Мать драконов
Раньше диагноз «расстройство привязанности» ставили детям из неблагополучных семей. Теперь эпидемия перекинулась за заборы Барвихи и Горок. Почему, разбиралась Ксения Вагнер.
Мне звонит приятельница детства, когда-то Танька (два хвоста, щель между зубов), а ныне Татьяна Александровна (каре от Дэвида Малле, виниры от Константина Ронкина). Заведующая домом в Белгравии и квартирой на Патриках, жена большого мужа и сама, конечно, бизнесвумен. Сегодня она в Москве (у мужа совет директоров), завтра в Лондоне (ужин в Gordon Ramsay), послезавтра летит с примерки из Парижа на презентацию в Милан. А потом яхтенный заплыв — надо же, в конце концов, и отдыхать.
Психолог нужен не Тане. А ее дочке Кате четырех лет.
— Она то апатичная, вялая, замкнутая, ни с кем не общается, ничего не хочет. То, наоборот, психует. Недавно поймала ее на вранье, а когда стала ругать, она меня ударила! Потом, представь себе, казнила мягкие игрушки! Отрезала всем медведям головы.
Зная, в каком эмоциональном вакууме с рождения живет Катя и как жесток мир, где вместо мамы — всегда чужая тетя, я радуюсь, что она не отрезала голову себе. Через пару месяцев Кате поставят диагноз «расстройство привязанности», одной из самых жестких форм которого является реактивное расстройство — заболевание, возникающее в результате нарушения эмоциональной связи ребенка с родителем.
Ребенок с PPП в лучшем случае казнит медведей, в худшем может броситься с ножом и на людей. В 1992 году на канале CBS об этом вышел документальный фильм «Ребенок в ярости» — история маленькой Бет Томас, пережившей насилие со стороны родного отца. Соцслужбы нашли для Бет новую семью, однако девочка не только не оттаяла среди любящих людей, но всерьез собиралась их убить, пока не прошла длительный курс лечения у специалистов, выявивших PPП.
«Чаще всего PPП диагностируется у детей из воспитательных учреждений, где им не способны обеспечить надлежащий уход, а также из неблагополучных семей, в которых жестоко обращаются с детьми», — говорит возрастной психолог, EMDR‑терапевт Наталья Камелина. «Для диагностики PPП важно убедиться в длительном пренебрежении ребенком или физическом и/или сексуальном насилии над ним, — подтверждает супервизор Российского общества аналитической психологии и цюрихского Института Юнга Анна Скавитина. — Чтобы «сформировать» PPП, необходимо посадить ребенка в манеж, иногда кормить и практически не подходить к нему — ни маме, ни няне, ни другим взрослым. В остальных случаях возможны другие нарушения привязанности, но не PPП».
Мэри Поппинс, до свидания?
«В психологии привязанность понимается как врожденный механизм, обеспечивающий выживание ребенка на ранних этапах развития, — говорит Наталья Камелина. — Сам по себе младенец беспомощен. Чтобы получить уход, ему важно понравиться «своему» взрослому, то есть сформировать привязанность. Первая привязанность влияет на базовое доверие к миру, а значит, и на отношения человека с другими людьми».
Любопытно, что автор теории привязанности Джон Боулби воспитывался в состоятельной аристократической семье. Его отец, сэр Энтони Альфред Боулби, был хирургом английской королевской семьи. Мать Джона он встретил в возрасте сорока двух лет (ей было тридцать). Все шестеро их детей жили в отдельном доме с няней и дежурной медсестрой. Что не помешало Джону стать сорок девятым по масштабам цитирования психологом в мире.