Бесценный груз
Жена и соавтор главного русского концептуалиста Ильи Кабакова Эмилия привезла в Третьяковскую галерею их совместную ретроспективу и поговорила с нами о роли женщины в искусстве.
Жизнь художника и человека, его мечты, страхи, попытки бегства от реальности и, конечно, размышления о том, а что останется после меня, возьмут ли меня в будущее? Наверное, это и есть основная тема выставки «В будущее возьмут не всех», которая проходит при поддержке Vogue. До Третьяковской галереи ее показывали в Тейт Модерн и Эрмитаже. И везде она проходила по-разному. В Лондоне кто-то плакал, выходя из «Лабиринта. Альбом моей матери», где рядом с фотографиями дяди Ильи, который снимал сентиментально-счастливую, провинциальную советскую жизнь, идет феноменально трагичный рассказ мамы Ильи о себе. Сколько женщин России могут ассоциировать себя с ее судьбой: революция, голод, война, одиночество… И что интересно: она никого не обвиняет, ни на что не жалуется, просто констатирует факты. Жизнь ее отдана одной цели: таланту сына. И она жертвует ею для того, чтобы у него была возможность стать тем, к чему у него есть призвание.
На выходе из Тейт молодежь чуть ли не до драки спорила, что лучше — коммунизм или капитализм. В Петербурге тоже было очень эмоционально, а главное — работы находились в родном для них контексте, поэтому воспринимались более персонально. И люди подолгу стояли, читали. В Москве выставка самая большая: мы показываем больше старых картин и еще одну инсталляцию «Пустой музей». В последней комнате — ангелы. Причем это необязательно невидимые, небесные существа. Люди, у которых есть эмпатия, внутреннее желание помочь, — это идеальный пример человеческого существования.
Голова в облаках
Нам с Ильей очень повезло в этой жизни. Мы вместе. Мы понимаем, любим и очень уважаем друг друга. Для меня человек достоин уважения не потому, что у него есть звание президента, титул королевы или много денег. Илья говорит, что я не уважаю никого, но на самом деле только пообщавшись с человеком лично можно понять, как к нему относиться.
Про Илью я уже лет в четырнадцать (Кабаков — дальний родственник Эмилии по маме. — Прим. ред.) поняла, что это не тот человек, с которым можно обсуждать цены на картошку и колбасу. Реальная жизнь для него мучительна и непереносима. И мне это было очень близко: с двенадцати лет мне пришлось самой за себя отвечать. Родителей арестовали в 1957‑м, мы с сестрой переехали к бабушке с дедушкой. И если до этого я была трудным ребенком, у которого обо всем было свое мнение, который делал все наперекор, то тут я поняла, что больше бегать за мной и просить съесть кашу некому. Потом ребенок, эмиграция. В общем, позволить себе витать в облаках я не могла, но научилась сочетать мечты и реальность.
Умение мечтать, видимо, дается с рождения. Я сейчас смотрю на свою трехлетнюю младшую внучку и вижу, что она непрерывно пребывает в мире фантазии: либо рисует, либо истории сама себе рассказывает. Это и есть попытка убежать, отодвинуть от себя реальность, которая по той или иной причине тебя пугает. Илья «уходил» в мир рисования, бежал в мир искусства, я пыталась спрятаться в мире музыки и книг и, по-моему, до сих пор продолжаю это делать.