«Бытовой расизм в России существует, и это огромная проблема»
Элла Манжеева о своем фильме «Белой дороги!» и калмыцком кинематографе
На фестивале авторского кино «Зимний» состоится премьера второго полнометражного фильма калмыцкой режиссерки Эллы Манжеевой «Белой дороги!». Ее дебютная картина «Чайки» была первым калмыцким фильмом, снятым в XXI веке, и в 2015-м представляла Россию на Берлинале. «Белой дороги!» — сновидческая история о возвращении популярного рэп-исполнителя Алдара (его играет известный рэпер Тимур Бубеев) в Калмыкию, где в степи исчезла его мать. О калмыцкой идентичности, травме депортации и русском шовинизме Элла Манжеева рассказала Константину Шавловскому.
Проект «Белой дороги!» снимался около 10 лет. Почему так долго?
Если говорить про какую-то понятную причину, то у нас были проблемы с финансированием. Я написала первый драфт сценария в 2013 году, наш проект был отобран в резиденцию Берлинале в 2015-м, потом было еще «Ателье» Каннского фестиваля. И все было готово, у нас были партнеры, но Минкульт несколько лет не поддерживал проект. Но можно на всю эту историю посмотреть и так, что на самом деле мне просто нужно было время, чтобы повзрослеть и понять, что было заложено в этом тексте, который был написан моим подсознанием.
Как менялась идея картины за это время?
Сценарий менялся сильно, а идея — нет. Но главное изменение произошло в самый последний момент перед съемками, когда я утвердила на главную роль Тимура Бубеева. Практически все переписала под него. В изначальном варианте сценария главный герой был политконсультантом, а не рэпером, как Тимур. И вообще, изначально проект был более социальным. Но в какой-то момент я поняла, что делаю не социальную драму, а фактически снимаю современный эпос. И это диктовало другие законы, ритм, дистанцию.
В «Белой дороги!» очень много калмыцкой мифологии, калмыцких народных традиций, отсылки к которым едва ли считают российские и европейские зрители. Не могли бы вы о них рассказать?
Да, я думаю, что эти отсылки, конечно, мало кто поймет, но мне кажется, что этот фильм можно смотреть, ничего специального не зная о калмыцкой культуре. В основу положен эпос «Гэсэр». «Поверженный Гэсэр лежит на поле брани, в небе появились три птицы, это сестры Гэсэра прилетели его спасти». Гэсэр — символ эгрегора победы народа, его витальности,— он и есть Алдар. Когда я писала аннотацию в 2015 году, то там было написано, что я — это Алдар, а мать — это моя родина. Она умерла, а я делаю вид, что она жива. Тогда это была поэзия…
Были ли у вас какие-то визуальные референсы? Потому что я, когда смотрел «Белой дороги!», вспоминал и Цай Минляна, и Апичатпонга Вирасетакуна, и индийское авторское кино.
Если говорить о фильмах, то мне очень понравился «Пылающий» Ли Чхан Дона, мне показалось, что там вот похожая атмосфера, и, наверное, этот фильм стал для меня в каком-то смысле референсом. Но главным референсом для нас была степь — эта линейность, ее горизонт определили и всю стилистику фильма. И анаморфот тоже был выбран, чтобы передать этот горизонт в степи.
У вас много планов, снятых с верхней точки. Это потому, что одним из героев фильма является пространство?
Великая степь — один из героев фильма. И эта верхняя точка создает атмосферу присутствия этого духа: герои всегда не одни — кто-то за ними наблюдает.
В «Белой дороги!» очень много сложнопостановочных сцен, снятых одним кадром. Почему?
Наверное, любовь к длинным планам у меня началась, когда я сняла свой студенческий одноплановый фильм. Есть какая-то магия в том, чтобы наблюдать за героями, как они меняются, непрерывно, без монтажа. А эти кадры в «Белой дороги!», кстати, отчасти импровизационные. То есть мы репетировали, конечно, но репетировали состояние, а в момент съемки герои сами разводили мизансцены. Мы не знали, что они будут делать, и это создавало некоторые проблемы для операторской группы. Эти длинные кадры задают определенный темпоритм повествованию, дают ощущение вечности. Во всяком случае, мы пробовали смонтировать это кино плотнее, но тогда уходит интонация, настроение, атмосфера.