Старшенбаум
Главная девчонка по соседству и архетипичная дрим-герл российского кино Ирина Старшенбаум вошла в свою фам фаталь и секси-эру. И раздает эрос с танатосом на максималках во втором сезоне тру-крайм-гиньоля «Фишер. Затмение» — продолжении беспощадного макабрического нуара о банальности (и реальности) зла. Следствие ведут Ирина Старшенбаум и Иван Янковский. В [уголовном] деле — новый маньяк. Пальмы — в снегу. И всё по-линчевски не то, чем кажется (ждем на Wink в мае!).
Спойлер: внутренний мейковер не обошелся без петербургского декаданса — коренная москвичка Старшенбаум переезжает в Петербург. При чем тут режиссер Балабанов и шеф Блинов, у Иры узнал ее (и наш!) друг — фотограф и дизайнер Антон Рудзат.
И да, провозглашаем балерину-капучино нашего сердца Ирину Старшенбаум амбассадором фэшн-вайба power curve (с опорой на корпус Alaïa: маскулинные силуэты — аут, ультрафеминные — ин!). Виртуозно носит ремни Trussardi в роли стейтмент-бра, отстаивает личное пространство в объемных пальто-одеялах Agreeg и бохо-шароварах Say No More, на наших глазах преображает квантовую фэшн-реальность в плащах-трансформерах Arligent и лихо раздает дикий анималистичный шик в леопардовой баске Phatémm — ну секс!
Почему секс — во всем, зачем нужен координатор интимных сцен и как целоваться по команде Тодоровского
Антон: Видел твой фотосет для кавера Собака.ru — и захотелось поговорить с тобой, Ира, о сексуальности и сексе.
Ира: Так сразу? (Смеется.)
Антон: Ну правда. Есть ощущение, что ты, как говорят зумеры, находишься в своей секси-эре. Как будто перешла от образов girl next door к ролям femme fatale.
Ира: Не факт! Хотя вот в Театре Наций я сейчас точно роковая дама — играю Одинцову в «Отцах и детях»: режиссер Семен Серзин перенес тургеневский конфликт во времена перестройки. А вот в кино все не так фамфатально! Например, в мае выйдет комедийный роуд-муви «Туда» Ивана Петухова со мной и Петром Федоровым, и там я очень ранимая, инфантильная девушка — актриса, которая настолько не хочет встречаться с собой, что придумала себе сотню образов, перетекая из одной выдуманной роли в другую.
Антон: Но ты ощущаешь свою сексуальность?
Ира: У меня сейчас эра после 30, где я ощущаю свой аппликатор Кузнецова. (Смеется.)
Антон: (Смеется.) Это супер!
Ира: Но если без шуток, для меня сексуальность — это про принятие себя, своего тела, забота о себе. Осознание сексуальности — не константа, которая с тобой всегда, а ежедневный путь к тому, чтобы перестать себя ругать, критиковать и, наоборот, начать хвалить даже за какие-то мелочи. Когда ты в контакте со своей подлинной сексуальностью, ты не всегда роковая соблазнительница, сражающая всех одним взглядом, а женщина, которая просто любит жизнь. Потому что сделать себе хороший кофе с утра…
Антон: …это тоже секс!
Ира: Точно! И читать классную книгу — тоже секс!
Антон: Посоветуй, пожалуйста, хороший секс на вечер!
Ира: Книга музыкального продюсера Рика Рубина The Creative Act. A Way of Being («Творчество как способ существования», афористичный мануал, как быть художником в широком смысле. — Прим. ред.) — это топ. Или вот «Пробуждение внутреннего героя. 12 архетипов» Кэрол Пирсон! Секс — это про то, чтобы выбирать только то, что ты хочешь. Даже про то, чтобы поставить ромашки или ветки деревьев в красивую керамическую вазу, которую ты слепила сама! Для меня это все про жизнь.
Антон: Ты сейчас как Чарльз Буковски, только он говорил, что ответ на все — это не секс, а стиль.
Ира: В каком-то смысле это как тантра — когда ты настолько хочешь предлагаемое миром, что как будто занимаешься сексом со всем. Это, конечно, если что, метафорически! Но мне хочется сохранять этот энергообмен во всем — уметь отдавать и принимать. А иногда и брать. Я получаю невероятное удовольствие, отдавая. И не меньше кайфую от всего, что предлагает мне жизнь.
Антон: А в актерстве такая схема работает?
Ира: Да! В творчестве, как и в общении между людьми, тоже очень много сексуальной энергии. Если она есть, то все получилось. Значит, всё в свободном полете, где нет страхов и зажимов. У меня так было, например, в Петербурге на съемках «Лета» Кирилла Серебренникова (вольная фантазия-байопик о Ленинградском рок-клубе, Викторе Цое, Майке Науменко, Андрее Панове и других, Ирина сыграла в нем Наталью Науменко. — Прим. ред.). Чистая поэзия и чувственность на экране. А черно-белая эстетика, как в итальянском неореализме, все это только подчеркивает. И вообще, мне кажется, феномен «Гоголь-Центра» как раз про внутреннюю свободу, молодость, драйв. Когда не важно, сколько тебе лет, но ты кайфуешь от того, что делаешь.
Антон: А есть ли в нашем кино секс? И умеют ли его снимать? Как, скажем, любимый тобою и мною Бертолуччи.
Ира: Да, в «Ускользающей красоте» ничего не происходит, но ты весь фильм умираешь от того, как это сексуально! Знаешь, я не раздеваюсь в кино, и мне важно, чтобы секс был только там, где это сценарно оправданно. А красиво его можно снять и в одежде. Пойми правильно: гениальному режиссеру я бы с радостью доверилась, если бы осознавала, зачем нужно обнажение. И мы бы сделали в этом смысле что-то концептуально классное и смелое. А когда просто говорят: «Будет украшением фильма» — такое сразу нет. Мне непонятно, что мы хотим показать. Просто красивые тела?
Антон: Если бы Ларс фон Триер снимал третью часть «Нимфоманки», согласилась бы поучаствовать?
Ира: В третьей — нет, там уже все сказано. Пусть уж лучше что-то новенькое тогда. (Смеется.)
Антон: Секс на экране и в жизни — две большие разницы. Как думаешь, почему?
Ира: Потому что нет ничего более несексуального, чем сцена секса перед камерой. И под напряженными взглядами съемочной группы на киноплощадке! И ты, Антоша, как человек, с которым у нас была полуинтимная сцена в сериале «Надвое» Валерия Тодоровского, как никто это знаешь! Расслабиться и получить удовольствие просто невозможно! (Смеется.)
Антон: Ты профи — все выглядело максимально естественно! У нас ведь даже поцелуя не было — скорее дружеский жест.
Ира: Ну как это не было! Валерий Петрович сказал: «У тебя такая сцена — будешь целоваться с каким-нибудь парнем из массовки». И я попросила, чтобы я сама выбрала актера, судорожно думая, кто бы это мог быть. В голову сразу пришло: «Антон!» И вот я уже пишу тебе: «Мне нужна твоя очень странная помощь».
Антон: Спасибо тебе! Дебютировать в кино поцелуем с Ирой Старшенбаум в кадре у замечательного режиссера — мечта! (Смеется.) Так, а если играют профессиональные актеры, как решается вопрос с разделением чувств и работы?
Ира: Ты слышал про intimacy coach?
Антон: Воу! Как это?
Ира: Это координатор интимных сцен. В этом плане было здорово сниматься у Майкла Уинтерботтома — с нами как раз работала intimacy coach (у обладателя «Золотого медведя» «Берлинале» за «В этом мире» Ира сыграла главную героиню в «Шошане» — драме о нахождении Палестины под британским контролем, премьера состоялась на фестивале в Торонто в 2023-м. — Прим. ред.). Сперва у нас были с координатором встречи по зуму: мы обсудили, что и как будем делать. Результат переговоров intimacy coach зафиксировала в специальном соглашении, которое подписали все стороны: я, мой партнер Дуглас Бут, режиссер, продюсеры. Всё для того, чтобы никто не чувствовал себя дискомфортно. Просто поверь: когда ты полуголая или изображаешь секс в кадре, то находишься в очень уязвимом положении. Когда мы закончили снимать интимную сцену, к нам подошла координатор, и мы с Дугласом Бутом сделали вместе с ней практику с дыханием, чтобы растождествиться энергетически со своими персонажами. И мы еще раз проговорили, что никакого неуместного влечения друг к другу не испытываем.
Антон: Как реагировал режиссер «Круглосуточных тусовщиков» Уинтерботтом?
Ира: Майклу Уинтерботтому 64 года, и он из другого поколения, которое привыкло все делать по хардкору. Но он на всё это пошел без вопросов. Только и сказал: Oh! Intimacy coach! Okay, let`s try!
Антон: То есть все сложилось?
Ира: Мы даже зафиксировали, что войдет в финальный монтаж! Например, «только кусочки Ирининой спины». В нашем кино, бывает, используют какие-то отснятые материалы без предупреждения — увы, со мной так бывало.
Антон: Ну это гадко, да.
Ира: И это притом, что я всегда и всё проговариваю. Мне кажется, это нормально и сегодня должно быть очевидно, как дважды два, — договоренности затем, чтобы их соблюдать. Но иногда на твою уязвимость просто забивают: «Это ж актеры — смонтируем, нормально будет».