«Я рокер по натуре!»
Филипп Киркоров в интервью нашему журналу рассказал о самых необычных новогодних подарках, о том, какую из своих песен он ненавидит и как надо выбираться из любых жизненных неприятностей.
Филипп Бедросович, расскажите, какая новогодняя ночь стала самой необычной в вашей жизни?
Наверное, та, которая была в 1990 году, когда мне предложили поехать в Америку и дать бесплатный концерт в ресторане, где пела Любовь Успенская. Это было для меня необычно. Мне было чуть за двадцать, и я был абсолютно домашним ребенком, таким маменькиным сыночком. Но, правда, к тому времени уже спел «Атлантиду», «Ты, ты, ты», «Небо и земля» — то есть был достаточно популярным молодым артистом. Тем не менее Новый год все равно всегда справлял дома. И тут вдруг поступило предложение отправиться в США и спеть в новогоднюю ночь. Мне настолько хотелось посмотреть эту страну, о которой тогда много говорили, и тем более выступить на одной сцене с Любовью Успенской, что я долго мучился, принимая решение, выбирая между домом и этой поездкой. В итоге все-таки решил поехать, о чем очень пожалел. Да, это было забавно, красиво, но мне так не хватало домашнего тепла и было так грустно! Я был абсолютно один. Со мной даже коллектива не было. Вообще никого!
А какие самые запоминающиеся подарки вам дарили на Новый год?
Надо вспомнить… Вот в этом году мне друзья из Америки подарили двух голубей.
Живых?
Ну не мертвых же, деточка!
Может, например, фарфоровых или пластиковых.
Пластиковая у меня сумочка есть в виде голубя — самый модный клатч, с которым Сара Джессика Паркер сейчас снимается в сериале «Секс в большом городе». Он уже у меня в коллекции. Вот клянусь вам, из необычного больше всего запомнились эти два голубя, которых подарили мои друзья.
Нынешний год вообще был плодовит на подарки. Он же у нас юбилейный. Сначала Алле-Виктории исполнилось десять лет. Потом был мой юбилей в Кремлевском дворце. Потом второго июня было девяностолетие моего папы. Потом у Мартина был юбилей — десять лет. И у мамы моей, которой уже нет, тоже в этом году был бы юбилей — восемьдесят пять лет.
А вы сами что необычного дарили другим?
Это долгая история. Я вообще люблю дарить подарки. Но, наверное, самый необычный и дорогой подарок я сделал одной женщине…
Свое сердце?
Ну это, конечно, бесценно, но было еще кое-что: я подарил ей на Новый год «роллсройс» за семьсот тысяч евро. А она его сразу же кому-то перепродала.
Вы обиделись?
На тот момент я уже устал обижаться. На обиженных воду возят.
А деньги — это хороший подарок, как вы считаете?
В наше время — очень хороший. Кстати говоря, в последнее время я прихожу на праздники к знакомым именно с конвертиком. Только в исключительных случаях, если знаю человека очень хорошо и нахожу именно то, что нужно, покупаю подарок. У меня есть друг, Алик Достман, и я подарил его сыну на совершеннолетие очень классное устройство, которое помещаешь в уши, и оно синхронно переводит речь с пятидесяти языков. Например, я смотрю испанский фильм на испанском языке, и у меня сразу в ушах автоматический перевод.
У вас в семье есть новогодние традиции?
Конечно. Мы собираемся обычно в десять вечера, смотрим телевизор, играем в лото. Обязательно на столе есть оливье. Слушаем речь президента, потом начинается «Новогодний огонек», все гуляют, а я смотрю, как же меня отсняли в этом «Огоньке».
Всегда довольны?
Сейчас всегда. А по молодости из-за этого новогодние ночи бывали немножко грустноваты, потому что меня из новогодних концертов все время вырезали. Почему-то до меня не доходило время. Это было в конце восьмидесятых, когда я был очень молодой. И вот представляете, все веселятся вокруг, а я сижу у телевизора и жду себя. Проходит час ночи, два, три. Программа заканчивается, а меня так и не показывают.
А вы не спрашивали потом, почему так?
Не у кого было спрашивать. Да и я всегда стеснялся, мне это было как-то неудобно. Еще статуса никакого не было. Это сейчас просят: «Снимитесь, пожалуйста! Спойте! Делайте, что хотите, только снимитесь!» И столько каналов, что глаза разбегаются. А тогда был один первый канал, и всё. И вот ты сидишь, ждешь концерт в новогоднюю ночь, а тебя не показывают. Просто вырезают твое выступление, потому что ты еще молокосос. Даже несмотря на то, что уже спел хит. Например, не нравишься ты главному редактору или он говорит, что, мол, мне еще рано в таких концертах участвовать. Представляете, как это обидно? Вам-то, наверное, кажется, что я прямо сразу стал звездой.
Если честно, то да.
Спасибо, но реальность по молодости открывала немножко другие грани. Я даже не помню, с какого года началась вот эта безумная популярность. Наверное, где-то с 1993 или 1992-го.
А что произошло? Вы спели какую-то особенную песню? Или просто накопился багаж хитов за предыдущие годы?
У меня тогда уже каждый год выходил хит за хитом. «Я люблю тебя, Марина», «Ты скажи мне, вишня». Багаж был серьезный, да. Но и артистов было не так много. Из молодняка мы были практически только вшестером: я, Женя Белоусов, Вова Пресняков, Дима Маликов, Маша Распутина, Наташа Ветлицкая — вот такое тогда было молодое поколение. Кристина тогда тоже начала делать свои первые звездные шаги. Ну и наши легенды: Пугачева, Леонтьев, Ротару. «Новогодние огоньки» были не такие длинные, как сейчас, но артисты — прям один к одному.
Есть ли в вашем репертуаре песня, которую вы могли бы назвать своим главным хитом?
Я свою главную песню еще не спел. Но у меня есть золотое собрание хитов из пятидесяти пяти штук. По результатам соцопроса, который делался в Центральном округе, на первое место люди ставят песню «Единственная моя», потом «Снег» и «Жестокая любовь». С одной стороны, это, конечно, очень приятно. Но с другой — это все баллады, лирика. Почему-то люди выбирают только лирические хиты. Однажды я выступал на корпоративном концерте, и заказчик выставил лист песен, которые хотел бы услышать. Всё, что он отобрал,— это были медляки! Но я же с балетом, пух и перья, полный состав. А медляки обычно без всех поются. Я попросил объяснить заказчику, что это все, конечно, красиво, но, может, стоит разбавить «Атлантидой» или «Цвет настроения синий, черный», «Вива ля Дива», «Огонь и вода»? «Роза чайная» есть, в конце концов. Мне сказали «нет». Я рискнул, и, вы знаете, эксперимент удался. Потому что люди как вышли танцевать медленные танцы, так все пятьдесят минут моего выступления и протанцевали. И после каждой песни кричали «бис» и «браво». Я был удивлен. Оказывается, люди меня ассоциируют с балладами.