Как работают постановочные выборы в России
Эксперт в области международных отношений Иван Крастев и профессор юридического факультета Нью-Йоркского университета Стивен Холмс решили проанализировать политику стран Восточной Европы, России, США и Китая. В книге «Свет, обманувший надежды: Почему Запад проигрывает борьбу за демократию», которая выходит в издательстве «Альпина Паблишер», они рассказывают об ущербе, нанесенном коммунизмом, об имитации демократии и о том, как лидеры стран отрицают критику со стороны общественности. «Сноб» публикует одну из глав
В попытке объяснить леди Оттолайн Моррелл русскую революцию британский философ Бертран Рассел однажды заметил, что большевистский деспотизм, при всей его чудовищности, представляется подходящим для России видом правления. «Если вы спросите себя, как управлять персонажами Федора Достоевского, вы поймете», — прозрачно намекнул он. Объясняя недавнее возрождение авторитаризма в России, многие комментаторы ссылаются на авторитарную политическую культуру России, якобы неблагоприятную для либеральной демократии. Но при всех достоинствах культурного детерминизма, он пасует перед задачей объяснить ключевую важность фальсификации выборов в путинской политической системе. Это серьезный недостаток, так как в особенностях путинской России невозможно разобраться без учета электоральных манипуляций.
Сравнение фальсификаций выборов в посткоммунистической России и показательных судебных процессов в сталинском Советском Союзе поначалу выглядит надуманным, но оно весьма поучительно. Готовность героев революции признаваться в преступлениях, которых они не совершали, и роль этого юридического фарса в становлении власти Сталина — главные загадки 1930-х гг.; лучше всего об этом рассказывает книга Артура Кестлера «Слепящая тьма». Показательные суды были призваны продемонстрировать всеобщую преданность и любовь истязаемых к истязателю. При современном относительно мягком режиме те, кто подвергается преследованию за политические правонарушения, не столь покорны и могут нанять хороших адвокатов, поэтому суды над ними не вызывают воодушевления публики. Так что Кремль устраивает «показательные выборы». Для того чтобы понять природу этого явления, нужно задать себе несколько вопросов. Зачем Путину вообще выборы, если лишь меньшинство россиян считает, что Россия находится на пути к демократии, и почти никто за пределами Москвы не верит, что она уже является демократической страной? Почему Путин регулярно фальсифицировал президентские и парламентские выборы, имея все шансы победить даже при свободной и справедливой конкуренции? И почему Кремль фальсифицировал выборы столь демонстративно, что никто не сомневался ни в самих подтасовках (например, в устранении потенциально привлекательных кандидатов), ни в том, что они организовывались именно Кремлем? Самое захватывающее в этом демократическом маскараде то, что он на самом деле и не был нацелен на обман.
В период 2000-2012 гг. Путин создал политический режим, при котором выборы были и бессмысленны, и — одновременно — незаменимы. То, что выборы «сфабрикованы», как отметила Джулия Иоффе, «знают и принимают все в России, независимо от своей риторики или политических убеждений». Сомнительная дисквалификация подписей и кандидатов, вбросы бюллетеней во время голосования, неверный подсчет голосов, монополия на СМИ, клеветнические кампании — фирменные «скрепы» всех российских выборов в течение трех посткоммунистических десятилетий.
Итак, в начале XXI века большинство россиян знало, что выборы — это своего рода «договорняк». Кремль обладал монополией на политическое телевещание. Кремль решал, какие политические силы дозволено финансировать российским бизнесменам. Но большинство людей чувствовало, что даже при свободном и справедливом избирательном процессе Путин все равно побеждал бы благодаря процветанию и стабильности, которые он обеспечивал. Этого вполне хватало для того, чтобы большинство избирателей смирялось с водоворотом коррупции, неравенства, несправедливости и выборов с предопределенными результатами. Более того, сделав все это «нормой», Кремль получил возможность изображать потенциальных реформаторов опасными утопистами. Даже называя Путина «самой зловещей фигурой в современной российской истории», ведущий деятель российского правозащитного движения более десяти лет назад неохотно признал, что «Путин выиграл бы кампании 2000 и 2004 г. — хотя, возможно, и не с таким гигантским, неправдоподобным разрывом, — даже если бы они были свободны от подтасовок и незаконного использования так называемого административного ресурса власти и если бы у кандидатов действительно был равный доступ к избирателям через телевидение и прессу».
Однако Путин не смог бы обрести и сохранить свою власть, не прибегая к регулярным фальсификациям выборов. Возможно, этот парадокс — наиболее тщательно охраняемый секрет посткоммунистической России. Ни один историк не считает регулярные выборы существенными или даже сколь-либо примечательными событиями в истории Советского Союза. Ни один россиянин ничего не помнит о результатах выборов при коммунизме. Напротив, история посткоммунистической России — это в некотором фундаментальном смысле история ее выборов и глубоких политических сдвигов, которые они произвели. Тем не менее выборы в путинскую эпоху были антидемократическими в своей основе. Вместо того чтобы давать активным гражданам голос в осуществлении власти, они были направлены на то, чтобы усилить власть Кремля над преимущественно пассивными гражданами.