Некоронованная королева Висбадена
Она пленяла всех, приезжающих в Висбаден. Германский император Вильгельм I, большой ценитель женской красоты, сажал ее на званых обедах рядом с собой. Когда кайзера упрекали, что это не по этикету, отвечал: он чествует дочь великого Пушкина...
Начало лета 1852 года выдалось на редкость знойным. Генерал-адъютант Петр Петрович Ланской выехал с семьей из душного Петербурга на казенную дачу в Стрельну, намереваясь провести несколько месяцев на природе. Широкая Петергофская дорога кишела экипажами. По обеим сторонам виднелись дачи, окруженные садами и цветниками. Близость Финского залива придавала воздуху чистоту и свежесть даже в самые жаркие дни.
Дача, где жили Ланские, представляла собой виллу в итальянском стиле с увитой зеленью верандой и широкой лестницей в сад. Между вековыми деревьями мелькал простор моря, где-то вдали терялся Кронштадт. Теплыми летними вечерами на веранде собиралась семья и многочисленные гости. В один из таких дней вокруг чайного стола разместилось большое общество. Петр Петрович сидел в самом центре в расстегнутом мундире с неизменным чубуком в руке. У самовара хлопотала его жена, Наталья Николаевна, которую в свете по-прежнему часто называли вдовой Пушкина.
Внезапно в саду появился молодой кавалерийский офицер. Он взбежал по лестнице, поклонился присутствующим и поцеловал руку удивленной хозяйке.
— Ах, Николай Алексеевич, — воскликнула она. — Какой приятный сюрприз. Мы полагали, вы еще в городе. Что вас привело в Стрельну?
— Прекрасная погода и жаркое солнце убедили родителей не оставаться в пыльной столице. Так как двор неожиданно рано переселяется в Петергоф, то и мы переезжаем на дачу. И вот я снова у вас!
Своим человеком в доме Ланских Николай Орлов сделался после курьеза, случившегося шестнадцатого июля 1844 года — в день бракосочетания Натальи Николаевны и Петра Петровича. Будучи еще совсем мальчишкой, он забрался на колокольню церкви Преображения Господня в Стрельне, чтобы увидеть свадебное торжество, происходившее в узком кругу. Но случайно задел большой колокол. Страшно сконфуженный, явился Николай тогда перед новобрачными и принес извинения.
...Все обрадовались новому гостю, особенно шестнадцатилетняя Таша Пушкина — его подруга по детским шалостям. Из четверых детей поэта Таша была самой непоседливой и озорной, заслужив прозвище Бесенок. Никакие строгости и наказания не унимали ее живого характера.
Особенная красота Натальи, которую находили «еще обаятельнее красоты матери», поразила известного художника Макарова — в Петербурге не было светской гостиной, в которой не красовались бы его «головки». Иван Кузьмич попросил разрешения у Натальи Николаевны написать портрет тринадцатилетней Таши и потом подарил его семье Ланских. Живописцу прекрасно удалось запечатлеть на полотне хрупкую прелесть модели, ее чистоту и веселый нрав.
Своей непосредственностью и распускающейся красотой Таша покорила двадцатилетнего графа Орлова. Их дружба сменилась пылкой обоюдной влюбленностью. Улучив момент, когда остались одни, Николай взволнованно произнес: «Наташа, мое сердце переполнено любовью к вам. Я сегодня же испрошу у отца позволения на свадьбу».
Но всесильный глава III отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф жандармов Алексей Орлов желанию сына решительно воспротивился: «Не дозволю!» Мол, дочь поэта, находившегося всю свою жизнь под надзором, убитого на дуэли, недостойна стать женой его наследника, которому готовилось блестящее дипломатическое будущее. И под благовидным предлогом отец отослал Николая из России.
Таша изо всех сил старалась скрыть, что сердце ее разбито. От тоски и безысходности начала даже принимать активные ухаживания сына главы тайной полиции Леонтия Дубельта, о котором в свете говорили как о мастере политического сыска и человеке, поднаторевшем в интригах. Дурную репутацию карточного игрока имел и Дубельт-младший. Но пылкость Михаила затуманила разум девушки, и она против воли матери ответила согласием на его предложение руки и сердца.
Наталья Николаевна переживала, убеждала мужа:
— Пьер, душа моя, мы должны убедить Ташу не принимать поспешного решения. Я предвижу горькие последствия этого брака.
— Ты права, мой друг, — согласился Ланской. — Меня тоже смущают его невоздержанный нрав и пристрастие к карточной игре.
Вместе с пришедшей в отчаяние матерью отчим пытался отговорить падчерицу от союза — все оказалось напрасным. Почти год они оттягивали свадьбу. Однако в конце концов Ланские капитулировали, посчитав аргументом фразу обиженной Таши «Одну замариновали. И меня хотите замариновать». Дочь имела в виду незамужнюю сестру Марию, которой шел двадцать первый год.
Однако Наталья Николаевна продолжала беспокоиться. В тревожных предчувствиях пишет она старинным друзьям Вяземским: «Быстро перешла бесенок Таша из детства в зрелый возраст. Но делать нечего — судьбу не обойдешь. Вот уже год борюсь с ней, наконец покорилась воле Божьей и нетерпению Дубельта. Один мой страх — ее молодость, иначе сказать ребячество».
О том, что путь к свадьбе младшей дочери Пушкина и сына жандармского генерала Дубельта не так гладок, заметила и мать жениха. «Думаю, тут вряд ли будет толк, — пишет Анна Николаевна мужу. — Девушка любит Орлова, а идет за Мишу; Орлов страстно любит ее, а уступает другому...» Но когда свадьба стала делом решенным — была назначена на февраль 1853 года, госпожа Дубельт деловито интересуется у мужа: «Ты пишешь, что был в театре и ждал только одну фигуру — нашу будущую невестку. Скажи, Левочка, так ли она хороша собою, как говорят о ней?»
...Спустя девять лет Наталья Александровна Дубельт, собираясь на бал к княгине Трубецкой, стояла перед зеркалом в туалетной комнате и натягивала длинные тонкие перчатки. На ней было светлое платье из тафты с глубоко декольтированным лифом, украшенное узорчатой каймой. Волосы спрятаны в жемчужную сетку, и только несколько непокорных завитков струились по высокой шейке. Неожиданно ее лицо потемнело и застыло подобно маске: Таша услышала звук приближающихся шагов. С шумом открылась дверь, и в комнату заглянул муж.
— Вы готовы? — резко спросил он и окинув быстрым взглядом бальный наряд жены, потребовал: — Хочу, чтобы вы надели другое платье. Это считаю неподходящим.
— Чем же оно неподходяще? — поинтересовалась супруга.
— Оно слишком открыто.
— Я бы исполнила ваше желание, — спокойно ответила Таша, — но боюсь, времени на переодевание уже нет.
— Итак, вы меня не хотите слушать?! — закричал Дубельт, накинулся на жену и разорвал легкое платье. На бал чета приехала с изрядным опозданием. Мужская часть общества встретила появление Натальи Александровны гулом восхищения. Сегодня она была бледнее, чем обычно, но это очень шло к ее черному бархатному платью.
Повышенное внимание к жене всегда очень злило Дубельта, и после бала он опять устроил скандал.
— Вы вели себя неподобающим образом, — с запальчивостью бросил он жене. — Вы вели себя как... как...
— Договаривайте, Михаил Леонтьевич, договаривайте... — с трудом подавив раздражение, произнесла Таша. Дубельт нетерпеливо передернул плечами и, хлопнув дверью, удалился. В их семейной жизни подобные сцены были не редкостью. Часу во втором ночи Наталья Александровна вошла в свой кабинет, отослала слугу, зажегшего свечи, и упав в кресло около камина, закрыла лицо руками. Никогда еще она не чувствовала такой усталости — телесной и душевной.
Брак с Дубельтом оказался крайне несчастливым, хотя внешне все складывалось блестяще. Михаил быстро продвигался по службе: получил чин полковника, потом флигель-адъютанта, в 1861 году после «удачного» усмирения крестьян в Ярославской губернии — генерал-майора в свите императора. В том же году он возглавил штаб Сводного кавалерийского корпуса.
В свете за Дубельтом утвердилось мнение как о любезном и добродушном человеке. И только жена знала, что его деспотичный вспыльчивый нрав не переносил ни возражений, ни сопротивления. К тому же Михаил оказался патологически ревнив — возможно понимал, что райская птичка залетела в его клетку случайно. Дома он устраивал жуткие сцены и даже бил жену.