Литературная диета и чтение за гаражами: как, когда и зачем читать
Писатель, переводчик и колумнист «РБК Стиль» Сергей Кумыш рассказывает, как строить свои отношения с чтением и почему не стоит стесняться, если в какой-то момент читать совсем не хочется
В июне 2010 года я раньше времени приехал на встречу у метро, и, чтобы скоротать ожидание, зашел в ближайший книжный магазин. Ни покупать, ни даже листать что бы то ни было я не собирался: к тому моменту в книжные я заходил не из интереса, а по привычке. Школьная программа была позади, университетская–почти позади, и ничего, кроме усталости от засевшей в голове библиотеки, я не чувствовал. Чтение было не столько потребностью, сколько формой невроза: я просто не мог, не умел не читать. В тот день, смотря «с безрадостным удовольствием наркомана» на уставленные книгами стеллажи, даже не пытался разглядеть фамилии и названия, просто ходил взад-вперед. Меня привлек оттенок синего на одном корешке, светлый и вместе с тем до того глубокий, что эта синева почти гудела. Я подцепил книгу пальцем, открыл ее и прочел первое предложение: «Уолт говорил, что мертвые становятся травой, но там, где похоронили Саймона, травы не было».
Дальше мне придется, едва начав, сломать композицию собственного текста. Дело в том, что над вторым абзацем, вот этим самым, который вы читаете прямо сейчас, я просидел несколько дней, пытаясь подобрать верные слова и объяснить, доказать прежде всего самому себе, что ничего особенного в приведенной выше цитате нет, что на нее можно было не обратить внимания, пройти, так сказать, мимо. Однако все мои аргументы бьются об одно простое обстоятельство. Поэтому, пропустив напрашивающуюся, вроде как необходимую подводку, перейду сразу к сути.
Мне сразу стало ясно, что уже с одним этим предложением я могу жить; что этот человек — мой любимый писатель; что в первую очередь чтение — это не разновидность досуга, не способ отвлечься или развлечься, заполнить какой-то пробел или что-то узнать; чтение — это в первую очередь встреча. Роман назывался «Избранные дни». Писателя звали Майкл Каннингем.
С тех пор прошло почти двенадцать лет. Он так и остался моим любимым писателем. Я прочел все его книги, а одну из них перевел. Встреча переросла чтение: мы познакомились, мы не раз виделись, десятки раз списывались. Можно ли было тогда, в июне 2010-го, замерев с его книгой в руках, о чем-то подобном даже не помыслить, а набредить? Разумеется, нет; я бы меньше усомнился, если бы кто-нибудь сказал мне, что однажды меня похитят инопланетяне. Однако теперь моя жизнь легко раскладывается на две составные части — на «до» и «после» того самого, одного-единственного, предложения.
Когда меня спрашивают, как определиться с выбором книги, если ты, например, не можешь ответить сам себе, что именно хочешь прочесть прямо сейчас, и, заходя в книжный, теряешься; как быть, если с одной полки на тебя с укором смотрят нечитанные Сартр и Камю, с другой–Степанова и Горалик, а с третьей–новомодный нон-фик, о котором все только и говорят; как выбрать между Стивеном Кингом, к которому лежит душа, и забытым как страшный сон Федором Достоевским, к которому, как тебе кажется, пришло время вернуться и не то что перечесть, а, будем честны, впервые нормально прочесть после школы или института; так вот когда мне задают подобного рода