Преодоление трагедии: что такое интергенерационная травма и как она проявляется
Любая часть истории страны, в которой одна часть населения ненавидит или лишает другую жизни, оставляет глубокие шрамы. Эта историческая рана, известная как интергенерационная травма, передается из поколения в поколение, вызывая политические, психологические и социальные проблемы. Эксперты Центра толерантности Еврейского музея рассказывают об этом понятии и о том, как другие страны справлялись с историческими травмами, связанными с государственными преступлениями.
Коммеморативные практики — публичные дела, музеи, открытые обсуждения в семье и за ее пределами — играют важную роль в процессе исцеления от интергенерационной травмы, помогая обществу осмыслить и пережить свое прошлое. Но получается ли об этом говорить? Не поднимает ли обсуждение со дна гарь и пепел, а многолетняя рефлексия не позволяет сосредоточиться на «хорошем настоящем»? И эффективен ли этический императив «никогда снова»?
Что такое интергенерационная травма и как она формируется
Интергенерационная травма — это феномен, при котором психологические и эмоциональные последствия трагических событий переживаются не только теми, кто непосредственно «застал» эти события, но и их потомками. Иногда ее еще называют исторической или трансгенерационной травмой.
В основе интергенерационной травмы — сильная национальная трагедия, которая при этом не всегда может трактоваться государственным дискурсом как трагедия, но все-таки ей остается. Чаще всего это война, геноцид, массовые репрессии или систематическое угнетение. Самые яркие и понятные читателю примеры — сталинский террор в Советском Союзе, Холокост, рабство и расизм в США, жизнь в семье ветеранов крупных войн. Подобные события создают глубокие раны на психике тех, кто их пережил. Даже если человек отрицает свою вовлеченность, у него формируется травма свидетеля, что в долгосрочной перспективе может оказаться еще опаснее.
Процесс передачи травмы через поколения идет несколькими путями.
Семейная динамика
Основной механизм — семейная динамика. Травмированные родители могут непреднамеренно передавать страхи, тревоги и негативные копинг-стратегии детям. Лучше всего в современном отечественном дискурсе эту тему раскрывает книга Татьяны Литвиновой «Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать».
Травмированные родители могут испытывать повышенную тревожность, депрессию, раздражительность, отстраненность. Эти эмоциональные состояния естественным образом проявляются в повседневном взаимодействии с детьми, в семье создается атмосфера постоянного стресса и напряжения. Дети, растущие в таких условиях, с раннего возраста усваивают тревожные и депрессивные модели поведения.
Люди могут использовать различные копинг-стратегии, чтобы справиться с травмой, и некоторые из них могут быть не просто неэффективными, а вредными. Например, избегание, подавление эмоций или чрезмерный контроль над ближайшим окружением.
Так, популярной моделью поведения детей людей, выживших в Холокосте, стала чрезмерно высокая потребность в контроле, гиперопека по отношению к родителям, незрелая зависимость и оборонительная позиция. Яэль Даниэли, соучредительница и директор Group Project for Holocaust Survivors and their Children, назвала эти реакции «репаративными адаптационными последствиями». Идея в том, что дети выживших в значительной степени бессознательно делают все, чтобы попытаться восстановить мир для своих родителей, бабушек и дедушек и самих себя.
Еще один пример исследования, пытавшегося прояснить последствия коллективной травмы, — работа Бренто Беза о влиянии голодомора 1932–1933 годов на три поколения в украинских семьях. Автор через серию глубинных интервью выявил, что дети и внуки в них проявляют повышенный уровень беспокойства и стыда, «запасают» еду, переедают, демонстрируют авторитарные стили воспитания и низкое доверие к жизни в принципе. Многие участники исследования описывали жизнь в терминах «режима выживания».
Эпигенетические механизмы
Второй важный аспект формирования интергенерационной травмы — это эпигенетические изменения. Одно из таких исследований на основе Холокоста провела доктор Рэйчел Йеуда, которая обнаружила, что травмы, перенесенные родителями, могут быть генетически переданы их детям.
Исследователи сосредоточились на FKBP5, гене стресса, связанном с ПТСР, депрессией, расстройствами настроения и тревожными расстройствами. Результаты показали, что ужасы Холокоста повлияли на метилирование FKBP5 — на механизм, который контролирует экспрессию гена.
Ученые считают, что то, как мы реагируем на внешнюю среду, имеет долгосрочные и преобразующие эффекты. И в итоге то, что происходило с нашими родителями, бабушками-дедушками и предыдущими поколениями, формирует «кто мы есть» на фундаментальном молекулярном уровне. А уже он оказывает влияние на наше поведение, сильные и слабые стороны.
Копинг-стратегии при реакции на травму
Яэль Даниэли еще в 1980-х начала исследовать тему и выделять основные копинг-стратегии, используемые людьми, пережившими Холокост. Но применимы они к любой исторической травме.
Жертвы
Люди, использующие эту стратегию, в качестве базовых переживают чувства бессилия и постоянной угрозы. Они помещают себя в позицию вечных жертв обстоятельств, что может передаваться детям в виде повышенной тревожности и ощущения беспомощности перед лицом трудностей любого масштаба. Дети таких родителей часто растут с чувством, что мир небезопасен и враждебен и реагировать на него надо соответственно.
Бойцы
Люди, выбравшие стратегию бойца, активно противостоят трудностям и борются за свои права и благополучие. Хотя это может казаться позитивным подходом, чрезмерная агрессия и недоверие к окружающим могут передаваться детям, формируя у них подозрительность и склонность к конфликтам.