В лучах Славы
Новая надежда русского балета, сорокадвухлетний хореограф и денди Вячеслав Самодуров дебютирует в Большом театре с балетом «Ундина».
«Я не умею спокойно жить, — сказал Вячеслав наутро после премьеры «Ундины», которая прошла в июне и в октябре возвращается в афишу театра. — Для меня балет — экстремальная вещь. Я ищу проблемы на свою голову и успешно их нахожу. Иначе скучно. Мне нужно все время ощущать адреналин. А театр и балет заставляют кровь активно бежать по телу».
Обычно даже опытный дебютант опускает руки при встрече с махиной Большого театра — поэтому хореографы выбирают для первой работы камерные одноактные балеты, желательно уже поставленные для какой-нибудь другой труппы и лишь меняющие место прописки. Уроженец Таллина Вячеслав Самодуров, выросший в гигантском театре — Мариинском, находясь в здравом уме и доброй памяти, пошел другим путем — предложил балет в трех актах «Ундина». Самодуров привык устанавливать такую планку, что кажется, она выше его собственных реальных возможностей. И в работе он так выкладывается и заряжает всех вокруг энергией и энтузиазмом, что путь на главную российскую сцену, который у многих балетмейстеров занимает несколько десятилетий, Вячеслав преодолел за несколько лет. На премьере «Ундины» казалось, будто хореограф нечаянно продырявил скважину, которая хлещет не нефтью, а танцевальными комбинациями. В итоге каждый показ сопровождался долгими овациями и вызовами артистов.
Его путь в постановщики начался, как вспоминает Самодуров, десять лет назад, когда его застал врасплох звонок Алексея Ратманского. Ратманский, в то время худрук балета Большого театра, решил внедрить в России западную практику экспериментальных мастерских и растить себе коллег-соперников. Самодуров тогда был успешным премьером Королевского балета Великобритании и о постановочной карьере не думал, но предложение не упустил. Для своего первого номера «±2» он выбрал Андрея Меркурьева и юную Екатерину Крысанову. Подкупив хореографа необычной пластикой и отвагой несоответствия канонам, она с тех пор выросла в приму, и именно ей Вячеслав сегодня доверил роль Ундины — то ли реального существа, то ли наваждения.
В том наскоро придуманном номере «±2» уже сконцентрировалось все, что сейчас можно назвать стилем Самодурова: безграничная вера в неисчерпанность классического танца, умение придать ему современное звучание без перегибов вроде погружения в эстетику безобразного, выточенная, как математическая формула, строгость несущих конструкций, документальная естественность эмоций. Его часто называют модернистом, а на самом деле он — махровый хранитель традиции. Но не той традиции, которую русский балет пытается законсервировать, слегка подлатав, со времен Петипа, а традиции, знающей перегрузки Форсайта и Макгрегора, пережившей ХХ век. В Самодурове чувствуется просвещенный консерватизм. А главное, вкус человека, выросшего не только на балетных стандартах, но на культуре во всем ее разнообразии.
Балетные стандарты у него, впрочем, безупречные. Из Вагановской академии Вячеслав попал в Мариинку и к двадцати трем годам достиг профессиональной вершины — звания премьера. В «Дон Кихоте» и «Баядерке» никто не мог соперничать с ним в трюках. Он произвел фурор в сложнейшей третьей части баланчинской «Симфонии до мажор», где нужно самому летать на сверхзвуковой скорости и при этом манипулировать балериной, помогая ей делать вид, будто она застревает в воздухе повелением веселых духов. А потом, решив не ждать, когда театру удастся договориться с Форсайтом, Килианом и Матсом Эком, оставил в Петербурге родителям, которые поддерживали его всегда и во всем, кило восторженных рецензий, золотую медаль победителя конкурса Майи Плисецкой и подписал контракт с Национальным балетом Нидерландов — труппой с высоты Мариинского премьерства провинциальной, но в которой работали все те гении, которых невозможно было заманить в Россию. А еще три года спустя ушел премьером в Королевский балет Великобритании: «По моим ощущениям, в Амстердаме