Знание – силаИстория

Музей как знание, вымысел и предчувствие

Александр Марков, Оксана Штайн

Хранить или производить?

Музей — жилище Муз, это знают обычно все. Также в любом учебнике сказано, что музеем (мусейоном) называлось учреждение в эллинистической Александрии, где по поручению Птолемеев ученые систематизировали науки, и без их усилий у нас не было бы ни «Геометрии» Евклида, ни «Астрономии» Клавдия Птолемея. Дело не только в том, что Евклид был одним из основателей Музея, создателем математической школы, но в том, что, кроме самих текстов, существовали и комментарии. Собственные «Начала» Евклида стали частью большого труда следующих поколений математиков, которые применяли этот труд в преподавании и его объясняли и проясняли. Музей работал как лаборатория по обкатке слов и текстов, а не просто как хранилище знаний и место новых открытий.

Поэтому даже не вполне ясно, как соотносились между собой два учреждения в Александрии Египетской: библиотека Музея и библиотека при храме Сераписа — не то первая была корпоративной, а вторая — общедоступной, не то как-то еще. Существенно то, что в Музее не просто по-новому хранили книги — архивное дело вполне существовало и до эпохи эллинизма; архивы умели хранить и в греческих полисах, обычно в храмовых сокровищницах, равно как и собирать храмовые и частные библиотеки, где тексты как реликвии хранятся надежно. Их по-новому воспроизводили, по-новому производили для всех, копировали, делая уже не просто храмовую надежную копию, но публичное представление книги.

Д. Хеллер-Розен замечает, что в Александрии изобрели аннотацию, примечания на полях и своеобразный корешок, на котором указывалось имя автора и название¹. По сути, это была музеефикация книги как аннотированного объекта, который сопротивляется повреждениям, со следами «реставрации» в виде примечаний и с указаниями на использование в аннотации. Изменяется сам способ переписывать тексты: греческое письмо становится более компактным, техничным, беглым — античная реформа письма была не меньшей, чем переход к курсивному письму в раннее Новое время. Прежнее письмо предназначалось для торжественного чтения, новое — для большей обозримости.

¹Хеллер-Розен Д. Разрушение традиции: об Александрийской библиотеке. — М.: ЦЭМ, V‑A‑C Press, 2018. С. 20.

Хеллер-Розен реконструирует три этапа развития Александрийской библиотеки, не в хронологическом смысле, а в смысле выполняемых библиотекарями операций. Сначала это классический архив, где задача библиотекаря — обходить раз в несколько дней собрание, ставить все по местам, смотреть, чтобы ничего не было повреждено и все было сразу обозримо. Потом операция упорядочивания распространяется на текст: давно известные произведения, но переписанные с ошибками, восстанавливаются и существуют далее как безупречные. Наконец, появляется пинакография — аннотирование всего собрания на специальных стендах, пинаках: поэт Каллимах (ок. 310 — ок. 240 до н. э.) создал эти стенды, в которых распределил произведения по видам: это право, это риторика, это эпос. На пинаках указывалось число строк каждого произведения, то есть к какому объему чтения надлежит готовиться. «Таким образом, произведения, внесенные в Pinakes, с необходимостью становятся тем, чем они никогда не были: фигурами, шифрами, всего лишь названиями самих себя»². Это и была настоящая не столько библиотечная, сколько музеологическая революция: от нее прямой путь в ХХ век, например, к Марку Ротко, определявшему, с какого расстояния и как долго рассматривать его произведения.

² Там же. С. 36.

Почему Музы?

Конечно, да, Музы — богини наук и искусств. Но почему именно Музей, а не Аполлинарий, например? Дело в том, что в основу проекта Птолемея была положена идея Аристотеля о «сисситии», совместном питании, как признаке древнего и мудро устроенного города. Рассуждая в Седьмой книге «Политики» о том, что идеальный город должен держаться умеренности, чтобы не завянуть, но и не перенапрячься в противостоянии другим городам, Аристотель одобряет обычаи древнего Египта и древней Италии, подразумевающие совместное хозяйство: «Передают, что этот Итал сделал энотров, которые вели кочевой образ жизни, земледельцами, дал им новые законы и впервые установил сисситии; и теперь еще кое у кого из потомков Итала существуют сисситии и применяются некоторые из изданных им законов. <…> Итак, установление сисситий ведет свое происхождение оттуда, разделение же гражданского населения государства на слои — из Египта <…>. Да и вообще нужно считаться с тем, что и остальные установления много или, лучше сказать, бесконечное число раз были придуманы в течение веков; потребность иметь то, что необходимо, разумеется, учила людей, какими средствами нужно пользоваться; когда же первые потребнос-ти были удовлетворены, то, вполне естественно, должны были возникнуть стремления придать жизни благообразие и довольство»³.

³ Аристотель. Политика. 1329b. Пер. С.А. Жебелева.

Итак, у сисситий два свойства. 1) Они появляются, когда удовлетворены базовые потребности в безопасности и выживании, это уже некоторый культурный интерес, досуг, избыток, благообразие. Слово εὐσχημοσύνη, благообразие, добротная фигурность-фигуральность, означает не столько благоприличие, сколько доброжелательность и правильное расположение к каждому, например, когда каждый гость получает подарок, который нужен именно ему. 2) Они способствуют особому пространственному воображению и освоению окружающего мира, знанию земледелия, какие почвы где плодороднее и дадут приятнейшую еду. От этих сисситий прямой путь к деятельности Музея — собирать проверенные сведения обо всех странах, систематизировать литературные свидетельства, знать, какая книга что сообщит об устройстве мира, о возможности мирной жизни, правильного сбора урожая и правильного получения удовольствий.