Ты меня не забывай
Мишель Обама покидает Белый дом на пике популярности. Она — совесть нации, ролевая модель, икона стиля, героическая мать и готовый кандидат в президенты США.
Теплым осенним днем в Белом доме стоит тишина. Целый месяц я бывал здесь каждую неделю, иногда дважды в день, разговаривал с сотрудниками офиса первой леди, сопровождал миссис Обаму на мероприятия. Обычно во время этих встреч все было так тщательно срежиссировано, что казалось: сделай ты хоть шаг без разрешения — тут же будешь арестован. В самый первый день я прибыл в Белый дом около десяти утра. Меня попросили «подождать» в приемной, минут через десять провели в холл, там я снова ждал. Новое помещение — и новое ожидание. В конце концов меня провели в Комнату карт — зальчик на первом этаже Белого дома, названный так потому, что в нем во время Второй мировой работал с картами президент Франклин Рузвельт (всемирную известность комната получила после телетрансляции 1998 года: сидя здесь, Билл Клинтон под присягой клялся, что не имел отношений с Моникой Левински. — Прим. «Татлера»). Первая леди желала познакомиться прежде, чем мы отправимся в Говардский университет. Миссис Обама, одетая в платье-футляр Laura Smalls в фиолетово-белую полоску, заключила меня тогда в свое фирменное объятие. «Знаю, что вы проведете с нами какое‑то время, — сказала она и продолжила с серьезным видом. — Нужно провести доскональное расследование».
Сейчас, месяц спустя после той встречи, в Белом доме не происходит ничего. Не проходят пресс-конференции и официальные приемы, не вручаются медали. Это лишь огромный, хорошо обставленный дом с самыми чистыми в Америке окнами, сквозь которые светит низкое осеннее солнце. Вдоль коридоров стоят охранники — и тишина. А значит, я могу побродить и осмотреться. На втором этаже в центральном холле, соединяющем Восточный зал и Парадную столовую, лежит свернутой главная красная ковровая дорожка мира — словно ждет, когда же ее вынесут прочь. В холле я встречаю Анджелу Рейд, первую женщину (и афроамериканку) на посту церемониймейстера Белого дома. Мы предсказуемо скорбим, что уходит эпоха, и идем в Семейную столовую, которую миссис Обама недавно заново декорировала и открыла для посещения: мне захотелось взглянуть на картину Альмы Томас шестидесятых годов — первое произведение чернокожей художницы, которое было выставлено в Белом доме.
Когда я был здесь два года назад, пресс-секретарь миссис Обамы Джоанна Росхолм показывала мне портреты первых леди, вывешенные в холле на первом этаже. Тогда мне — исключительно из‑за стиля — больше всего понравилось изображение Нэнси Рейган. На этот раз я был в одиночестве и решил осмотреть галерею обстоятельно. Джеки Кеннеди написана в мягких пастельных тонах, слегка в расфокусе. Хиллари Клинтон похожа на себя меньше, чем Кейт Маккиннон, пародировавшая ее на шоу Saturday Night Live. Леди Бёрд, супруга Линдона Джонсона, — в желтом шифоне, Пэт Никсон выглядит загнанной в ловушку. Лора и Барбара Буш — обе в мрачных черных нарядах. Зато портрет Элеоноры Рузвельт — радость для глаз. Ее руки заняты десятком дел одновременно: вяжут, держат очки для чтения, а пальцы, удивительное дело, крутят обручальное кольцо, как будто она собирается прямо сейчас снять его и отправиться самолично мыть посуду.
«Я могла бы все восемь лет разводить цветы, и это было бы окей. Сосредоточиться на меблировке комнат, на представительских мероприятиях. У первой леди нет полномочий — ее не избирают».
Эта галерея — напоминание об исключительной роли, которая возложена на первую леди в Америке. За свою работу она не получает зарплаты. Занимает важное место в политической системе, но не имеет никакой власти. Ее аппарат — офис в восточном крыле — это целый штат сотрудников, в распоряжении которых нет бюджета. И даже самой роли первой леди, как расскажет мне позже миссис Обама, тоже нет. Все, что делает каждая конкретная супруга президента, зависит целиком от ее личности, стиля, интересов (или отсутствия таковых). «Я могла бы все восемь лет просто заниматься чем‑нибудь, чем угодно, и это было бы окей, — скажет она. — Я могла сосредоточиться на разведении цветов. На меблировке комнат. На представительских мероприятиях. У первой леди нет полномочий — ее не избирают. И это чудесное ощущение свободы — подарок».
Сама миссис Обама искала себя не спеша. Во время избирательной кампании ее бесконечно спрашивали: «Какой первой леди вы будете?» Она отвечала одно и то же: «Не узнаю, пока ею не стану». Некоторые называли ее сухарем и даже злюкой — этот эпитет выводил миссис Обаму из себя. «Мишель никогда не мечтала стать первой леди, — рассказывает мне в электронном письме президент Обама. — Как и большинству жен политиков, ей эту роль навязали. Но я знал, что она отлично справится и привнесет в работу свои индивидуальные черты. Потому что она всегда такая, какой вы ее видите: яркая, умная, веселая, щедрая женщина, которая по каким‑то причинам согласилась стать моей женой. Я думаю, люди к ней тянутся, так как видят в ней себя — она самоотверженная мать, хороший друг и не боится иногда посмеяться над собой».
После победы Барака Обамы в 2008 году, как только дочери Саша и Малия освоились в новой обстановке, юрист с дипломом Гарварда взялась за дело. Начала с поддержки семей военных и пропаганды здорового питания. «Эти проблемы никто не воспринимал всерьез», — вспоминает миссис Обама. К середине второго срока первая леди уже выдвинула две образовательные инициативы: Reach Higher (ее задача — сделать так, чтобы выпускники американских школ принимали решение продолжать учебу, не важно, в университетах или в профессиональных колледжах) и Let Girls Learn, цель которой — давать образование девочкам-подросткам по всему миру.
А еще миссис Обама стала первой леди массовой культуры. Прекрасно чувствует себя в социальных сетях (спасибо двум дочерям: Саше сейчас пятнадцать, Малии — восемнадцать). Она сыграла саму себя в криминальном сериале «Морская полиция: Спецотдел» и псевдодокументальном «Парки и зоны отдыха». Спела в Carpool Karaoke Джеймса Кордена. Одним словом, очаровала всех и каждого. Одновременно, как‑то между делом, первая леди США превратилась во влиятельнейшую фигуру нашего времени — превосходного оратора, чьи выступления инициируют масштабные общественные дискуссии. Миссис Обама превзошла в этом даже Билла Клинтона и собственного мужа.
При этом она остается одной из самых эффектных женщин в мире, вызывает восхищение и у подростков, и у их бабушек. Чувство стиля хозяйки Белого дома впервые за десятки лет снискало всеобщее одобрение в индустрии моды. В октябре на прощальный ужин в Белом доме первая леди надела платье Atelier Versace цвета розового золота, и интернет погрузился в траур — по счастливым временам, когда мы могли наблюдать безупречные наряды Мишель Обамы. И которые уходят в прошлое.
За восемь лет Белый дом изменился — стал почти домашним. В августе, например, вице‑президент Джо Байден лично провел бракосочетание Джо Маши, координатора поездок первой леди, и Брайана Мостеллера, руководителя секретариата президента. Причем не где‑нибудь, а прямо в своей официальной резиденции, Обсерватории номер один. Маши, который сейчас сопровождает меня в Белом доме, говорит, что познакомился с миссис Обамой, когда Мостеллер еще был его бойфрендом. Тот взял Джо в фитнес-клуб SoulCycle, куда первая леди ходит раз в неделю и занимается вместе со служащими Белого дома. Маши и миссис Обама разговорились. Один из сотрудников, ошеломленный подобной бесцеремонностью, поинтересовался у Джо: «Вы с ней знакомы?!» «Да нет, впервые встретились», — ответил тот. «А почему мне было с ней не заговорить? Надо было сначала сделать реверанс? — смеется сейчас Маши. — Тем, что в Белом доме теперь неформальная атмосфера, мы обязаны именно ей».
Семь лет назад миссис Обама разбила у Белого дома огород. После ее отъезда за ним будет ухаживать Служба национальных парков США, а для покрытия издержек уже собрано $2,5 млн пожертвований.
В Голубом зале, куда я прихожу из портретной галереи, шеф‑повар Кристета Комерфорд (первая женщина и первая азиатка на этом посту) готовит крудите и хумус с овощами, которые были собраны в огороде у Белого дома — его семь лет назад разбила миссис Обама. Через неделю после нашей встречи первая леди даст пресс-конференцию на Южной лужайке и объявит, что за огородом после их с президентом отъезда будет ухаживать Служба национальных парков США и что для покрытия издержек ею уже собрано два с половиной миллиона долларов частных пожертвований (сигнал будущим президентам: «Руки прочь от моей сотки!»).
Сейчас в Голубом зале собираются сотрудники офиса первой леди. С главой аппарата Тиной Чен и директором по коммуникациям Кэролайн Адлер Моралес мы перекусываем и сплетничаем про Брэда и Анжелину, когда в зал входит миссис Обама в черном платье Versace. Она с ходу спрашивает меня: «Я вам еще не надоела?» (Мне хочется ответить: «Никому вы не надоели», но я молчу). Мы садимся в кресла у окон, выходящих на балкон Трумэна, и я шучу, что из‑за всей этой тишины, что царит в Белом доме сейчас, кажется, будто все уже кончено. Кто вообще сейчас президент? «Уже январь? — смеется миссис Обама. — Я что‑то пропустила?»
Днем ранее я беседовал с Валери Джарретт, старшим советником президента и одним из ближайших друзей семьи Обама, в ее кабинете в Западном крыле. Валери шутила, что поседела на своей должности («Я знаю цену каждому седому волосу. Каждому!»), а потом рассказывала, что чувствует в эти последние месяцы президентства Барака Обамы. «Я много плачу, — говорила она. — Малейшего пустяка достаточно, чтобы вывести меня из равновесия». Взять прошлую субботу. На открытии Национального музея афроамериканской истории и культуры Валери совсем расклеилась, слушая речь президента. «В конце он решил добавить кое‑что экспромтом. Сказал, что было бы здорово вернуться в этот музей, когда у Саши и Малии появятся собственные дети, описал, как он пройдет по этим залам, сжимая в ладони крошечную детскую ручку. Я посмотрела на первую леди — она плакала. Денис Макдоноу (глава президентской администрации. — Прим. «Татлера»), который сидел рядом со мной, тоже плакал. Тина Чен плакала. Все плакали. Думаю, каждый из нас понимает: заканчивается целая глава нашей жизни. К счастью, мы еще достаточно молоды, чтобы начать новую главу. Но это время уже не повторится никогда».
«Жить здесь — значит жить в изоляции. Мы остались нормальными благодаря детям».
Я рассказываю об этом разговоре миссис Обаме. Она вздыхает: «Знаете, бывают такие… моменты… Вот сегодня смотрела отсюда, — она указывает на окно, — на Южную лужайку, на памятник Вашингтону. Шел дождь, трава была такая зеленая, все ожило. Так красиво! Я подумала, что буду скучать по временам, когда я просыпалась с видом на все это, когда могла прийти сюда в любой момент. Но с другой стороны, пора. Мне кажется, что наша демократия устроена верно: два срока, восемь лет. Этого достаточно. Потому что, получая такую власть, важно не оторваться от действительности. Жить в Белом доме — значит жить в изоляции. На мой взгляд, мы с Бараком — а характеры у нас твердые — сумели остаться нормальными. Во многом благодаря тому, что дети еще не повзрослели. Я встречаюсь с подругами, езжу к Саше на игры, Барак даже немного тренировал Сашину баскетбольную команду. Но при этом ты не можешь взять и сходить в аптеку, например…»