Яна Троянова: “Подчиняться мужчинам – это прекрасно!”
Если вы ей не понравитесь, то тут же узнаете об этом от нее самой. Но если вы вписываетесь в систему координат этой звезды артхауса и сериала «Ольга», то будете поражены степенью откровенности, которой вряд ли дождетесь от другой знаменитости. У нас получился второй вариант.
Замоскворечье, исторические домики, Яна кутается в стильное черное пальто. После студийной фотосессии мы гуляем с белоснежной Эми, вест-хайлендуайт-терьером Трояновой, в районе, где недавно поселились Яна и ее муж, режиссер Василий Сигарев. «Да, я помню, говорила, что не перееду в Москву, – улыбается Яна. – Но тут все сложилось, с квартирой в том числе. Да и в родном Екатеринбурге ничего не держит. Там одни могилы остались. Иногда два дня требуется, чтобы своих обойти…»
Садимся с Яной в уютном кафе. «Ну давай, спрашивай! Пусть на меня люди смотрят и понимают: можно выдержать многое. Не покончить с собой, не спиться с горя... А жить настоящим вопреки всему и быть счастливой».
Psychologies: Яна, вам действительно пришлось пережить многое. Болезненные отношения с мамой, муж-тиран, потеря сына... Как вы со всем этим справились? Обращались ли за помощью к психотерапевтам?
Яна Троянова: Мои психотерапевты – это мои роли и фильмы Василия Сигарева. Наши картины участвуют в Международном психоаналитическом фестивале, где их смотрят и обсуждают психологи. Например, специалисты считают, что «Волчок», про девочку, которая погибает от равнодушия и нелюбви матери, – наглядное пособие по изучению отношений родителей и «ненужных» детей. А фильм «Жить» – о том, как восстановиться после трагедии, после потери самых близких и любимых людей. Он о том, как «дорабатывать» горе. После выхода этой картины, где столько смертей, мне писали люди, которые собирались покончить с собой, но посмотрели фильм и остановились. Остались жить! Но, как ни страшно это звучит, он адресовался мне. Мы закончили работу перед самым Новым годом, и я вдруг почувствовала, что мне срочно нужно в Екатеринбург, к сыну Коле, что этот Новый год мы обязательно должны провести вместе. Билетов достать было невозможно, но Вася каким-то чудом купил. И вот мы все вместе сидим за праздничным столом: я, сын, моя мама, Вася. Празднуем, веселимся. Вдруг Коля мне говорит: «Мама, мне кажется, я скоро умру». – «Я знаю». Этот разговор не был ужасным. Он был прекрасным, спокойным. Мы с Колей за ту ночь новогоднюю все сказали друг другу. Он попросил побольше рассказать о времени, когда он был совсем маленьким. Ему как будто хотелось это запомнить и унести с собой. Я вспоминала самое хорошее, радостное. Хотя было и много плохого…
Коля родился, когда я была ребенком. По большому счету он стал моей живой куклой. Я его кормила, одевала, на этом забота о нем заканчивалась. Только ближе к его подростковому периоду я поняла, что многое упускаю, и мы стали учиться дружить. Матерью я себя почувствовала, когда Коле исполнилось 18. Тогда у меня сложилась семья, которой никогда в моей жизни не было. Вася Сигарев нас с Колей объединил. Мы построили сыну дом – осуществили его мечту, он собирался завести лайку… Мы с Васей подолгу жили у Коли. Покупали вкусную еду, готовили шашлык. Это был самый лучший период в моей жизни. Кайф просыпаться с утра, когда Вася и Коля еще спят, и ловить ощущение счастья. Сидишь с чашкой кофе и думаешь: «Как хорошо!» Лес кругом, сосны, как в детстве.
Когда вы стали чувствовать, что Коля уходит?
Я.Т.: Он умер в 20. За два года до этого я стала видеть сны, в которых его забирал его покойный отец. Меня преследовали мысли, что сына скоро не станет. Ощущение неизбежности не отпускало, и я попыталась прожить отведенное нам с ним время на полную катушку. Когда у Коли появилась девушка, я просила его быстрее жениться и родить мне внука. Я хотела продолжения…
Коли не стало 4 января. Это был его выбор. Я думаю – спонтанное решение, порыв. Если бы в тот момент кто-то позвонил ему и он отвлекся на разговор, все бы прошло… После смерти сына прошло семь лет, я это поняла только недавно – 25 сентября, в день его рождения. Даже у Васи переспросила: «Вася, неужели семь лет?» – «Нет, три года». А потом подсчитал и очень удивился. Мы поняли, что просто не помним первых страшных лет. Я была зомби, рыдала, пила, не осознавала себя и не хотела жить, чувствовала себя так, будто нахожусь одна в темной комнате. Видимо, настолько глубоко ушла в себя. А потом наступило время выбираться. И первые шаги мне помог сделать… сын. Это не мистика, не сон. Я знаю, это была встреча. Сын пришел и строго со мной поговорил: «Перестань. О смерти рано думать. Ты должна жить». А я ведь себя, по сути, уничтожала…