Почему в России так не любят шпионов
Шпион – это зло абсолютное, неисправимое.
В советской и постсоветской мифологии и, если угодно, метафизике «Шпион» – это что-то гораздо большее, чем просто какой-то шпион. Он непременно писался бы с определенным артиклем, если бы таковой существовал в русском языке. А поскольку такого артикля в русском языке нет, я бы предложил писать это слово с прописной буквы. Впрочем, так я, как вы заметили, и написал.
Зло, как и добро, всегда требовало систематизации и наглядной иерархии. Когда я был не слишком разумным отроком, наглотавшимся недозрелой и плохо мытой шпионской беллетристики, а может быть, и под влиянием гайдаровских книжек типа «Судьбы барабанщика», иерархия носителей зла от низших ступеней к высшим сложилась в моем понимании приблизительно такой: двоечник, прогульщик, второгодник, хулиган, жулик, вор, бандит, шпион.
Шпион – это зло абсолютное, неисправимое. Это посланник потусторонних сил, лишь чисто внешне напоминающий человека. Это не «бог из машины», а скорее «черт из машины», возникающий на сцене в самые узловые моменты истории или частной биографии и посланный в этот мир, чтобы самим фактом своего появления и существования сделать более выпуклыми навязываемые нам представления о добре и зле. А потому столь обширна и столь богата ярчайшими образцами отечественная шпиониана, то есть вся та литпродукция, что в районных библиотеках обозначалась в те годы формулой «мне бы что-нибудь про шпионов».
С одной стороны, то есть по логике своего профессионального поведения, шпион должен бы быть незаметным, неразличимым в толпе, иначе какой же он тогда шпион? С другой же – он просто обязан был вызывать подозрение, он должен был как-то специально говорить и выглядеть. А иначе как бы мы его разоблачили? Шпион, в общем, вел себя подозрительно. Понятно, что в эпоху почти военной унификации внешнего облика граждан и жестко регламентированной системы социальной этикетности выглядеть подозрительным было совсем несложно.
Две самые заветные детские мечты – найти клад и поймать шпиона – шли нога в ногу. Наверное, потому что и то и другое имело отношение к сокровенному. И поэтому драгоценный «Остров сокровищ» в детском сознании встраивался до поры до времени в один ряд с одноразовыми картонными изделиями «про шпионов».