Золотая коллекция / Чулпан Хаматова
Время Ч
Для Чулпан Хаматовой нет ничего невозможного. Я помню, например, как чувственно и страстно она читала в Концертном зале имени Чайковского сказку «Щелкунчик» в сопровождении Большого симфонического оркестра, и я бы ничуть не удивился, если бы она начала в такт музыке профессионально петь или танцевать.
– Чулпан, мы находимся сейчас в новом пространстве театра «Современник» – во «Дворце на Яузе». В здании на Чистых прудах идет ремонт. Ты уже привыкла к новой среде обитания?
– Для меня пока все это абсолютно непонятно, но я усилием воли стараюсь новое место полюбить, как-то пройти этот путь с минимальными потерями в актерской игре. Получается пока не очень, но я стараюсь. Я дала себе установку прекратить хандрить, ныть, а полюбить это место, постараться надышать его и насытить более или менее достойным качеством работы.
– Мне всегда казалось, что ты мобильный и быстрый человек, который оптимизирует любые процессы.
– Нет-нет. Так психологически устроено мое нутро. Если говорить о работе, может быть, сказывается театральная школа. Ты долго примеряешься на репетициях, и это транслируется на твои чувства, а потом подсознательно пролезает в мозг. А как только я понимаю, что готова к работе, тут-то все и заканчивается.
– Но, как говорится, зрителю важен результат. А ты по натуре конфликтная? Бывают ситуации, когда тебя надо бояться окружающим?
– Я считаю, что я неконфликтный человек, но, возможно, сильно в этом заблуждаюсь. Недавно я снималась в фильме «Таинственная страсть» по роману Василия Аксенова, играла прототип Беллы Ахмадулиной, а прототип Андрея Вознесенского играл молодой артист театра «Современник» Женя Павлов, прекрасный актер. И как-то Женя говорит: «Вас все боятся в театре». Я очень удивилась. Видимо, та Чулпан, которую я вижу в своем воображении, не всегда совпадает с лекалом в действительности. Наверное, я себя как-то неправильно веду.
– В чем это проявляется?
– Видимо, моя категоричность, принципиальность, желание какого-то качества и, наверное, тональность моих высказываний оставляют желать лучшего. Я буду за собой следить, постараюсь больше этого не делать. Хотя я не могу жить в ссоре с кем-то, начинаю просто умирать. Мне обязательно нужно разрешить ситуацию либо разойтись навеки, и пусть каждый идет своим путем. Это будет намного лучше для всех. (Раздается телефонный звонок. Чулпан разговаривает со старшей дочерью.)
– Скажи, ты бываешь в школе, где учатся твои дети?
– Редко. Однажды была на открытом уроке и поняла, что детям надо памятник поставить.
– За какие заслуги?
– Мы в школе не проходили того, что они сейчас изучают. У них был открытый урок русского языка, и я поняла, что никогда не то что не закончила бы школу, я бы даже восемь классов не смогла отучиться в такой школе! Это было очень жестко, и это был только один предмет – русский язык. Бедные дети! Я поняла, что ничего им больше не буду говорить про плохие оценки, а буду просто радоваться, что они еще не сошли с ума в такой тяжелой школе.
– Дочери в маму, тоже гуманитарии?
– У них еще нет четкого понимания, кто они, и это нормально. Арина, старшая, ходит в музыкальную школу, и ее учитель в нее верит, что для меня ценно. Но она любит и математику тоже.
– Арина еще играет в спектаклях «Современника». Ты сама ее вывела на сцену?
– Нет, конечно. Неужели ты думаешь, что я бы это сделала? Я была в ужасе: «Зачем тебе это надо, школа пострадает, все пострадает, ты отдыхать не будешь». А она: «Нет. Я хочу играть в спектакле «Золушка». И теперь играет пажа, даже специально подстриглась под мальчика.
– Как все серьезно. А какие наклонности у средней дочери, Аси?
– С Асей все сложнее, потому что там такой интересный внутренний мир, и потому ей чрезвычайно сложно в школе. Ася плохо уживается в социуме, потому что у нее образное, специфическое мышление, оно какое-то вспышечно-яркое. Она слышит начало фразы и по началу фразы уже создает какие-то миры, которые не соответствуют окончанию фразы собеседника. А насчет интересов... Ася занимается теннисом.
– Ну и наконец младшая, Ия. У нее уже есть пристрастия?
– Ия ходит на хореографию.
– Отлично, все дети при деле. А какая из дочерей больше всего унаследовала твои черты?
– Лучшими качествами все в меня. Я шучу. Это так интересно – видеть в дочерях те качества, которые я в себе никогда не вычленяла, но их замечают другие.
– Например?
– Упрямство. Мама иногда говорит: «Ну это же вылитая ты!» А мне казалось, что я была шелковой. Сейчас выясняется, что нет. Меня родители умоляли не поступать в театральный институт. Весь клан моей семьи работал над тем, чтобы я не поступала. Советская семья, определенное воспитание и четкие перспективы для человека, который поступил в финансовую академию. И вот так бросить академию и пойти в театральное среднее профессиональное училище, в ПТУ , куда поступают обычно после девятого класса, да еще учиться на артистку, – родители мой поступок осудили категорически.
– Все эти страсти разгорались в Казани?
– Да. Но я была абсолютно уверена, что это правильное решение. Я знала, что этого очень хочу.
– А почему ты не проявила волю раньше? Зачем пошла в финансовую академию?
– Все произошло автоматически. Я училась в математическом классе, и наши выпускные оценки позволяли без экзаменов поступить в любой вуз. У меня была пятерка по высшей математике и похвальные грамоты, и я пошла учиться в академию на аудитора – тогда это был самый модный факультет в Казани. А потом я поняла, что если не попробую стать актрисой, то этого никогда себе не прощу. Если бы мне в театральном училище сразу сказали нет, то, возможно, второй попытки уже бы не было.
– Скажи, а математический склад ума у тебя сохранился?
– Я сейчас смотрю на те задачи, которые решают в школе Арина и Ася, и понимаю, что я бы уже так не смогла.
