«Закладывается новая эпоха в мировых отношениях»
Как дипломаты транслируют западным партнерам традиции прагматизма во внешней политике России. Андрей Сушенцов о переговорах с США: «Добро пожаловать в реальность»
За неполный первый месяц 2022 года российская дипломатия была вынуждена реагировать на дестабилизацию ближайшего соседа, согласовывать ввод войск ОДКБ и вновь крепить постсоветское пространство. Терпеливо разжевывать западным партнерам всю серьезность выставленных требований по проблематике распространения НАТО на восток. На встрече с главой МИД Германии тестировать обновленный европейский курс после ухода в отставку Ангелы Меркель. В сотрудничестве с китайскими коллегами готовить визит Владимира Путина на Олимпиаду в Пекине. Невероятная география планирования и стратегирования!
Мы встретились с Андреем Сушенцовым, политологом-международником, американистом, с прошлого года исполняющим обязанности декана факультета международных отношений МГИМО, чтобы обсудить последние события в мире и качество реакции российских дипломатов на актуальные вызовы.
— Долгое время на любых переговорах России с коллективным Западом эксперты ставили задачу нащупать общие темы, пусть не самые важные, но общие (терроризм, климат, Арктика), и мелкими шагами двигаться ко взаимопониманию и более конфликтным пунктам повестки. Сейчас же Россия сразу выставила США, по сути, жесткий пакетный ультиматум, который во многом был отвергнут. И мы опять в тупике. Почему правило мелких шагов по пути к большим переговорам было нарушено?
— Я думаю, что закончилась эпоха, которая основывалась на гипотезе, что эта практика дает результат. Если кратко описать логику той эпохи, можно привести в пример разговор президентов Джорджа Буша-младшего и Владимира Путина об американских планах размещения ПРО в Европе в середине 2000-х годов. Тогда президент Путин сказал Бушу: Джордж, ты разве не понимаешь, что вы нас провоцируете на ответные шаги? Зачем ты это делаешь? Иран находится совершенно в другой части мира, разумнее позиционный район ПРО сдвинуть. Буш ответил формулой из трех частей: «Владимир, мы не враги, поэтому делайте что хотите и мы будем делать что хотим».
«Мы не враги» подразумевало, что сознательно США не будут совершать никаких шагов, которые нарушают интересы России. Сознательно. Но если случится так, что США косвенно их нарушили, — извините, это не было специально.
«Делайте что хотите». Что бы Россия ни сделала, американским интересам это никогда не сможет угрожать. Поэтому свободно совершайте любые поступки, и мы будем делать что хотим. У вас нет права вето на то, чтобы ограничивать наше поведение в любой точке земного шара.
Ни с одной из этих точек зрения Россия не была согласна. Но до недавнего времени существовало мнение, что путем переговоров мы можем донести до США ложность ставки на одностороннее, однополярное доминирование.
— Объяснить им?
— Объяснить им путем выступлений, переговоров. Если помните, еще в 1992 году случился «стокгольмский демарш» главы МИД России Андрея Козырева. На конференции CБСЕ он неожиданно для всех выступил с тезисами о том, что Россия обозначает зону своих привилегированных интересов на постсоветском пространстве, ставит защиту русскоязычного населения ключевым своим интересом, что Москва будет жестко реагировать на расширение влияния Запада.
А затем он вернулся на трибуну и сказал: «Знаете, это был провокационный с моей стороны жест, я не имел в виду сейчас это утверждать, однако если мы с вами сейчас не договоримся по поводу устройства европейской безопасности, все придет к этому». Его выступление стало очень ярким пятном в памяти многих моих собеседников в Европе и США.
Те же аргументы содержало выступление Ельцина в 1994 году в Будапеште, где он говорил о «холодном мире» в случае расширения НАТО. Затем выступление Путина на немецком языке в бундестаге в 2001 году. И Мюнхенская речь, и выступление Дмитрия Медведева о пяти пунктах жизненных интересов России после грузино-южноосетинского конфликта.
Но, видимо, российские тезисы игнорируются. Один мой студент почти пятнадцать лет назад написал в своем эссе: ключевой проблемой внешней политики России является «низкая исполняемость угроз». Российские идеи и предложения забалтывались, не воспринимались всерьез. Считалось, что Россия все стерпит, главное, подавать ей плохие новости по частям, маленькими кусочками. Видимо, это привело российскую дипломатию к выводу, что надо смещать центр тяжести этой дискуссии на другие вопросы.
— Но в чем интерес американских дипломатов заниматься вопросами внутриевропейского устройства?
— По сути, основным интересом США сейчас является преследование интересов Польши, стран Прибалтики и Украины по отношению к России, максималистских причем интересов. А что если симметрично развернуть ситуацию? И Россия поставит в центр своих жизненных интересов максималистские требования Кубы, Сербии, Венесуэлы, Приднестровья, Донбасса и скажет: пока они не будут удовлетворены, мы не перейдем к другим пунктам повестки дня.
Такая постановка вопроса удивительна для наших коллег на Западе. И мы видим, что в последние недели начинают обсуждаться те темы и вопросы, которые до этого невозможно было себе представить.
Цель российской политики — вернуть реализм, в первую очередь в американские оценки. Они впервые сейчас начинают об этом задумываться, а мы им твердо говорим, что никакой чужой военной активности вблизи наших границ быть не может.
Весь экспертный и дипломатический нарратив начинает сдвигаться, причем так основательно, как будто бы изменился центр тяжести у этой конструкции. Дай бог, чтобы она, в условиях нашей глубокой взаимозависимости, относительно мирно начала переваливаться. Но мы видим начало этого процесса, наблюдаем исторические события. Закладывается новая эпоха.
— А в чем мотивация сторон к ее формированию, чтобы вообще разговаривать?
— Теперь они осознали, что Россия — это сильный в военном, политическом отношении игрок, и отсюда повышенное внимание к нашим требованиям по поводу устройства европейской безопасности. Это больше не просьбы нас услышать. Это требования.
И я не думаю, что этот процесс будет тупиковый. Они не могут себе позволить с первого же раунда договориться и принять это. Это выглядело бы как капитуляция. Для американской политики это же вопрос не столько про Украину — она им безразлична. Их ключевой интерес — это репутация лидера, глобального чемпиона. И если американцы вдруг начнут игнорировать мнение Эстонии, допустим, или Польши по поводу вопросов безопасности, встанет неудобный вопрос: «Подождите, а в чем тогда состоят американские гарантии безопасности и что такое НАТО?»
Это стало бы огромным потрясением для ЕС и для американских союзов. Возможно, начнет исполняться прогноз Джона Миршаймера, который в 1990 году описал причины, по которым мы вскоре будем скучать по холодной войне. Уход США из Европы приведет к формированию силовой полицентричности в Европе и вернет к жизни конфликтную динамику двадцатого века.
— Возможно ли, что этот «уход США из Европы» уже потихоньку начался и американцы переносят основную инфраструктуру в Тихоокеанский регион для противостояния с Китаем?
— Байден не первый, кто ставит вопрос о переносе центра внимания в Восточную Азию. Кондолиза Райс еще больше десяти лет назад впервые сформулировала эту идею. США могут довольно быстро это сделать, однако мнение, что США могут уйти из Европы, все же опирается на гипотетический сценарий: а) отсутствия в Европе хоть какого-то стратегического интереса для США и б) отсутствия угрозы американским союзникам.
Вот этот второй сценарий исходит из того, что Россия вдруг перестанет быть стратегически важным игроком. В американской мысли этот тезис прослеживается. Более того, они начинают часть своей политики реализовывать на основе тезиса Russia is becoming irrelevant (Россия становится неважной).
Но если это ошибка? Еще один эпизод ошибочной политики, который они будут сейчас пытаться забросать деньгами и силовым потенциалом? Я думаю, что мы наблюдаем эксперимент по оценке эффективности стратегий — и американской, и российской. А также китайской: в КНР сейчас напряженно наблюдают за происходящим в Европе, на себя все примеряют.