Ландшафт после американских выборов
Что может ждать США в новом политическом цикле
Выборы 2020 года оказались еще более скандальными и накаленными, чем президентская гонка четырехлетней давности. При этом их долгосрочное воздействие на эволюцию американской политической системы, по-видимому, будет еще сильнее, чем пресловутая революция 2016-го. Победа условно центристского кандидата, «стерильное» и не поддавшееся политическим страстям и напору Дональда Трампа голосование коллегии выборщиков позволили говорить об устойчивости американской политической системы и о ее возврате к норме. Однако на самом деле прошедшая кампания и ее результаты скорее говорят об углублении трансформационных процессов и позволяют предположить и некоторые направления дальнейших преобразований.
Пиррова победа
Пятнадцатого декабря коллегия выборщиков проголосовала за кандидатуру Джозефа Байдена, формализовав тем самым результаты прошедших в ноябре национальных выборов. Вопреки ожиданиям наблюдателей и усилиям администрации Трампа сюрпризов не произошло: 306 голосов было отдано кандидату от демократов против 232 за республиканца при минимально необходимых 270 голосах. Ни один из выборщиков не «изменил» своему штату, отдав голос в соответствии с официально зафиксированным, хотя и по-прежнему отвергаемым правящей администрацией волеизъявлением избирателей. Это поставило крест на попытке Дональда Трампа отстоять свое право на второй срок, оспорив результаты выборов (что не исключает продолжения тактической — возможно, продолжительной — борьбы в судах и, конечно, в твиттере). И позволяет подвести некоторые итоги развернувшегося в течение последних месяцев политического представления.
Прежде всего, фактически голосование коллегии выборщиков завершило активную фазу республиканского сопротивления итогам выборов. Ее главным основанием и ресурсом была призрачная конституционная возможность изменения распределения голосов в коллегии выборщиков путем «перевербовывания» части делегатов: американское законодательство формально не запрещает выборщикам менять свое мнение и голосовать отлично от результатов выборов в родном штате. Более того, такая возможность в какой-то мере даже поощрялась созданной отцами-основателями конституционной конструкцией: сама идея института выборщиков заключалась в том, чтобы элиты могли иметь «стоп-кран» в случае «неправильного» голосования широких народных масс. Так как вся политическая традиция новорожденных США была построена на непротивлении тирании (а отнюдь не на эгалитарном принципе всеобщего равенства), такой подход казался разумным — мало ли за какого популиста может проголосовать плохо разбирающаяся в политике и людях «чернь». На деле сколь-либо массовое изменение лояльности выборщиков происходило относительно редко и на итоги выборов президентов значимого эффекта, как правило, не оказывало. Во второй половине XX века сама возможность массового «перехода» выборщиков была и остается скорее гипотетической: в большинстве случаев формирование делегаций предоставляется на усмотрение победившей партии, заинтересованной в поддержке своего кандидата.
Однако эта немыслимая, казалось бы, шутка американской выборной системы неожиданно стала предметом вполне серьезных внутриполитических дискуссий и на выборах 2016 года, и на выборах 2020-го. В 2016 году на фоне непредсказуемой и казавшейся совершенно неуместной тогда победы Дональда Трампа на праймериз Республиканской партии некоторые эксперты всерьез рассуждали о возможности блокирования его кандидатуры на партийном конвенте — собрании функционеров и активистов, представителей партийных ячеек штатов, формально имеющем право принять любое решение. По-видимому, подобные мысли гуляли и в верхушке «великой старой партии», но в конечном счете такое открытое нарушение прямого волеизъявления электората все же оказалось невозможным. Веком ранее, например, отказ республиканского конвента 1912 года утвердить кандидатом популярного Теодора Рузвельта привел к партийному расколу и краткосрочному установлению трехпартийной системы в США.
После победы Трампа и на национальных выборах пошли разговоры о возможности изменения их итогов и на уровне коллегии выборщиков. Гипотетически обстановка тогда была даже более благоприятной, чем сегодня: республиканцы испытывали большие сомнения в своем кандидате, и, казалось, было недалеко до двухпартийного консенсуса в противостоянии президенту-популисту. Однако в 2016 году Демократическая партия решила не идти на оспаривание итогов выборов, прекрасно понимая риски потери легитимности всей избирательной системой. Хиллари Клинтон, как и положено, признала свое поражение уже в ночь после дня голосования, отлаженный конституционный механизм бесстрастно ввел Трампа в Белый дом, каким бы шокирующим ни было это событие.
Зато соображения сохранения легитимности совершенно не останавливали и не останавливают Дональда Трампа. Напротив, он с самого начала демонстрировал деструктивное отношение к сложившимся и пестуемым истеблишментом правилам и нормам американской политической системы (взять хотя бы инаугурационную речь: там, где другие президенты традиционно стремились звучать примирительно и объединяюще, Трамп просто объявил войну «вашингтонскому болоту»). В итоге он не просто отказался поздравить победившего кандидата и признать себя проигравшим, но начал массированную атаку на подрыв доверия избирателей к самому институту выборов, во всяком случае в той форме, в какой они прошли в 2020 году.
По-видимому, стратегия продолжения борьбы даже после поражения просчитывалась и готовилась заранее. Социологические опросы позволяли команде Дональда Трампа заранее предположить высокую степень вероятности проигрыша и разработать соответствующие контрмеры. Главный удар пришелся по ключевой особенности нынешних выборов — голосованию по почте, однако организованная республиканским штабом и самим Трампом информационная кампания была направлена на уничтожение легитимности итогов выборов вообще — с этой точки зрения в ход активно шли и вполне огульные обвинения в «каруселях», голосовании мертвецов и просто фальсификациях.
Российскому читателю эти обвинения должны быть знакомы по памятному 2011 году, когда многочисленные нарушения в ходе парламентских выборов вызвали волну недовольства и даже протестов — правда, при двух принципиальных отличиях. Во-первых, в США жертвой фальсификаций стала не оппозиция, а сам президент, во-вторых, уже сейчас очевиден дефицит внятных доказательств этих фальсификаций. В российском информационном поле, например, многочисленные видеоролики о нарушениях стали важным информационным трендом зимы 2011/12 года, количество материалов и интерес к ним отражали как масштабы возможных фальсификаций, так и большой общественный интерес к ним. В США главным распространителем материалов о нарушениях стал, собственно, сам Трамп, и его обвинения оказались недостаточно подтверждены объективными материалами, которые вызвали бы широкий общественный резонанс и соразмерную протестную активность. Оказалась неудачной и тактика юридического давления: большинство судов первой инстанции отклонили подготовленные республиканскими юристами жалобы.