Портреты русской цивилизации
Как сложились главные города России
Город — это всегда сплав людей и архитектуры, истории и современности, природы и цивилизации, проекта и случайности, строительства и разрушения, жилья и общественных пространств, человеческих усилий и их недостаточности. То, в каких соотношениях все названное и многое другое соединяется в конкретном городе, и создает его лицо. Новый проект Григория Ревзина — галерея портретов главных русских городов.
При отмеченной Федором Ивановичем Тютчевым бесперспективности попыток понять Россию умом они не прекращаются. Иногда неспособность разума разогнать чудовищ переживается особенно остро, и тогда попытки даже учащаются. Мне показалось, что дело, возможно, не только в особенностях предмета, но и в свойствах разума. Россия — страна с тысячелетней историей, и, мы, если угодно, думаем историей. А о чем тут думать, если, как справедливо отметил граф Александр Бенкендорф, «прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение»? Тут все ясно.
Но не все думают историей. Например, как я узнал однажды из публичной лекции Леонида Смирнягина, американцы в большей степени думают географией — возможно, потому, что история у них несколько короче отечественной. Это касается системы образования, теоретических построений, политических, экономических и социальных программ, публичной риторики — да много чего. Там, где русский мыслитель меланхолически укажет на последствия крепостного права, американский с большей вероятностью сошлется на принципиальные различия Севера и Юга. А у истории и географии разная логика, в истории из «A» следует «B», а в географии «A» и «B» равноправно располагаются рядом. Поэтому история показывает, что сегодняшний день — единственно возможное состояние бытия исходя из предшествующих его состояний, а география приучает мысль к изначальному существованию множества конкурирующих возможностей, ни одна из которых априорно не истинна и не ложна, а просто есть. В некоторых ситуациях это довольно захватывающее дело.
Да и нельзя сказать, что этот взгляд несовместим с русской историей. Я напомню, как начинал свои лекции по русской истории Василий Осипович Ключевский. «Наша история открывается тем явлением, что восточная ветвь славянства, потом разросшаяся в русский народ, вступает на русскую равнину из одного ее угла, с юго-запада, со склонов Карпат. В продолжение многих веков этого славянского населения было далеко недостаточно, чтобы сплошь с некоторой равномерностью занять всю равнину. Притом по условиям своей исторической жизни и географической обстановки оно распространялось по равнине не постепенно путем нарождения, не расселяясь, а переселяясь, переносилось птичьими перелетами из края в край, покидая насиженные места и садясь на новые. При каждом таком передвижении оно становилось под действие новых условий, вытекавших как из физических особенностей новозанятого края, так и из новых внешних отношений, какие завязывались на новых местах. Эти местные особенности и отношения при каждом новом размещении народа сообщали народной жизни особое направление, особый склад и характер. История России есть история страны, которая колонизуется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней».
Постколониализм такое романтическое отношение к колонизации решительно осуждает. Но можно смотреть не только на процесс, где, разумеется, находятся основания для обличения зла, но и на результаты этих захватывающих «птичьих полетов из края в край». В результате мы имеем огромное разнообразие картин русской жизни — русские города.
В России 1118 городов, а я видел всего около двух сотен. Но мне кажется, что 30–40 их портретов уже способны создать занимательную галерею цивилизации. Опыт такого портретирования я и предлагаю.
Город в поисках центра
Петропавловск-Камчатский: самая дальняя точка России
В этот город никто особенно не хочет попасть, но те, кто смотрит Камчатку, обычно попадают. Уезжают с облегчением — по сравнению с чудесами Камчатки, вулканами, гейзерами, горячими термальными бассейнами, безлюдными пляжами черного песка на берегу непереносимо холодного океана, толпами медведей, хрумкающих красной рыбой на перекатах рек, в этом городе смотреть решительно нечего, жить примерно негде, а поесть иногда проблематично, но всегда очень дорого. Интересен он тем, что можно увидеть людей, увлекшихся этой Камчаткой настолько, чтобы тут жить. Вы вот в восторге от Камчатки? Правильно. Смотрите, к чему это приводит.
Есть более или менее устоявшийся набор достопримечательностей Петропавловска, из которых главные — это три сопки, Мишенная, Никольская и Петровская. Виды с них на город, когда исчезают ненужные подробности быта, прекрасны, а из города вовне — на океан и на гряду «домашних», как тут выражаются, вулканов (Козельский, Авачинский и Корякский) — так можно включать в топ-100 видов мира. Но вопреки этому я в этом городе был поражен совсем другим.
Там есть южные жилые районы (по берегу Раковой и Южной бухты) панельных пятиэтажек. Место великолепное — крутой берег, скалы, напротив сопка и темный океан. Крутые улицы идут по рельефу как горные тропы, и, когда дождь, по ним текут такие стремительные реки, что кажется собьют с ног. В Петропавловске, кстати, почти всегда дождь, и все следы асфальта с этих улиц давно смыты. В океан они, впрочем, не попадают — на их пути стоит ржавая дамба гаражных кооперативов. К берегу и спуститься нельзя — там кладбище кораблей и нечто военное.
А пятиэтажки фантастические. Там сильные ветры и соленый дождь с океана, эта штука действует как пескоструйный аппарат и вычищает цемент из всех швов, скрепляющих панели домов. Иногда там просто дыры в квартиры. Чтобы защититься от такой напасти, некоторые пятиэтажки обшиты большими листами профнастила, которые прибивают прямо к панелям. Через несколько лет их съедает ржавчина, они где-то отрываются и начинают гулять по ветру как рваные металлические паруса. И вот когда листы металла метров в шесть высотой и три в ширину сначала отрываются от дома, загибаются к небу, а потом хлопают по стене с обратным порывом ветра, то раздается такой грохот, что кажется, это мощные взрывы. И это не один, не два — это десятки домов. Не знаю, как они спят в своих квартирах, а на улице с непривычки все время приседаешь.