Хуже, чем преступление
Французский герцог Энгиенский провёл в заключении меньше недели, но его расстрел долго припоминали Наполеону. Именно это трагическое событие породило известную фразу «Это хуже, чем преступление, это ошибка».
Виюле 1805 года в салоне Анны Павловны Шерер среди прочих тем говорили и о казни герцога Энгиенского, хотя с тех пор прошло больше года. Этот вопрос продолжал волновать не только утончённых гостей салона в «Войне и мире», но и всю аристократическую Европу в мире реальном. И спор никак не кончался. «После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нём героя», — говорил толстовский виконт де Мортемар о Наполеоне. «Казнь герцога Энгиенского была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке», — отвечал ему Пьер Безухов, спровоцировав небывалый скандал в доме фрейлины императрицы.
Молодой офицер
Герцогу Энгиенскому было 16 лет, когда пала Бастилия. Через несколько дней он покинул Францию вместе с дедом, принцем Конде, и отцом, носившим титул герцога де Бурбона. Аристократам тогда ещё не рубили головы на революционном конвейере гильотины, король ещё жил в Версале, но дом Конде опасался будущих репрессий — и, как стало ясно позже, не зря. Через три года, в 1792 году, когда юный герцог Энгиенский сражался против революционных войск при Вальми, Людовика XVI бросили в камеру в Тампле. А в декабре того же года дядя молодого офицера, бывший принц крови Филипп Орлеанский, а теперь гражданин Филипп Эгалите, голосовал в Конвенте за казнь короля.
Аристократы, оказавшиеся в эмиграции, боролись с революцией кто как мог. Одни плели интриги при дворах иностранных монархов. Другие помогали повстанцам Вандеи и Бретани. Третьи сражались в армии, где офицеров было больше, чем рядовых. Принц Конде создал самую грозную военную силу, которую так и называли — «Армия Конде». В ней и служил его внук. Он храбро сражался, его хвалили и солдаты, и офицеры, в 1794 году герцог получил награду за храбрость из рук графа Прованского — брата казнённого короля и будущего Людовика XVIII.
Для того чтобы запустить цепь трагических событий, в то время нужно было не так уж и много. В июле 1792 года командующий союзной австро-прусской армией герцог Брауншвейгский выпустил печально известный манифест, в котором грозил французскому народу карой, Парижу — погибелью и разорением, если хоть кто-то словом или делом посмеет причинить обиду Людовику XVI. Во Франции этот документ небезосновательно восприняли как оскорбительный ультиматум. В августе Национальная гвардия и санкюлоты из парижских предместий штурмовали дворец Тюильри, в сентябре арестованных дворян вытаскивали из тюремных камер и убивали прямо на улице. А потом союзная армия ещё и потерпела поражение при Вальми. За этим последовала казнь короля, а потом якобинский террор. Позже герцог Брауншвейгский говорил, что лучше бы никогда не подписывал этот манифест (по одной из версий, автором текста был не сам герцог, а принц Конде).
Надежды на реставрацию слабели. За террором пришёл Термидор, за Термидором — 18 брюмера и Наполеон. Потоки крови перестали литься, страна восстанавливалась, становилась крепче. Не говоря уж об армии, — союзники не могли победить и революционных оборванцев, при Бонапарте же французы превратились в по-настоящему грозную силу. Наполеон не был якобинцем, он не голосовал за казнь короля, не надевал головы аристократов на пики — то есть был в целом приемлемой фигурой и для европейских императоров, и для некоторых эмигрантов. «Я больше не верю в контрреволюцию; я с грустью понимаю, что военная служба в армии Конде — всего лишь потеря времени для меня», — писал герцог Энгиенский. В 1801 году Французская республика и Австрия подписали Люневильский мир, положивший конец попыткам эмигрантов восстановить старый порядок. Принц Конде уехал в Англию вместе с сыном. Внук остался на континенте.