты могут позволить себе мобильные телефоны. Конечно, в большом театре люди шелестят фольгой, разворачивая конфеты прямо во время спектакля. Это дурно.

Но зато здесь открыта «И...я». Коробки для носков, корзины для белья, чехлы для костюмов, фрикадельки с брусничным соусом. В любом большом супермаркете можно купить килограмм креветок за девяносто девять рублей.

– И что, действительно метро до часу ночи работает? – спрашивает мой друг.

– Да, можешь не торопиться.

Мы пьем вино в каком-то подвале на Пушкинской. Тепло и душно. Дым выедает глаза.

– Можешь на такси вообще поехать, – говорю я.

– На такси?

Мой друг потрясен:

– И что, никаких мостов?

– Никаких мостов.

– Всю ночь?!

– Всю ночь.

– Какой кошмар, – говорит он и трет руками лицо, выжженное изнутри бессонницей и алкоголем.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Андреевский крест Андреевский крест

Андрей Малахов дает большое интервью Сергею Минаеву после ухода с Первого канала

Esquire
Я тоже хочу Я тоже хочу

Зависть — не только вполне естественная реакция здоровой психики, но и главный двигатель прогресса и карьеры.

GQ
Саша Today Саша Today

Александра Бортич восхитительна в своей непредсказуемости

Esquire
Системное образование Системное образование

Технологии машинного обучения и нейросети в 2016 году пришли в потребительские сервисы.

Forbes
Станислав Сажин Станислав Сажин

Станислав Сажин – генеральный директор соцсети для врачей «Доктор на работе»

Esquire
Избяная Америка Избяная Америка

Оформ­лен­ный ди­зай­не­ром Томом Филишиа дом на гор­но­лыж­ном ку­рор­те — пат­ри­ар­халь­ная и од­новре­мен­но экс­цен­трич­ная ва­ри­а­ция на тему аме­ри­кан­ской классики.

AD
Все как есть Все как есть

Так называемые суперфуды: экзотические ягоды, злаки и водоросли с рекордным содержанием витаминов, минералов и питательных веществ — сегодня у всех на слуху. Но действительно ли они так полезны, что могут защитить нас от самых разных болезней?

Добрые советы
15 мыслей Джима Джармуша 15 мыслей Джима Джармуша

У иконы независимого кино 16 февраля выйдет «Патерсон» — фильм про водителя автобуса, который пишет стихи и долго вглядывается в водопад. GQ поговорил с Джармушем о вдохновении, демографии и технике правильного удара кулаком.

GQ
Марина Зудина: «Когда Павел с нами, я счастлива, моя жизнь полнее» Марина Зудина: «Когда Павел с нами, я счастлива, моя жизнь полнее»

Супруга и сын Олега Табакова о плюсах и минусах громкой фамилии

Караван историй
На том и стоит На том и стоит

Руслан Белый рассказал, почему не считает себя сексистом

Glamour
Доктор едет, едет Доктор едет, едет

Бывшие финансовые консультанты создали Uber для вызова врачей.

Forbes
10 гибридных режимов 10 гибридных режимов

Что такое гибридные режимы

Esquire
10 правил глянцевой журналистики 10 правил глянцевой журналистики

Самый известный главред русского глянца Алена Долецкая

Esquire
Стас Пьеха. Быть собой Стас Пьеха. Быть собой

Возможно, история Стаса Пьехи поможет кому-то не совершить его ошибок

Караван историй
По моему хотению По моему хотению

Есть ли способ избежать неприятностей в путешествии? Конечно — вам поможет программирование реальности.

GQ
Жизнь и удивительные приключения Даниэля Дефо Жизнь и удивительные приключения Даниэля Дефо

Жизнь Даниэля Дефо была, возможно, менее интересной, чем приключения его героя

Maxim
Настоящие романтики Настоящие романтики

«Какой самый романтичный поступок вы совершили в жизни?» — в ответ на этот вопрос GQ больше сотни раз услышал в трубке фразу: «Мне нечего рассказать, я не романтик». И лишь 19 смельчаков приняли участие в нашем проекте, что приподнимает их над остальными. И кстати, далеко не во всех историях речь идет о любовных подвигах.

GQ
Porsche 911 Porsche 911

Автомобили из ценовой категории «кому за сто» разумом и расчетом не покупают. Их берут сердцем и эмоциями, когда надежность и стоимость ТО особенно не важны. Porsche 911 – классический тому пример. Кстати, а с надежностью у него оказалось все окей.

АвтоМир
Деревянные небоскребы Деревянные небоскребы

«Бетонные джунгли» будущего могут снова стать деревянными

Популярная механика
Арам Мнацаканов Арам Мнацаканов

Как стать лучшим ресторатором Санкт-Петербурга, открыть один из самых успешных итальянских ресторанов в Москве, обзавестись именным заведением в Берлине — и при этом жить исключительно в свое удовольствие.

GQ
Душевное чаепитие Душевное чаепитие

В подмосковном Звенигороде не только самые звонкие колокола, но и самый «сладкий» музей с потрясающей историей.

Лиза
Сладкая тайна Алексея Абрикосова Сладкая тайна Алексея Абрикосова

История великого кондитера Алексея Абрикосова напоминает захватывающий детектив

Караван историй
Агата Муцениеце: нужно просто не хотеть замуж Агата Муцениеце: нужно просто не хотеть замуж

Мы поговорили со звездой комедийного сериала «Гражданский брак» о семье, отдыхе и хорошем настроении.

Лиза
Духовные скрепы cвятого Владимира Духовные скрепы cвятого Владимира

Что же завещал нам всем князь Владимир?

Дилетант
Ивонн Кальман: «Мама жила своей жизнью, отец не мог ничего c этим поделать и очень страдал...» Ивонн Кальман: «Мама жила своей жизнью, отец не мог ничего c этим поделать и очень страдал...»

Интервью с Ивонн Кальман — последним потомком Императора оперетты

Караван историй
Владимир Зельдин. О войне, женщинах и секретах долголетия Владимир Зельдин. О войне, женщинах и секретах долголетия

10 февраля Владимиру Михайловичу Зельдину исполнилось бы 102 года.

Лиза
Учимся делать добро Учимся делать добро

Среди нас есть люди, которые занимаются благотворительностью не только под Рождество. Они несут добро и свет другим – по велению сердца. «Лиза» выяснила, что еще нужно для того, чтобы присоединиться к движению волонтеров

Лиза
Дары природы Дары природы

Це­лый ме­сяц ре­дак­тор Vogue сво­и­ми ру­ка­ми пек­ла хлеб, вы­жи­ма­ла мо­ло­ко из мин­да­ля и чуть бы­ло не за­ве­ла соб­ствен­ный ого­род. Сто­ит ли кра­со­та та­ких усилий?

Vogue
Прощай, Бранджелина! Прощай, Бранджелина!

Главной сенсацией прошедшего года стал развод самой яркой голливудской пары

Караван историй
Очень страшная болезнь Очень страшная болезнь

Почему мы не можем справиться с раком?

Maxim
Открыть в приложении