Коронакризис изменит мир
Пандемия окончательно дискредитировала неолиберализм и вынуждает радикально изменить социальные отношения. Мы должны понимать, что истинный источник ценностей — наши человеческие отношения и отношения с окружающей средой
С тех пор как в мире началась чрезвычайная ситуация, связанная с коронавирусом, прошло более полутора лет. 20 февраля 2021-го исполнился год с момента появления COVID-19 в Италии, 26 марта —в России. Нынешний и прошлый годы войдут в историю в связи с пандемией, которая вызвала беспрецедентный санитарный, экономический и социальный кризис глобального масштаба.
Сердечников
Из этого кризиса все мы — ученые, политики, бизнесмены, интеллектуалы, простые люди — должны извлечь урок великого смирения. Слишком долго культивировалась иллюзия, что новые цифровые технологии, порожденные четвертой промышленной революцией, обеспечат линейный рост без каких-либо серьезных ограничений. Подумайте, например, о тех многочисленных обещаниях, которые давали последователи трансгуманистического проекта, укоренившегося в Университете сингулярности в Калифорнии. Или вспомните, как в 1969 году Уильям Стюарт (1921-2008), тогдашний главный хирург Соединенных Штатов, заявил Конгрессу, что «война с инфекционными заболеваниями выиграна». Несколько лет спустя Медицинская школа Гарвардского университета и Медицинская школа Йельского университета даже закрыли свои отделения инфекционных болезней.
Необходимо срочно понять, что пандемия COVID-19 — это не так называемый черный лебедь, неожиданное и непредсказуемое событие. Ее не предсказывали финансовые рынки, но она была совершенно ожидаема. Медицинская и экономическая пандемия — одно из неизбежных последствий антропоцена, как определил современную геологическую эпоху лауреат Нобелевской премии по химии Пауль Йозеф Крутцен (19332021). Она началась с промышленной революции XVIII века, когда земная среда как совокупность физических, химических и биологических характеристик, в которых существует и развивается жизнь, стала претерпевать значительные нарушения в локальном и глобальном масштабе в результате деятельности человека. Эти последствия были существенно усугублены неолиберальной системой, которая более пятидесяти лет формировала экономическую политику и жизнь подавляющего большинства стран мира: бесчеловечные мегаполисы; повальное усиление социального неравенства; лихорадочная урбанизация, разрушающая среду обитания животных.
Теоретические корни неолиберализма возникли как реакция на кейнсианство и этатизм. Четыре этапа, которые ознаменовали его прогрессирующий успех на политической арене, — это диктатура Аугусто Пиночета (19152006), деятельность правительств Маргарет Тэтчер (19252013) и Рональда Рейгана (19112004), рост «новых лейбористов» Тони Блэра и Гордона Брауна с 1997 по 2010 год. Из этого видно, что центром притяжения либерализма и глобалистского проекта, а также связанного с ним финансового капитализма является англосаксонский мир.
Пандемия стала порождением неолиберализма и турбокапитализма, которые основаны на абсолютной вере в миф о мировом рынке, превозносимом как наиболее рациональный и эффективный инструмент экономического развития, а также на неограниченной частной прибыли — якобы единственной реальной экономической цели. Более того, неолиберализм по-прежнему считается единственной системой, способной защищать ценности демократии, хотя он отвергает точку зрения акционеров и корпоративную социальную ответственность, противодействует регулирующему вмешательству государства как неэффективному, всегда запаздывающему и ограничивающему экономическую деятельность. Между тем очевидно, что закон рынка препятствует организации экономической системы в соответствии с потребностями людей, подчиняя его потребностям воспроизводства и приумножения капитала.
Системная болезнь неолиберализма проявилась задолго до пандемии в виде серьезного кризиса субстандартного ипотечного кредитования, который начался в 20072008 годах. Тогда само отсутствие государственного законодательства позволило крупным банкам и рейтинговым агентствам создать несовершенную финансовую систему, крах которой имел разрушительные последствия для жизни миллионов людей. В 2007 году глобальные финансовые активы превысили глобальный ВВП в 4,4 раза. В топке мировой экономики было сожжено более 20 миллионов рабочих мест. США отреагировали на кризис удивительным образом — вернувшись к политике кейнсианского толка, но при этом продолжая объявлять железную приверженность Вашингтонскому консенсусу. Этот термин впервые использовал в 1989 году экономист Джон Уильямс для обобщения финансовых и экономических принципов, которые насаждал неолиберализм и которые практиковали базирующиеся в Вашингтоне институты, такие как Международный валютный фонд, Всемирный банк и министерство финансов США.
Неолиберальная идеология продолжала распространяться настолько широко, что даже самые явные свидетельства ее несостоятельности толковались таким вводящим в заблуждение образом, что это даже подкрепляло их, как если бы они были ошибкой, подтверждающей правило. Наглядный пример — режим жесткой экономии, который через несколько лет, в 2012 году, применила «тройка» (Европейская комиссия, Европейский центральный банк и Международный валютный фонд) во время кризиса евро, в результате которого целые страны, такие как Греция, были поставлены на колени.
Пандемия и связанные с ней санитарные ограничения усилили, особенно в Европе, продолжающуюся экономическую рецессию, вызванную, как мы уже упоминали, кризисом в секторе жилищного ипотечного кредитования в США в 2007 году, который, в свою очередь, привел к кризису суверенного долга (20112012).
Чтобы повысить ликвидность в больной европейской экономике, ЕЦБ одобрил программу количественного смягчения, действовавшую с 2015-го до конца 2018 года. Несмотря на интервенции ЕЦБ, многие европейские экономики накануне пандемии уже находились в критическом положении. В Италии, как и в других европейских странах, рост ВВП колебался вокруг нулевой отметки, что вынуждало сам ЕЦБ на неопределенный срок сохранять ставки без изменений. Процентная ставка, которая долгое время остается нулевой, становится критичным фактором, поскольку не позволяет Центральному банку снизить ее в случае возникновения нового кризиса в будущем.
Коронакризис усугубил неравенство
Пандемия обрушила на мир бедствия, вызванные неолиберализмом и крайним неравенством. Мир, в котором небольшая группа из двух тысяч миллиардеров обладала бóльшим богатством, чем они могли бы потратить за тысячу жизней. Мир, в котором почти половина человечества (более трех миллиардов человек) была вынуждена выживать менее чем на 5,5 доллара в день, 1,3 миллиарда человек выживали на доллар в день и не имели доступа к источникам питьевой воды, а два миллиарда не могли пользоваться электричеством. Мир, в котором за последние сорок лет доходы 1% самых богатых стали более чем вдвое превышать доходы беднейшей половины населения мира, в котором за последние двадцать пять лет на тот же 1% самых богатых, владеющих 18% всего мирового богатства, приходилось вдвое больше сожженного угля, чем на 50% беднейших слоев населения, что усугубило нынешний климатический и экологический кризис. Мир, в котором растущий разрыв между богатыми и бедными подпитывает и усугубляет древнее гендерное и расовое неравенство; в котором 30 миллионов человек, в том числе семь миллионов детей, ежегодно умирают от голода в результате кризиса государственного долга их стран; в котором два миллиарда человек страдают от анемии и 790 миллионов — от хронического недоедания; в котором на один доллар полученной субсидии развивающиеся страны тратят 13 долларов на погашение долга и в котором почти миллиард человек не умеет ни читать, ни написать свое имя.
Пандемия даже усилила неравенство, в результате чего богатые стали богаче, а бедные — беднее. Всего за девять месяцев с февраля 2020 года активы тысячи крупнейших миллиардеров в мире восстановились до уровня, предшествовавшего пандемии. А для того, чтобы к доковидному показателю вернулись доходы беднейших слоев населения, должно пройти не менее десяти лет. В сентябре 2020 года в благотворительной организации Oxfam подсчитали, что Джефф Безос смог бы заплатить по 105 тысяч долларов каждому из 876 тысяч сотрудников своей компании Amazon и при этом остаться одним из самых богатых людей в мире. Суммы, на которую выросло благосостояние десяти самых богатых миллиардеров с начала пандемического кризиса, более чем достаточно, чтобы защитить жителей Земли от бедности, вызванной коронавирусом, и оплатить им прививки против COVID-19. Доходы двадцати инвестиционных банков мира в третьем квартале 2020 года выросли на 44 миллиарда долларов, или на 20%.
Уважать бренность мира
Уже более века горнодобывающая промышленность уничтожает окружающую среду, и этот процесс имеет общие корни с нынешней пандемией: мы стали доминирующим видом на Земле и поэтому можем разорвать пищевые цепочки всех других животных, но мы также становимся лучшим переносчиком патогенов. С точки зрения биологической эволюции для вируса гораздо более «эффективно» атаковать людей, чем северных оленей, которым уже угрожает глобальное потепление. Распространению вирусов способствует прежде всего разрушение биоразнообразия. Экологический кризис обрекает нас на все новые и новые пандемии. В ближайшем будущем довольствоваться масками и ферментами — значит лечить только симптом. Зло глубже, его корень необходимо выкорчевать.
Экономическая реконструкция, которую нам придется провести после выхода из туннеля, дает нам непредвиденную возможность осуществить преобразования, которые еще вчера казались немыслимыми для тех, кто продолжает смотреть в будущее через зеркало заднего вида финансовой глобализации. Нам нужна реиндустриализация, сопровождаемая релокацией всей человеческой деятельности.
Пандемия продемонстрировала нам, что без сильной системы государственных услуг не может быть жизнеспособного экономического развития, и заставила полностью переосмыслить способы производства и потребления — потому что эта пандемия не будет последней.
Пандемия вынуждает радикально изменить социальные отношения. Неолиберализм сегодня «знает цену всему и не видит ценности ни в чем», если цитировать эффектную формулу Оскара Уайльда. Мы должны понимать, что истинный источник ценностей — наши человеческие отношения и отношения с окружающей средой.
Страх перед дефицитом товаров, который мы обнаружили во время этой пандемии, имеет положительную сторону. Он освобождает нас от потребительского нарциссизма, от «хочу все и сейчас». Добро пожаловать в мир ограничений. В течение многих лет миллиарды, потраченные на маркетинг, заставляли думать о планете как о гигантском супермаркете, где нам все и всегда доступно. Сейчас мы остро ощущаем чувство обездоленности и трагические трудности экономики: безработицу, банкротство, ужасающее социальное неравенство, сломанные жизни, смерть, ежедневные страдания большинства жителей нашей планеты, живущих за чертой бедности. Придется привыкнуть жить в счастливых ограничениях и уважать бренность нашего мира.
Но в ближайшем будущем, чтобы справиться с нынешней экономической ситуацией, необходимо не только вливать ликвидность в реальную экономику, но и создавать рабочие места. Нужно подумать о тех отраслях, которые мы хотим развивать ради экономики, действующей во благо человека.
Следовательно, мы, по сути, должны продвигать радикальное идейное и культурное обновление и в то же время терпеливо и последовательно строить альтернативу неолиберальной экономической модели. Более того, необходимо отвергнуть концепцию человека-товара, присущую постдемократической политической системе, которая была создана именно неолиберализмом. В этом контексте необходимо задуматься о преодолении демократии третьего тысячелетия, которая сводится к формальному соблюдению демократических правил: в ней все меньше участвуют граждане и она все больше контролируется различными лобби, особенно частными, информационными технологиями, СМИ, финансовыми, экономическими и политическими кругами.
Постакционерный капитализм
Неолиберализм сейчас в глубоком кризисе, однако новая экономическая парадигма все еще четко не очерчена. Существует риск регресса. В это междуцарствие вписывается книга Клауса Шваба и Тьерри Маллере «COVID-19: великая перезагрузка», изданная в июне 2020 года. Она является частью обширного круга текстов, которые имеют целью отреагировать на кризис неолиберализма, и прежде всего нацелена на мировую элиту и этот огромный мир, который стремится стать единым целым. Я ограничусь несколькими примерами.
По существу, Шваб предлагает преодолеть акционерный капитализм, отдав предпочтение новому капитализму, который фокусируется не на акционерах, а на частных компаниях в качестве «доверенных лиц общества». Сами компании должны взять на себя ответственность гражданского общества по защите прав человека и работников, обеспечению устойчивого экономического развития и созданию ценности для всех своих стейкхолдеров: сотрудников, клиентов, поставщиков, местных общин. Даже транснациональные компании не только призваны следовать интересам своих непосредственных акционеров, но и вместе с правительствами и гражданским обществом должны вести себя как акционеры нашего глобального будущего.
Учитывая международный авторитет авторов, особенно Клауса Шваба, давайте более подробно проанализируем содержание книги «COVID-19: великая перезагрузка». В томе объемом чуть более 300 страниц делается попытка дать синтетический образ мира и его судеб, отталкиваясь от пандемии. Она определена как беспрецедентный кризис в современной истории, потрясший наш мир и нашу сущность, которым, как заявляют авторы, они хотят придать смысл.
Идеологическая направленность книги ясно выражена в самом начале: мир XXI века, по существу, определяется взаимозависимостью, «взаимной зависимостью», более того, «динамикой взаимной зависимости между элементами, составляющими систему». Мы все находимся «в одной лодке», гиперсвязанной и скованной цепями.
Второй фактор — это скорость, которую иллюстрирует 52% населения мира, подключенного сегодня к интернету, полтора миллиарда смартфонов, 22 миллиарда устройств, подключенных к интернету вещей. Мы работаем в «обществе реального времени», нам предоставляются услуги «точно в срок».
Третий — сложность, которая «ограничивает наши знания и понимание вещей».
Не имея возможности остановиться на всех разделах, я хотел бы сосредоточиться на геополитической перезагрузке. В постпандемийный период просматривается конкретный риск «дефицита глобального порядка» в результате исчезновения «гегемонии» США, что распахивает двери в «век энтропии», который будет отмечен интенсивной борьбой за влияние и присутствием напряженности, связанной не с идеологией (за исключением ислама), а с национализмом и конкуренцией за захват ресурсов. Возможные сценарии варьируются от войны между Китаем и США до краха хрупких государств и распада Европейского союза.
Деглобализация
В этом контексте, хотя в мировой экономике все взаимосвязано, глобализация может замедлиться и даже повернуть вспять в пользу различных форм национализма. Более того, сдерживание глобализма будет необходимо, если «мы хотим сохранить некоторый национальный суверенитет или некоторую демократию» (Дэни Родрик**). Напротив, авторы утверждают, что глобализм и национальные государства могут сосуществовать только в отсутствие демократии. Рост национализма делает неизбежным сдерживание глобализма в большей части мира и демонстрирует, что отказ избирателей от глобализма «является рациональной реакцией, когда экономика сильна, а неравенство велико».
Наиболее очевидная форма прогрессивной глобализации содержится в его «ядерном реакторе»: глобальных цепочках поставок. Очевидно, что массовое сокращение глобальных цепочек поставок повлечет за собой необходимость в гигантских многолетних инвестициях для полной реструктуризации и модернизации инфраструктуры — портов, железнодорожных линий, новых промышленных зон. Так, кстати, делает японское правительство, которое выделило 243 миллиарда долларов на вывод своих компаний из Китая. Таким образом, наиболее вероятный сценарий — промежуточный: регионализация, то есть создание многочисленных и частично обособленных зон свободной торговли по европейской модели, как, собственно, и происходит уже некоторое время. Ковид ускоряет расхождение между Северной Америкой, Европой и Азией, побуждая всех обрести некую внутреннюю самодостаточность и уменьшить запутанность глобальных цепочек поставок.
Очевидно, что процесс деглобализации еще более затрудняет глобальное управление, то есть «процесс сотрудничества между международными игроками с целью дать общие ответы на глобальные проблемы». В этот сценарий вписывается нарастающий конфликт между США и Китаем. Их экономическое и технологическое столкновение теперь необратимо и призвано разделить глобальную систему на две части. Пандемия сыграла на руку Китаю, который применил свою «мягкую силу» в борьбе с вирусом и оказался на переднем крае в оказании помощи различным странами. При этом американское общество было шокировано медицинской неудачей своего правительства.
Противоречивая альтернатива
В заключение этого горького анализа посмотрим, какие же выводы делают Шваб и Малларе. Чтобы смело встретить посткоронавирусную эпоху, они снова предлагают акционерный капитализм, однако апеллируют к сотрудничеству между странами мира, что предполагается непременным условием. Для этого необходимо реально достичь поставленных ООН целей устойчивого развития до 2030 года.
Вытекающая из книги альтернатива неолиберализму, который, как считают авторы, отжил свое и не отвечает стоящим перед миром задачам, для многих неубедительна. Неужели действительно существует глубокая связь между коллективным благом, ответственностью и способностью системы крупных компаний достичь этого? Разумно ли возложить управление постнеолиберализмом на игроков, ответственных за крах неолиберальной экономики?
Некоторым кажется, что это есть не что иное, как желание изменить все, чтобы ничего не менять, как писал Джузеппе Томази ди Лампедуза в «Леопарде». Книга Шваба кому-то также напоминает незавершенное стихотворение De reditu suo («О его возвращении») из 120 стихов, написанное в 417 году имперским поэтом и государственным деятелем Рутилием Намацианом, когда он возвращался из Рима, разграбленного готами Алариха, к себе на родину, в Галлию, опустошенную вестготами. Он описал моральный и политический упадок Римской империи, уже находившейся во власти множества варварских племен. Тем не менее Намациан считал законной власть сенаторского сословия, составлявшего pars melior humani generis («лучшую часть человечества»). Только оно на фоне руин умирающего мира может определять ordo renascendi («порядок возрождения»), или, скорее, принцип восхождения из собственных руин.
Доминирование США и их союзников уже подорвано, но альтернативная модель экономического развития еще не возникла на горизонте. Возможно, появится несколько экономических моделей. Мир политически многополярен, но пока не в экономическом измерении.
Глобализм изменил свое лицо и природу. Его центры, как правило, многочисленны, они регионализируются, строясь вокруг различных региональных интеграционных структур или макрорегионов. Устранение торговых барьеров и стандартизация, которые раньше применялись в глобальном масштабе, сохраняются на региональном уровне. Первое следствие — эволюция производственных и логистических цепочек, которые должны быть географически перемещены ближе к потребителям.
Еще одно интересное явление — усиление роли государства в экономике, которое во время пандемии материализовалось прежде всего в виде безвозвратных кредитов и налоговых льгот государственным и частным компаниям со стороны правительств и центральных банков. В России, помимо прочего, государственное вмешательство позволило значительно ограничить потери ВВП в 2020 году.
Но эти процессы нелинейны. Складывающиеся макрорегионы стремятся закрыться от внешней конкуренции, чтобы развить внутри себя единый рынок с общими правилами и стандартами. Я имею в виду Северную Америку (США, Канаду и Мексику), Китай, Европейский союз.
При администрации Трампа мы были свидетелями экономической политики во многих отношениях протекционистской, направленной на реиндустриализацию Соединенных Штатов при сохранении их глобального финансового лидерства. Но пандемия свела на нет даже эйфорию Уолл-стрит.
Новая администрация Байдена, которой противостоит и даже бросает юридический вызов почти половина американских избирателей, опирается на разнородные политические и социальные силы. Она пытается возродить глобальную и неоспоримую гегемонию США. Ее попытка продвигать альянс так называемых демократий, противопоставляя их так называемым недемократическим странам, направлена на радикальные и быстрые экологические и технологические преобразования. Сегодня теоретически они могут быть осуществлены только в развитых странах, обладающих адекватными финансовыми ресурсами. Таким образом, развивающиеся страны будут проигнорированы и лишены доступа к западным рынкам и к процветанию.
Как это часто случалось, не исключено, что серьезность социального и экономического кризиса в Соединенных Штатах настолько усилится, что различные лобби будут вынуждены искать выход в торговых войнах или даже в локальных конфликтах. Это реальный риск.
Другой риск связан с чрезвычайными программами экономической поддержки, начатыми Трампом (около трех триллионов долларов) и Байденом (1,9 триллиона долларов): если эти средства не будут своевременно использованы в реальном секторе экономике, они могут вызвать всплеск инфляции.
Как я уже говорил, кризис неолиберализма — структурный. Его просто анестезировали печатанием безвозвратных денег, которыми осыпали различные экономики. Если мы проанализируем балансы Федеральной резервной системы, Европейского центрального банка, Народного банка Китая и Банка Японии, то увидим, что с 2006 года они увеличились в шесть раз. Одновременно глобальная задолженность, по данным Института международных финансов, составляет 281 триллион долларов. Это указывает на то, что имеющаяся денежная масса не направляется в реальный сектор экономики, а преимущественно используется для финансовых спекуляций. Эти активы, по сути, токсичны. Биржи растут, акционеры празднуют, а производственные отрасли угасают.
Китай тоже претерпевает глубокую трансформацию своей экономической политики, переходя от приоритета экспорта как движущей силы роста соответствующих компаний к внутреннему потреблению и развитию национального рынка. Торговая напряженность в отношениях с США усилила эту тенденцию. Но одновременно сокращаются и инвестиции Пекина за рубежом. В первой половине 2020 года в странах, участвующих в инициативе «Один пояс — один путь», китайские инвестиции остановились на отметке 23,5 млрд долларов по сравнению с 46,8 млрд долларов в первой половине 2019 года. В остальных странах финансирование Пекина сократилось с 21,5 млрд до 4,4 млрд долларов.
Друзья твоего врага
Событие, на которое я хотел бы обратить ваше внимание, состоялось 26 ноября 2020 года. После восьми лет переговоров была создана самая большая зона свободной торговли в мире — Всестороннее региональное экономическое партнерство (ВРЭП). В него, помимо десяти стран АСЕАН и Китая, также входят Южная Корея, Япония, Австралия и Новая Зеландия, которые являются близкими политическими и военными союзниками США в регионе. Но хотя США — тихоокеанская держава, они отсутствуют в этом партнерстве, которое может стать новым центром мирового развития с населением около двух миллиардов человек.
Обратите внимание, что эта новая структура родилась в то время, когда другие центры развития теряли обороты. Давайте посмотрим на Японию, экономика которой ориентирована на экспорт, но вот уже тридцать лет не выходит из тупика. Новое объединение, предполагающее упрощение трансграничной торговли, позволит увеличить торговые потоки с другими странами-участницами, особенно с Китаем. При этом мы знаем, что Япония и Китай являются политическими соперниками. Можно ли рассчитывать на то, что экономическая выгода будет способна стимулировать политические соглашения?
Конечно, реальность нельзя представить черно-белой, она сложна и полна оттенков. Но этот экономический союз между Китаем и политическими союзниками США может стать чрезвычайно интересным геополитическим поворотом и должен заставить нас задуматься.
Перезагрузка ЕС
Что касается Европейского союза, то он все еще испытывает трудности и разочарования из-за экономических и санитарных проблем, вызванных пандемией. Кажется, что Брюссель и национальные правительства растерялись перед лицом чрезвычайной ситуации, оказались не готовы к ней и действовали неэффективно. В течение нескольких месяцев Еврокомиссия пыталась взять ситуацию под контроль, но результаты не были блестящими. Однако я хотел бы сразу отклонить рассуждения о возможном распаде Евросоюза. Это нереальная перспектива. Тем не менее можно выдвинуть гипотезу о ребалансировке соотношения сил между правительствами внутри ЕС.
В этом контексте стоит отметить позицию европейской солидарности Германии, которая, в отличие от Австрии, Дании и Нидерландов, поддерживавших Фонд восстановления европейской экономики в основном в форме кредитов, наконец дала Еврокомиссии возможность выпустить де-факто долговые облигации. Они поддерживались бюджетом ЕС на 750 миллиардов евро и предназначались для предоставления безвозвратных кредитов странам, наиболее пострадавшим от вируса, таким как Испания и Италия. Около двадцати лет Берлин выступал против выпуска долговых ценных бумаг, солидарно гарантированных Евросоюзом, что в условиях кризиса суверенного долга, как мы видели, поставило экономику Греции на колени. Несмотря на медлительность и бюрократические трудности с созданием Фонда восстановления, эта мера укрепила европейскую интеграцию.
Евросоюз испытывает серьезное давление со стороны новой американской администрации, которая хочет, чтобы ЕС полностью подстроился под США. Однако экономические интересы европейских компаний требуют развития торговых отношений с Китаем и Евразийским экономическим союзом.
Стратегический выбор, который будет сделан в Брюсселе, определит контуры и возможности не только геополитической роли ЕС в меняющемся мире, но и его собственное экономическое будущее. Приведу, не вдаваясь в подробности, лишь один пример: без «Северного потока — 2» европейская экономика, особенно германская, потеряла бы большую часть своей конкурентоспособности на мировых рынках.
Евразийский союз и роль России
В рамках Евразийского экономического союза усиливаются интеграционные тенденции, без чего страны-участницы имеют меньше шансов на успех. Конечно, тревожит политическая нестабильность в Армении, Белоруссии и Киргизии. Молдавия, имеющая статус наблюдателя, также переживает непростые времена. Но несомненно, что эти страны смогут преодолеть нынешние трудности и выйдут окрепшими из испытаний, с более эффективными институтами и с осознанием необходимости более органичной региональной интеграции. Это становится непременным условием сбалансированного и более выраженного экономического развития.
Важная роль России, помимо того что она является двигателем ЕАЭС, еще более возрастает благодаря географическим факторам. Ее экономика и экономики стран ЕАЭС дополняют экономику стран к востоку и западу от этой части мира: как в отношении структуры самой экономики, производства, рынков, спроса и предложения, так и с точки зрения возможности совместной разработки и продвижения новых технологий и инновационных продуктов.
Особого упоминания заслуживают транспортные коридоры, обеспечивающие логистику торговли и поставок. Недавняя блокировка Суэцкого канала показала необходимость жизнеспособных альтернативных маршрутов между Восточной Азией и Европой. Наиболее очевидными являются сухопутные маршруты через Россию, а также Северный морской путь, который становится все более практичным и комфортным. Предполагается, что маршрут из Шанхая в Роттердам через Север экономит около 20% затрат и неделю пути по сравнению с использованием Суэцкого канала.
На практике Россия становится естественным связующим звеном между Европейским союзом и Восточной Азией, опорной точкой для гармоничного и инклюзивного развития экономики на пространстве между Атлантическим и Тихим океаном.
Выводы
В свете вышесказанного можно сделать некоторые заключения.
Первое. Чтобы преодолеть структурный кризис и катастрофические последствия неолиберализма, которые сегодня испытывает на себе большинство населения мира, необходимо срочно разорвать геополитические цепи и идеологические предрассудки. Вместе, в рамках глобального и многополярного управления, следует продвигать культурную, этическую и экономическую революцию, которая позволила бы обрисовать новую модель социального развития и глобальной экономики, ставящей человеческое достоинство и подлинные ценности во главу угла. Только при глобальной солидарности мы можем спасти планету и само человечество, черпая вдохновение в солидарности, проявленной странами во время Второй мировой войны. Тогда глубоко разделенные политически, экономически и идеологически страны смогли отложить вражду и конфликты, объединить силы для победы над общим и очень опасным врагом — нацизмом.
Или же последовать другому показательному примеру: в середине 1950-х годов миру угрожала эпидемия полиомиелита. Тогда, в разгар холодной войны, США и Советский Союз работали вместе, чтобы дать миру вакцины Солка и Сейбина от этой ужасной болезни.
Второе. Вместе мы должны понять, что акционерного капитализма недостаточно без сильной, решительной и наступательной роли государства, которое своей экономической политикой должно обеспечивать эффективные жилищные, образовательные, культурные и медицинские структуры для гражданского общества, а также справедливое перераспределение богатства.
Третье. Только вместе мы можем построить экономику, уважающую окружающую среду и человека. Сегодня в Европе и в мире делается упор — и в определенной степени справедливо — на экологические и цифровые преобразования, на что выделены огромные суммы как Еврокомиссией и Конгрессом США, так и Россией, Китаем, Индией, Японией и многими странами мира.
Вместе мы должны понять эту простую мысль: ошибочно полагать, что замена нефти фотогальваникой, угля — ветровой энергией, природного газа — биогазом, нефтяного пластика — биоразлагаемым, вернет нас к гармонии с окружающей средой. Это оставляет все как есть, и движение к катастрофе продолжится, просто с меньшей скоростью. Подлинный «Новый зеленый курс» — согласие между человеком и природой. Земля уже давно тяжело больна, в последний раз это случилось, кажется, 250 тысяч лет назад. Но тогда нас, людей, еще не было. Теперь мы есть и можем подготовиться. Если мы не сможем этого сделать, тем хуже для нас: мы составляем всего 0,6% живых существ, и, если мы исчезнем, никто этого не заметит. Но мы знаем, что, объединившись, обязательно сможем решить проблему.
Что касается технологического и цифрового развития, понятно, что в процессе четвертой промышленной революции можно оказать положительное влияние на общество в целом. Цифровые технологии пронизывают все области нашей жизни и заставляют иначе структурировать мышление, способы познания мира и связи с ним. Их можно использовать для контроля над сознанием и для отчуждения человека, но в то же время они позволяют расширять и распространять знания, укреплять социальные связи и участвовать в развитии идей. Мы испытали это в период пандемии.
Сегодня мы движемся к искусственному суперинтеллекту. Зададим вопрос: можно ли его разработать так, чтобы заменить человека не только в работе, в технологиях видеонаблюдения и научных исследованиях, но и человека как такового, то есть как разумное существо, в различных областях?
Ныне основной темой является сложность взаимодействия человеческих существ с этим типом сверхразума и контроля над ним.
Мы все сидим в одной лодке неопределенности, в штормящем море. Мы находимся на той же перенаселенной, обезображенной и больной Земле. Но в то же время мы несемся на этой планете вокруг Солнца и можем наблюдать, как сверкает звезда надежды. Удачного путешествия!
*Председатель совета директоров АО «Банк Интеза», президент ассоциации «Познаём Евразию».
**Турецкий экономист, специалист по экономике развивающихся стран и институциональным реформам, профессор международной политической экономии правительственной школы Джона Ф. Кеннеди при Гарвардском университете.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl