Пограничное состояние России
Отсутствие опоры в период взросления и умения управлять своими эмоциями нередко развивает в людях склонность к черно-белой оценке действительности и готовность резко менять оценки, записывая окружающих во враги либо в друзья. Психотерапевт Ольга Мовчан считает, что иногда так поступают целые страны, причем по схожим причинам
В последнее время поведение российских околовластных структур является особенно эмоционально насыщенным, импульсивным и непоследовательным. Ситуация с отделением РПЦ от Константинополя — яркая тому иллюстрация. Только что Афон был одной из главных святынь православия, местом паломничества и значительных трат российской элиты. Теперь «нельзя мирянам: крестить (и миропомазывать) детей, исповедоваться и причащаться, принимать таинство соборования у священников и епископов Константинопольского патриархата», включая представителей Афонского комплекса. Сам Варфоломей, еще вчера главный православный иерарх, объявлен еретиком и раскольником. Эта внезапная смена дружбы на вражду происходит без каких-либо серьезных причин. Нельзя же, право, отмену анафемы паре иерархов в соседнем государстве в здравом уме считать достаточной причиной для того, чтобы списать в ноль и святость места, и мудрость афонских старцев, и общую историю.
В психиатрической практике такой способ реагирования относят к пограничным особенностям личности, или пограничной организации. Для нее характерно неясное ощущение собственного «я», проблемы в самоопределении (так называемая диффузная идентичность), примитивные защитные механизмы, используемые для того, чтобы не сталкиваться с трудно переносимыми переживаниями, сложности с доверием, необходимость контролировать реальность, склонность организовывать эмоционально-насыщенные, конфликтные отношения.
Одним из главных факторов формирования пограничной организации личности считается отсутствие у нее в детстве стабильного взрослого, на которого можно опереться, которому можно доверять и который сам способен строить доверительные отношения. В опыте у человека с пограничной организацией — обманутое доверие, обрушение того, на что он рассчитывал как на опору. В легком варианте это может быть повторяющаяся ситуация ненадежности взрослого. Например, ребенок отошел от матери к песочнице, а вернувшись, не обнаружил ее на месте. Он переживает растерянность, фрустрацию и гнев. Но его нужда в матери сопоставима с его гневом в отношении нее. Ребенок не в состоянии соотнести разнонаправленные эмоции к одному человеку и переживает покинувшую его мать и мать, в которой он нуждается, как разных людей. Так формируется одна из примитивных защит — расщепление. В будущем этот способ восприятия переносится на других. Соответственно, и реакции на них становятся полярными — в зависимости от того, «кого» из расщепленных частей партнера видит перед собой человек в данный момент.
В результате, став взрослым, человек рассматривает внешние субъекты либо как абсолютно хорошие, либо как абсолютно плохие — сиюминутно. Мир при пограничном опыте — черно-белый: «русские хорошие», «американцы плохие», «демократы хорошие», «патриоты плохие» или наоборот.
Другой примитивный защитный механизм, характерный для пограничной организации личности, — проективная идентификация. Если какое-то мое переживание для меня невыносимо, я начинаю верить, что на самом деле оно присуще не мне, а другому. Легче найти врага, чем разбираться, что я делаю не так, потому что последнее означает сталкиваться с собственным несовершенством. Особенно это касается вещей, которые изменить действительно сложно.