Калека-вояка. Бравая биография генерала Адриана Картон де Виарта
Мы обнаружили в анналах истории идеального солдата. Без страха и упрека. Без руки и без глаза.
«Это был знаменитый enfant terrible Первой мировой войны... Если подчиненные приносили в качестве трофеев каски, то Ритчи-Хук однажды возвратился из рейда по ничейной территории, держа в каждой руке по истекающей кровью голове немецких часовых»
Ивлин Во, «Меч почета»
18 ноября 1914 года, Британский Сомалиленд
— Твою мать! Вернись! — негодовал военный врач.
Он только что мастерски пришил этому ненормальному часть уха. Не самая, надо сказать, приятная операция, когда вокруг все взрывается, глаза слезятся от порохового дыма, стоны раненых и верблюдов сливаются в неразборчивый гул. А кроме того, час назад врач с огромным трудом извлек пулю из глаза того же офицера. Каких трудов ему стоило остановить кровотечение! Полевого врача трудно удивить. Но, ей-богу, как же обидно, когда твое собственное творение вместо того, чтобы смириться с ранениями и отползти в передвижной лазарет, вскакивает и вновь несется в самую гущу боя! Именно так и поступил этот худощавый офицер. Всю операцию он дергался, но явно не от боли — врач чувствовал, как тот стремится вернуться к осаде форта и надрать дервишам* задницу.
*— Примечание Phacochoerus'a Фунтика: « Дервиши — последователи Саида Мохаммеда Абдилле Хасана. Британцы фамильярно прозвали его «безумным муллой» за то, что тот патриотично покусился на английское колониальное господство в Сомали»
Стоило врачу отрезать нитку, торчавшую из мочки уха офицера, и отвернуться на секунду, как того и след простыл. Обидно все-таки. Сейчас ему снесут голову — и все усилия впустую. На стол уже положили следующего офицера, которому оторвало ногу. Но врач, ущемленный в лучших чувствах, все-таки прокричал на ухо своему помощнику:
— Ты знаешь, кто это? — Де Виарт, сэр! — удалось разобрать врачу. Что ж, как ни крути, отважный малый. Жалко, что такие быстрее всего и погибают. Ничего не поделаешь, война...
Каково же было удивление врача, когда на исходе дня к нему в палатку, поддерживаемый рядовым, зашел тот самый де Виарт. С ног до головы покрытый грязью и копотью, он прижимал к глазу, который врач перевязывал утром, пропитанный кровью шарф. Несмотря на плачевный вид, на губах его играла довольная улыбка. Выстрелы и взрывы по большей части уже смолкли, и врач четко разобрал слова офицера:
— Док, вы будете смеяться, но мне попали в тот же глаз.
Детские травмы
Адриан Картон де Виарт оглушил мир своим первым криком 5 мая 1880 года. Точнее, не весь мир, а одну аристократическую семью из Бельгии. Отец мальчика был дипломатом по профессии и характеру, а потому его слегка озадачивал резвый, даже буйный нрав наследника, проявившийся с самого раннего возраста.
Позже в автобиографии «Счастливая Одиссея», к которой мы планируем без устали обращаться, Адриан отметит: «Мои и отцовские интересы совершенно не пересекались; отец был работягой из тех, что сидят в помещении, я же предпочитал проводить время на воздухе».
Мать Адриан не запомнил. Она умерла, когда мальчику исполнилось шесть лет. Но даже смерть не помогла бельгийской аристократке обелить собственную репутацию: всю жизнь Адриана преследовали кривотолки об обстоятельствах его рождения. Бытовало мнение, что на самом деле он был сыном известного европейского греховодника — короля Бельгии Леопольда II.
Детство мальчика прошло не в прохладных бельгийских лесах, а в знойных дворцах Александрии, куда его отец был определен на госслужбу. Именно в Африке Адриан, не отличавшийся от природы крепким здоровьем, с маниакальным рвением увлекся спортом: «Неожиданно я стал капитаном команд по крикету и футболу, начал выигрывать теннисные и биллиардные состязания и вообще почувствовал, что весь мир в моих руках».
Иногда мальчика привозили к родственникам в Бельгию. Однажды, катаясь на коньках в пригороде Брюсселя, Адриан услышал выстрел в лесу. Любопытство превозмогло страх, и, сняв коньки, мальчик устремился в лес. Там он обнаружил бездыханное тело мужчины с револьвером в руке и обожженной дыркой от пули на рубашке. В первый, но далеко не в последний раз де Виарт столкнулся со смертью. «Кошмары преследовали меня много дней. Появился ужас перед темнотой, который мне так и не удалось побороть», — признается он позже.
Несмотря на спортивные успехи сына, старший де Виарт лелеял надежду, что тот продолжит его дело на дипломатическом поприще. Семнадцатилетний Адриан оказался в Оксфорде, в престижном колледже Баллиол. Результат превзошел все ожидания — в плохом смысле.
Молодой де Виарт отставал решительно по всем предметам, и даже спортивные успехи не могли компенсировать его академический позор. Хуже того, Адриан постоянно чувствовал, что находится не на своем месте. У него были отличные отношения с товарищами, но дружеские попойки не приносили радости. Тогда он решился на отчаянный и противозаконный шаг.
Первые пули
Девятнадцатилетний бельгиец де Виарт сам себя призвал в британскую армию (просто потому, что ее приемная комиссия была ближе к Оксфорду). Ему пришлось накинуть себе шесть лет и слегка изменить фамилию, чтобы слухи о начале его военной карьеры не дошли до отца.
Поначалу служба разочаровала де Виарта: кавалерийский полк, куда его зачислили, должен был пройти курс обучения в Англии. Лошади меланхолично жевали травку на полях Челси, кавалеристы развалились неподалеку. Адриан «жаждал жесткой и тяжелой жизни, полной сокрушительного опыта», а вместо этого ему предлагали сытные обеды и вечера за картами.
Но вскоре полк де Виарта перебросили в Южную Африку, на войну с бурами, которым пришло в голову освободиться от бремени английского господства. Наконец-то Адриан оказался на настоящей войне! Решающий момент: многие, кто прежде грезил об армии, бежали с поля боя. Но только не он. Напротив, де Виарт укрепился в своем решении: «В тот момент я понял раз и навсегда, что война у меня в крови. Я был настроен сражаться, не важно с кем. Я не знал, почему началась война, и мне было все равно, на чьей стороне биться».