Отчаянный газовый покер
На рынке СПГ есть только два игрока, которые имеют достаточные амбиции и возможности значительного увеличения предложения: США и Россия. Американские санкции против нашей СПГ-отрасли — это попытка выдавить неэкономическими методами ключевого конкурента. Ситуацию осложняет неопределенность спроса на газ в зонах его потребления, следующих в русле климатического императива декарбонизации.
Добрый день, дамы и господа! Это первый подкаст журнала «Монокль», он продолжит славную традицию подкастов журнала «Эксперт», которые мы делали, работая там. И с вами в студии Александр Ивантер, заместитель главного редактора, Алексей Михайлович Белогорьев, директор по исследованиям Института энергетики и финансов, и я, Татьяна Гурова, главный редактор журнала «Монокль».
Сегодня мы будем обсуждать, может быть, несколько неожиданную для предновогодних дней тему — развитие рынка сжиженного природного газа. Откуда взялась такая идея? СПГ — это рынок, который очень широко обсуждается, занимает очень большую долю мировой энергетики. Но для человека, живущего в России, даже того, кто занимается экономикой, все равно в этом есть какая-то неожиданность, потому что мы привыкли, что газ — это то, что передается по трубам. И каким образом существует гигантский рынок, вызывающий серьезные флуктуации в мировой экономике,
Ивантер
который называется «сжиженный природный газ», не вполне понятно. Поэтому хотелось бы обсудить как историю развития рынка СПГ, который дошел до такой влиятельности, так и текущую ситуацию: перегрев, не перегрев, откуда берутся большие инвестиции, будут ли они окупаться.
Мой первый вопрос — исторический. Насколько я понимаю, первая установка по производству сжиженного природного газа появилась в 1912 году. И тогда этот рынок не стал развиваться именно потому, что появилась технология трубопроводной доставки газа.
Алексей Белогорьев: Давайте начнем с самого начала. Сжиженный газ — это обычный природный газ, состоящий прежде всего из метана, который охлаждается при экстремально низкой температуре — минус 162 градуса Цельсия, благодаря чему его объем уменьшается примерно в 600 раз. И это, собственно, то, ради чего все делается. Потому что благодаря этому его можно транспортировать на значительные расстояния. У СПГ есть два основных преимущества по отношению к трубопроводному газу. Первое: вы можете загрузить газ в любой точке А на побережье Мирового океана и доставить его в точку B, расположенную на другом конце планеты, если это тоже побережье. Это резко расширяет число возможных поставщиков и потребителей.
Например, возьмем Тринидад и Тобаго. Небольшое островное государство в Карибском море, у него мизерный собственный рынок и возможность поставки по трубопроводу потенциально только в Венесуэлу, где этот газ не нужен. А благодаря тому, что там был построен завод по производству СПГ, Тринидад и Тобаго сегодня один из значимых поставщиков и для Азии, и для Европы. И таких примеров много. Сейчас активно развиваются проекты СПГ в Африке. В прошлом году начались первые отгрузки в Мозамбике. В этом году в Конго будет введен завод. В ближайшие несколько лет еще несколько африканских стран присоединятся к пулу поставщиков.
Второе — это гибкость, потому что если вы транспортируете газ по трубопроводу, то на десятилетия связываете месторождение или группу месторождений с конечным центром потребления. А партию СПГ можно перенаправить даже уже в пути. Она идет где-то, прошла середину маршрута, и трейдер решил из каких-то соображений ее направить в совершенно другой регион мира. В прошлом году таких случаев было много.
Татьяна Гурова: То есть СПГ — это мобильно транспортируемое топливо с высокой энергетической отдачей?
А. Б.: По теплотворной способности это обычный газ. Почему эта технология доставки газа потребителю долгое время не была востребована? Во-первых, сам рынок газа был маленький вплоть до 1970-х — 1980-х годов. На самом деле рынок газа, как мы его знаем сейчас, — это следствие нефтяного шока 1973 года, когда появилась необходимость резко снизить потребление нефтепродуктов, в том числе в электрогенерации.
Т. Г.: И как раз началось вовлечение газа?
А. Б.: Да, в том числе за счет газа, атомной энергетики, возобновляемая энергетика тоже тогда начала развиваться. Первые крупнотоннажные поставки СПГ были из Алжира в Великобританию в 1965 году, а потом уже из Аляски в Японию и в целом в Азию. А потом подключились Бруней, Малайзия, Индонезия, ряд ближневосточных стран. СПГ был нужен и до сих пор он нужен там, где невозможно либо экономически нецелесообразно создание крупных газопроводов.
На самом деле развитая трубопроводная газотранспортная инфраструктура — это только Северная Америка и Евразия, включая Европу, Россию, Китай, Центральную Азию. В какой-то мере она начинает развиваться на Ближнем Востоке, прежде всего это Иран, но намного меньше. Все остальные регионы, которые лежат к югу от этих зон, лишены возможности трубопроводной доставки. Там есть крупные газопроводы, но их мало. И они очень фрагментированы. В Южную Азию до сих пор нет ни одного крупного газопровода. Было много идей тянуть его из Туркменистана, из Ирана, через Пакистан, но до сих пор ничего не построено и перспектива очень туманна, а в Индии потребление СПГ растет и ставка делается именно на него.
То же самое в Латинской Америке, в Африке, правда, в Африке пока нет потребления СПГ, строго говоря. Это будущий Клондайк.
Т. Г.: А почему будущий Клондайк?
А. Б.: Потому что в целом потенциал роста спроса на энергию, особенно в электроэнергетике, в африканских странах, в том числе в странах южнее Сахары, весьма велик, как и в целом потенциал экономического роста. И кроме того, центры потребления потенциальные сосредоточены как раз вдоль побережья, особенно в Западной Африке.
А в целом рынок СПГ по-прежнему сконцентрирован в трех регионах. Это Северо-Восточная Азия, Европа и Южная Азия — Индия, Пакистан, Бангладеш. Все остальные достаточно второстепенные по объему рынки.
Т. Г.: Конечная цена или себестоимость, о чем удобнее говорить, газа сжиженного и газа трубопроводного — какие у них соотношения?
А. Б.: Это очень сильно зависит, вопервых, от стоимости газа на скважине и от того, как далеко нужно транспортировать газ до места сжижения. Например, в США достаточно большие расстояния, потому что заводы расположены преимущественно в Мексиканском заливе на побережье, а газ далеко не всегда добывается рядом. И, соответственно, зависит от себестоимости самого сжижения, а дальше — хранения и транспортировки. Как и во многих других энергетических технологиях наблюдается постепенное снижение себестоимости и есть потенциал снижения, но он ограничен.
Если взять совсем грубо, то трубопроводный газ транспортировать дешевле при дальности транспортировки до четырех-пяти тысяч километров. Хотя, опять же, многое зависит от условий транспортировки. Но если мы говорим про более отдаленные расстояния, а СПГ поставляется на 10–20 тысяч километров, то там, конечно, СПГ будет экономически более целесообразен. Тем более что зачастую иной возможности инфраструктурной доставить газ туда просто нет.
Александр Ивантер: И у нас есть еще специфика момента: часть газовой трубопроводной инфраструктуры в Европе намеренно разрушается. Европа намеренно себя ввела в состояние повышенного спроса на СПГ.
Т. Г.: Можно так сказать?
А. Б.: Ну я не знаю, вопрос, кто виноват, такой немножко философский, наверное. Но то, что Европа сейчас замещает очень высокую зависимость от российского трубопроводного газа, который доходил до 40–45 процентов для Европейского союза, примерно такой же зависимостью, чуть меньшей пока, от американского СПГ, — это правда. И это ощущается отдельными европейскими экспертами и политиками как вполне серьезный риск, потому что любая зависимость чревата последствиями. Например, в Германию в этом году начались поставки, там доля американского СПГ достигает 79 процентов в общем объеме импорта. Но доля СПГ в Германии пока не так велика. Там преобладает норвежский газ трубопроводный.
Т. Г.: В начале разговора про себестоимость вы сказали, что главные потребители СПГ сейчас — это Северо-Восточная Азия, Европа и Южная Азия. А каким образом в Европу пробрался вообще СПГ в прежние времена, если была огромная связь с Советским Союзом, были колоссальные поставки газа по трубопроводу?
А. Б.: На самом деле СПГ в Европе появился раньше, чем российский трубопроводный газ. Как мы уже говорили, первая поставка была из Алжира в Великобританию. Долгие годы весь мировой рынок СПГ был элитным клубом. Очень ограниченное число поставщиков, горстка буквально, и столь же ограниченное, чуть большее, число потребителей, в основном это экономически наиболее развитые страны: Япония, Корея, Тайвань и ряд европейских стран. Ну еще США какое-то время были на этом рынке. Вот, собственно, и всё.
Т. Г.: Потому что дорого?
А. Б.: Дорого создание инфраструктуры. Для того чтобы СПГ принять, нужно построить регазификационный терминал, что требует больших капитальных вложений. Плюс нужно строить трубопроводы от этого терминала до потребителя. Долгое время, до конца 2000-х, это просто не было востребовано по экономическим причинам. А бум СПГ на глобальном Юге начался где-то с 2008–2009 года и продолжился в 2010-е. Китай импортировал первую партию СПГ в 2006 году, примерно тогда же Индия. Это был переломный момент, когда рынок СПГ из состояния элитарного клуба перешел в более или менее массовое явление. На нем среди потребителей появились страны с низким уровнем доходов. Например, Бангладеш, довольно быстро сейчас растущий рынок.
Здесь надо еще отметить, что мощности регазификации примерно в два с половиной раза превышают в мире в целом объем годового импорта. Годовой импорт СПГ сейчас где-то 400 миллионов тонн, а мощности по регазификации — миллиард тонн.
Т. Г.: Такой резерв?
А. Б.: Нет, просто потребление СПГ сезонно неравномерно. И, допустим, в Японии и Корее просто нет развитой системы подземных хранилищ газа, где можно было бы летом этот газ запасать, а зимой использовать. Есть возможность хранения самого СПГ на любом приемном терминале, но там относительно небольшие объемы. Зато в период пикового спроса регазификационные мощности используются на 80–90 процентов.