Следующее желание
Когда мы предложили Нине Дашевской, любимой сказочнице и детскому писателю, сочинить для нас новогоднюю историю в зимний номер, она сразу ответила: «А я недавно была на Байкале. Какой дедлайн?» Через несколько дней прилетел текст, в котором встретились две главные темы этого журнала – Байкал и Новый год.
Хочу на Байкал, — сказала мама. — Всю жизнь хотела!
А Федя хотел на море. Потому что это так круто, когда уже устал от зимы, от темноты. И вдруг — море! И солнце. И жара! Роза, как всегда, хотела все и сразу; Илья не хотел ничего.
Папа сказал:
— В принципе, мне главное, чтобы вам было хорошо. Тогда и у меня голова не болит.
— Так не честно! — помотал головой Федя. — Мы — это не повод, чтобы ты терял свою субъектность. (На слове «субъектность» Эстер подняла большой палец: «Моя школа!»)
— Вот представь, — продолжал Федя, — если бы нас не было, ты бы хотел — куда?
— Если бы вас не было, — ответил папа спокойно, — я был бы уже не я.
Тогда Федя дернул Эстер, но она, как всегда, ответила логически:
— На море мы еще съездим тысячу раз. А на Байкал — не факт.
Оставалась одна надежда — на Айгуль. Айгуль очень любила море — кажется, даже больше, чем Федя. И он уже было решил, что нашел в ней соратницу; но Айгуль, как выяснилось, любила еще и коньки. Очень. Мама ей показала ролик — катание на коньках по льду бесконечного озера.
— Извини, Федь, — сказала тогда она, — ты же сам понимаешь!
В общем, Федя остался в меньшинстве. В уверенном меньшинстве, как сказала бы Эстер в этом конкретном случае. И постепенно он стал приучать себя к мысли, что Новый год на Байкале — это тоже очень и очень круто. Хотя и холодно. Но круто!
И по-настоящему он захотел на Байкал в тот самый день, когда термометр, вынутый из его подмышки, показал 39 и 9. И стало ясно, что они никуда не едут. По крайней мере не едет именно Федя.
— Да ты что, — сказала мама, — куда мы поедем без тебя! Не оставим же мы тебя здесь…
Казалось, она сейчас заплачет. Ей явно было даже хуже, чем Феде, который пылал жаром (хотел жару — получи!).
Роза прыгала рядом:
— Тебе не получше, Федь? Ну скажи, что получше!
Илья меланхолично вытащил наушники и зарядник из рюкзака — с тем же выражением, с каким он их туда засунул. Папа только вздыхал: покупать билеты на всех было болезненно, но сдавать — еще хуже.
Эстер предложила всем ехать, а она останется с Федей. Папа назвал ее «жена декабриста» (Федя не понял почему — Эстер потом объяснила). В общем, всех жалко было ужасно.
— Если вы все не поедете из-за меня, — сказал Федя страдающим голосом, — я себе не прощу. Вы хотите, чтобы у меня была травма на всю жизнь?
— Федя, — сказала мама, — ну это же Новый год! Мы должны быть вместе, о чем ты говоришь!
— А Чех? — спросил Федя.
Чех был самым старшим маминым сыном, он давно уже жил в Праге. Его по некоторому стечению обстоятельств тоже звали Федором, и со временем Федя-Чех превратился просто в Чеха, а Федя-младший стал Федя-сам-по-себе. Было принято на Новый год звонить Чеху в Прагу по чешскому времени и отмечать вместе с ним еще раз; и никто не страдал по этому поводу.
— Ведь Чех не с нами, и ничего страшного, — продолжил Федя. — Все равно мы когда-нибудь… катапультируемся.
— Сепарируемся, — поправила его Эстер.
— Нет, Федя, тут даже не о чем говорить! Чеху двадцать четыре года, а ты!
…Ситуацию спасла мамина подруга тетя Лика. Они дружили еще со школы, хотя и были очень разные.