Лихачева, Сапрыкин, Михайлова — о тревожном мире и неопределенности
Режиссер, сценарист и колумнист «РБК Стиль» Антон Уткин поговорил с искусствоведом, критиком и психологом о том, что вызывает тревогу прямо сейчас, как это переживается, что всех нас ждет и можно ли с этим справиться
- Юрий Сапрыкин, критик
- Елизавета Лихачева, искусствовед, директор ГМИИ имени А.С. Пушкина
- Мария Михайлова, клинический психолог, гештальт-терапевт
О главном сюжете
Юрий Сапрыкин: Возможно, главный сюжет, который мы сейчас переживаем (если смотреть в самую крупную клетку), — очередная революция, связанная с новым способом распространения информации. Как и предыдущие подобные переломы, от книгопечатания до повсеместного распространения радио, этот сопровождается войнами, глобальными конфликтами, «восстаниями масс» и прочими социальными катаклизмами. Цифровая среда, в которую мы оказались погружены, обещала новые степени свободы и новые формы социального взаимодействия — а обернулась новыми способами манипуляции.
Елизавета Лихачева: С одной стороны, количество накопленных системой противоречий столь велико, что кризис — глобальный, экономический, социальный и политический — неизбежен. Кроме того, научно-технический прогресс, появление искусственного интеллекта, развитие информационных систем привели к тому, что мы с вами уже при нашей жизни окажемся в совершенно другой реальности. В реальности, где информационные системы будут определять всю нашу жизнь. Они, собственно говоря, уже ее определяют. Например, появление социальных сетей полностью изменило повестку дня, способ формирования этой повестки, способ информирования об этой повестке и т. д. У этого кризиса научно-технического прогресса, который наложился на внутренний кризис системы, есть, пожалуй, только один аналог — это рубеж XVIII–XIX веков, когда научно-техническая революция привела к череде сильных изменений. Думаю, процесс повторяется. Возможно, мы выживем, возможно, нет, но при нашей жизни это точно имеет мало шансов закончиться.
Мария Михайлова: Вам, скорее всего, попадался термин «черный лебедь». Таким «черным лебедем» оказалась пандемия, которой еще в начале 2020 года никто не боялся. Все мы были погружены в рутину страхов, касавшихся курсов мировых валют, биткоина, появления нейросетей, а тут раз — и случилась пандемия. Кинематографисты часто снимают сюжеты про тотальное заражение всемирных водоемов, например, — эдакую фантастику. А мы полтора года отсидели по домам — и вот она, фантастика, наяву. Мне кажется, это стало первым изменением и потрясением: оказалось, что тревоги и страхи никак не ориентируют нас в том, чего надо бояться. То, что стало нас волновать, тревожить, пугать и иногда убивать, потому что все-таки пандемия погубила много людей, было за гранью нашей фантазии.
О неопределенности и пессимизме
Елизавета Лихачева: Мы вступили в полосу пессимизма. Если 1950-е годы были периодом мирового оптимизма и люди были уверены, что дальше будет только лучше, то где-то с середины 1970-х мы свалились в мировой пессимизм. И эти пессимистические настроения нарастают. Они, собственно говоря, являются ранними предвестниками кризисных явлений в экономике, в жизни вообще, и этот пессимизм в конечном итоге во многом сам уже провоцирует изменение отношения людей к будущему, к окружающему миру.