Виктор Горячев: «Я пришел в фотографию из-за Булата Окуджавы»
На счету фотографа Виктора Горячева огромное количество профессиональных портретов. Среди них — Алексей Баталов, Булат Окуджава, Михаил Козаков, Георгий Данелия, Галина Волчек, Наталья Гундарева, Людмила Гурченко... Многие из его снимков публиковались и в «Караване историй». Мы побеседовали с Виктором и обсудили самые яркие и запоминающиеся встречи с людьми, которые теперь уже считаются легендами...
— Виктор, хотите, расскажу, почему я приняла решение пригласить вас в эту рубрику? Увидела вот этот знаменитый кадр с Баталовым. Вам удалось выразить всю суть Алексея Владимировича в этом кадре, он словно живой встал передо мной. Расскажите, пожалуйста, как этот снимок был сделан?
— Съемка проходила зимой 1996 года, он меня пригласил в легендарную квартиру на Большой Ордынке, 17, где тогда проживал его единоутробный брат Борис Викторович Ардов. Конечно, я много слышал об этой уникальной квартире, где останавливалась в свои приезды в Москву Анна Андреевна Ахматова и собиралось много легендарных личностей. Когда зашел туда, разочаровался, настолько в неубранном виде была квартира. В ней буквально ни одного уголка не было, где можно было бы снимать. Мне удалось сделать несколько кадров Алексея Владимировича в общении с братом, но этого было явно мало. Тогда Баталов предложил: «Я сейчас еду на Преображенское кладбище на могилу своей матери и могу прихватить вас с собой, там поснимаете».
— То самое кладбище, где сейчас находится могила самого Баталова. Именно из-за того, что там покоится его мать, он завещал похоронить себя на Преображенке...
— Да. Когда мы вышли на улицу, быстро пошли к машине, мороз был крепкий! Алексей Владимирович тогда еще сам водил, но делал он это очень осторожно, я бы сказал, даже слишком. Мы посетили могилу его матери, а потом я сделал этот кадр — у дерева, на самом кладбище. На улице было минус 15, но Алексей Владимирович стоически выдержал съемку, оперевшись спиной на большое дерево.
— Знаете, я бы предложила отметить, что Баталов никогда не позировал, он жил в фотокадре так же, как в кино.
— Он был потрясающе органичен в кадре, и в этом смысле мне легко работалось. И то, что я больше всего ценю в отношениях — это партнерство. Он воспринял меня всерьез и вел себя максимально демократично.
— Да, вам практически всех легенд приходилось снимать на вершине их славы. Вот, например, этот кадр с Сергеем Бодровым, когда уже вышел фильм «Брат» и он был невероятно знаменит...
— Эта съемка была сделана в моей студии. Сергей пришел раньше других, за полчаса до съемки, и сидел на диване, надев очки, что-то записывая в своем дневнике. Он был больше похож на молодого ученого, чем на героя криминальной драмы. Обратил внимание на полное несоответствие его ангельской сути с теми образами, которые он создал в фильмах. До того как сделать нашу журнальную съемку, я при участии Алексея Балабанова снял афишу фильма «Брат-2». С Балабановым сложно было работать, он воспринял меня как обслуживающий персонал. Когда он ушел, я выдохнул и начался праздник — общение и работа с Сергеем. Я заметил, что Сергей красиво курит и предложил сделать несколько кадров с сигаретой. Сейчас, к сожалению, такие кадры мы не можем опубликовать в журнале по понятным причинам.
Когда уже съемка заканчивалась, мне захотелось передать его легкий и стремительный характер, я попросил его зашнуровывать в кадре обувь с таким ощущением, что еще мгновение, он вспорхнет и улетит.
— Давайте про Бондарчука поговорим. Он тут молодой совсем.
— Эту историю можно начать даже не с Федора, а с его отца. Я тогда еще не был профессиональным фотографом, работая вне штата для разных журнальных изданий. И когда я в газете увидел, что снимается «Тихий Дон» в Подмосковье, насколько я помню, в Одинцовском районе, сразу записался в массовку. Мне очень хотелось снять Бондарчука. В этот день было очень холодно. Когда Сергей Федорович вышел из вагончика, я стремительно подбежал к нему. Он как-то спокойно отнесся к съемке, сказав: «Снимайте, только я не очень хорошо выгляжу, я старый». Меня это очень тронуло.
— Фотография сохранилась?
— В том-то и дело, что нет. У меня тогда был фотоаппарат «Зенит», а любая техника имеет свойство замерзать на улице и давать совершенно другие, более длинные выдержки. И когда я проявил эту слайдовую пленку, очень расстроился — кадры были сильно пересвечены. Я был хорошо знаком с начальником фотослужбы «Огонька» Геннадием Викторовичем Копосовым, который сделал самый известный свой кадр при температуре минус 55 градусов. Он тогда сказал мне: «Тебя только одно могло спасти, ты должен был прятать свою камеру в тепло». Вот после этого я все свои камеры, в том числе и в съемке с Баталовым, зимой держал под верхней одеждой.
А в следующем, 1993 году, работая в павильоне «Мосфильма» у Андриса Лиепы, в перерыве забрел в соседний павильон, где Федор Бондарчук снимал свой дебютный музыкальный фильм «Люблю» с Людмилой Гурченко. Было интересно наблюдать, как она тщательно выставляла на себя свет. Недавно я узнал, что именно так проводила свои фотосессии Марлен Дитрих, используя вертикальную схему света с задней мягкой подсветкой. Я подошел к Людмиле Марковне и попросил разрешения сделать кадр, и она выделила пять минут своего драгоценного времени.
— Вот такой свет Людмилу Марковну устраивал! Никаких морщин не видно. Это не фотография, а картина!
— Да. А с Федором мы уже более тесно познакомились, когда я пришел делать серию фотографий для одного издания. Снимали на «Мосфильме». Вдруг ему позвонили, Федор попросил подождать полчаса, а пропал на шесть часов. Я остался ждать, заметив, что он уехал налегке. Когда Федор вернулся, он оценил мое долготерпение, сказав, что теперь весь в моем распоряжении. Мне давно не давала покоя мысль снять портрет широкоугольным объективом, как снимал портретуру мой любимый Жанлу Сьефф. Я присмотрел открытый павильон в первом корпусе и снял Федора Сергеевича, сидевшего на корточках на фоне каких-то деревянных конструкций, получив столь необходимую мне динамику изображения.
— Иногда ты думаешь, что идея соответствует личности, а иногда нет. Но все-таки, мне кажется, ваша сильная сторона — передавать сущность человека с одного кадра. Посмотрите, какие на этом фото глаза у Натальи Гундаревой. Это же прям она-она!
— Обратил внимание, что она с большим трудом допускает до себя новых людей. На первой съемке мне и визажисту Ире Журавлевой, с которой я работаю уже почти четверть века, было непросто. Больше двух часов Ира наносила макияж, постоянно общаясь с Наташей, и в какой-то момент она нащупала контакт и в кадр Гундарева вошла легко, в отличном настроении. Наташа сама фонтанировала идеями, сначала сделали серию живых фотографий в мужской шляпе, которую она забавно обыграла, затем она придумала купеческий образ в черной шубе и меховой шапке с повязанным поверху платком — получилось очень стильно. Затем был императорский образ в изысканном золотом платье и под конец сняли в домашнем элегантном платье, сидя на полу у дивана, получилось живо и весело. После этого мы несколько раз с Наташей работали, помню, она просила называть ее демократично, по имени.
— Она что-то рассказывала о себе?
— Да, был интересный разговор. Я в какой-то момент ей пожаловался, что не умею грамотно себя «продавать». Она говорит: «Хочешь, расскажу свою схему? Когда ты договариваешься с заказчиком, категорически не называй свою цену, жди максимально до последнего, чтобы заказчик сам ее сформулировал. А как только он назовет цену, умножаешь ее на три и затем начинай снижение». Я постоянно пользовался ее советом, но никогда не решался умножить гонорар на три.
— А этот кадр, похоже, снят тоже у нее дома?
— Да, но это была уже совсем другая, четвертая съемка для биографической книги о ней. Мне очень хотелось показать тот внутренний свет, который исходил от нее, и те восхищение и нежность, которые я испытывал по отношению к Наташе.