«Почему человек вынужден идти на преступление, пытаясь обезболить одну маленькую девочку?». Интервью с режиссером фильма «Доктор Лиза»
«Пытаясь ответить на поставленные в фильме вопросы, мы неизменно приходим к политическим ответам», — уверена режиссер Оксана Карас. Forbes Woman поговорил с автором картины «Доктор Лиза»
Российский режиссер Оксана Карас, чей фильм «Доктор Лиза» завоевал приз зрительских симпатий «Кинотавра» и открыл российскую программу Московского кинофестиваля, в интервью корреспонденту Forbes Woman рассказала, какие сложности претерпевают люди, занимающиеся благотворительностью в России, каково было снимать картину на девятом месяце беременности, почему она решила не касаться темы Сирии и Донбасса, и с чем связано малое число байопиков, посвященных женщинам в отечественном кино.
— Оксана, вы только что вернулись с «Кинотавра». Как зритель принял вашу картину? Довольны ли вы результатами фестиваля и каковы вообще ощущения от первого после пандемии российского киносмотра?
— Я очень рада, что «Кинотавр» состоялся, пусть не в июне, а в сентябре, и за это — низкий поклон организаторам. Не было бы у нас в этом году ничего, если бы не «Кинотавр», — очень многие западные и отечественные фестивали отменились. А посидев шесть месяцев на карантине, мы стали ценить маленькие радости. Когда твою картину показывают на большом экране, когда собрался полный зал, пусть и сидят зрители через кресло, но все равно смотрят фильм не по «Зуму» в окошечках, не по ссылке в интернете, а вживую вот тогда появляется энергия от коллективного просмотра и магия кино.
Так что ощущения от просмотра в любом случае хорошие. Многие зрители выходили в слезах, хотя не было такой режиссерской задачи, я как раз не хотела спекулировать на теме, очень аккуратно простраивала повествование, чтобы в фильме были и драматичные, и ироничные сцены, чтобы не превращать его в одну большую трагедию.
Я очень довольна призом, который мы получили — это приз зрительских симпатий. Голосование проводит «КиноПоиск», собирая на выходе результаты оценок зрителей, которые были на фестивальном показе, — своеобразный экзитпол. У меня, кстати, уже был приз зрительских симпатий, когда я получила гран-при за «Хорошего мальчика» четыре года назад.
В этом году была шикарная программа, очень разная. Я посмотрела «Хандру» Алексея Камынина, очень необычный веселый фильм, комедия, при этом с отсылками к Тарковскому и всему святому, что есть у режиссеров. Также посмотрела «Пугало», фильм, который взял Гран-при фестиваля, — замечательная работа якутского режиссера Дмитрия Давыдова, который преподает математику в школе. Там очень крутая работа у актрисы Валентины Романовой, певицы, которая впервые снималась в кино. Это скупая по средствам художественной выразительности история, но при этом глубокое настоящее невероятно поэтичное кино. Мне очень понравился дебют Насти Пальчиковой: «Маша» — смело, легко, нежно, очень музыкально сделанное кино, про 13-летнюю девочку, про необратимое взросление, про время нашего детства, 90-е годы.
Сегодня наше кино, как и во всем мире, из-за ограничений, связанных с пандемией, переживает серьезный кризис. Кинотеатры открыты только в семи российских городах, и если фильмы, которые сейчас выходят в прокат в сентябре-октябре, не вернут зрителя в кинотеатры, никакого кино в следующем году может и не быть. Во время фестиваля мы, режиссеры, читаем очень много критики, мы и ждем ее, и боимся одновременно, потому что полностью открыты и «обезкожены». В нынешней ситуации ругать, только чтобы самоутвердиться или ругать, чтобы поострословить, как-то совсем нечестно. Потому что сейчас намного важнее заинтересовать зрителя, чтобы он вернулся в кинотеатры, а не плясать на костях режиссеров.
— В прошлом году в одном из интервью, посвященных фильму «Выше неба», вы сказали, что когда кино не может артикулировать важные общественно-политические послания, художник переносит свой фокус внимания на себя и свою семью, и уходит во внутренний эскапизм. Через год после этого вы выпускаете фильм о человеке с активной гражданской позицией, в разговоре про которого избежать политики не возможно, и это сложно назвать внутренним эскапизмом. Что вдохновило вас на эту историю, и какова была ваша основная цель, как режиссера?
— Действительно, я говорила о том, что художник сосредотачивается на себе, когда не видит возможности изменить окружающую действительность: то же самое мы наблюдали и в 70-80-е годы XX века, во времена брежневского застоя. Только тогда власть не менялась 16 лет, а сейчас — уже 20, и это не предел. Этим летом мы как будто бы расписались в том, что хотим этой несменяемости до 2036 года. То есть это еще более серьезная стагнация, еще более тяжелая социальная депрессия. Хотя, если это действительно позиция и выбор моего народа, то ничего не поделаешь, — я ее уважаю.
Так вот в такие периоды люди, которые занимаются проживанием и обрамлением в художественные формы коллективного бессознательного (режиссеры, писатели, художники), вынуждены сосредотачиваться на свое внутреннем мире: себе, семье, человеческой психологии.
Что касается «Доктора Лизы», то когда мы вспоминаем ее, когда рассказываем ее историю, то частное становится общественным, мы поднимаемся на другой, остросоциальный уровень повествования. Пытаясь ответить на поставленные в фильме вопросы, мы неизбежно приходим к политическим ответам. Почему годами ничего не меняется? Почему система настолько несовершенна, что один человек, будучи не в силах ее изменить, вынужден идти на преступление, пытаясь обезболить одну маленькую девочку?
На первый взгляд, то, что я начала заниматься этим проектом, — вопрос случая, но, конечно, нет ничего случайного. В 2016 году после Гран-при «Кинотавра» ко мне стали обращаться продюсеры, спрашивая, что бы я хотела снять, и приглашая в проекты. Так я познакомилась с Александром Бондаревым и Джаником Файзиевым, они предложили мне снять «пилот» небольшого комедийного сериала. Я сняла «пилотную» серию, она им не понравилась, и я была уверена, что на этом наши рабочие отношения закономерно завершатся. Но на следующий день мне позвонил Бондарев и предложил прочитать сценарий «Доктор Лиза». Это был один из драфтов истории, которую написал Алексей Илюшкин. Там было много, что мне понравилось: концепция одного дня, любовь автора к героине, хороший литературный язык, и было исходное событие, — необходимость обезболить маленькую шестилетнюю девочку. Но было и то, над чем пришлось работать еще год, чтобы изменить и улучшить. Мы ударили по рукам, и начали работать над проектом.
Честно признаюсь, что до этого я не много знала о Елизавете Петровне. В 2009 году на фестивале «Док», который проводил ныне покойный Михаил Угаров, я увидела документальный фильм Лены Погрибижской про доктора Лизу. Я помню, что меня обожгла эта история, просто потрясло, что вот где-то рядом со мной, в Москве, по одним и тем же улицам ходит такой человек, ездит на вокзал, кормит бомжей, воскрешает их к жизни. Человек такого масштаба личности, такой внутренней свободы, такого сердца. Это меня поразило. Потом в 2016 году я узнала о ее трагической гибели. Я все больше и больше узнавала об этом человеке, и поняла, что сегодня есть огромный дефиците героев, а Лиза — самый настоящий герой, про которого надо говорить и снимать фильмы. Герой противоречивый, сложный, неоднозначный, герой именно этого времени. У нас ушел год, чтобы переделать сценарий. Я общалась с ее друзьями, волонтерами фонда, ее мужем, Глебом Глинкой, беда была одна — все это не вмещалось в один фильм. Поэтому мы использовали концепцию одного дня из жизни Лизы.
— В нашем кино много байопиков о мужчинах — спортсменах, актерах, писателях, даже кинокритиках, — но выдающиеся женщины, их истории, подвиги, трагедии получают освещение намного реже. На ваш взгляд, почему так происходит?
— Думаю, что это последствия того, что много веков, даже тысячелетий, мы жили в мужском мире, и только сейчас, в конце XX-начале XXI века все постепенно начинает меняться.
Если вы возьмете любой роман русской литературы, вы увидите, что мужчин там — три четверти от общего числа действующих лиц. Если вы посмотрите, как набирают актеров в любой театральный или кино-ВУЗ, вы увидите, что из 25 человек будет 17 мальчиков, потому что их надо распределить на пьесу «Ревизор» и другие пьесы, которые были написаны тоже мужчинами. Мужчины были героями, мужчины совершали поступки, мужчины действовали, а женщины могли вдохновлять, могли участвовать в процессе, но, как правило, очень мелодраматично, проблематика героини сводилась к квесту: выбирает ли она этого мужчину или нет. Активные женщины появились сначала в американском кинематографе. В нашем кино ситуация так или иначе меняется, но она должна меняться во всех сферах жизни. Например, женщины-президенты должны приходить к власти, и это не должно вызывать звенящее недоумение, а должно стать нормой жизни: кто лучше, умнее, тот и победил. Последнее, о чем должен спрашивать зритель, кто там режиссер у фильма, — женщина или мужчина?