Николай Губенко. На скоростях
"Коля - детдомовец, поэтому он имел право быть любым", - сказал о Николае Губенко режиссер Роман Балаян. "В том смысле, что человек, преодолевший обстоятельства и взлетевший над ними, может уже не интересоваться, как его воспринимают другие?" - уточнила я. "Да..."
Сергей Никоненко: «Из детского дома...»
Первую мастерскую Сергея Герасимова и Тамары Макаровой во ВГИКе называли «Молодогвардейцы», вторую — «Рыбников — Ларионова», третью — «Кириенко — Гурченко». Четвертую — по нашим с Колей фамилиям: «Губенко — Никоненко», но это было позднее.
В начале учебы Коля производил впечатление одесской шпаны. Забубенный такой, непричесанный, ходил в поношенном пиджаке. Матерщинник даже на фоне других ребят, тоже крепко выражавшихся. Мог подраться. Непонятно было, почему Сергей Аполлинариевич взял этого не слишком отесанного парня с южным говором и уличными замашками к себе на курс.
Но вскоре мы поняли, что Коля в шпану играет, маска у него такая. Может потому, что потеряв в войну родителей, вырос в детском доме, где приходилось отстаивать себя? Вот и привык не распахивать душу? Да, при всей своей общительности Коля оставался закрытым. О том, что после окончания Суворовского училища, где углубленно преподавали английский, Коля хорошо знает язык, мы даже не подозревали.
Его сиротство постоянно давало о себе знать. Как бы он жил на мизерную стипендию, если бы не помощь всех, кто мог? Моя мама, которая тоже росла сиротой и потому понимала Колю, заворачивала ему бутерброды и протягивала мне, когда я собирался на учебу. И домой он к нам приходил, ночевал, мама его кормила, рубахи стирала. Тамара Федоровна Макарова передавала через меня Коле деньги. Помощь он принимал спокойно. Деньги тогда, до реформы, были большими как простыни, и вот Коля брал у меня эту «простыню», клал в карман и хлопал по нему ладонью: «Сегодня гуляем». Покупались водка, пельмени, и устраивался банкет для ребят.
Он не стремился кого-то в чем-то разубедить, открыться, показать себя с другой стороны. На нашем курсе училась Жанна Болотова, красивая, тонкая, рафинированная девочка, дочь дипломата. Курс был очень дружным, но единственным, с кем Жанна не находила общего языка, оказался Коля. По-моему, они недолюбливали друг друга: разное прошлое, разные представления о жизни. Барышня и хулиган.
Жанна вышла замуж за будущего художника Колю Двигубского, юношу воспитанного и самого пижонистого среди нас, просто щеголя. На свадьбу с нашего курса она пригласила только двоих, меня в том числе, Губенко, конечно, не позвала. Но потом Жанна — да, стала женой нашего Коли, и прожили они вместе больше пятидесяти лет.
В нем таилось нечто такое, что не сразу стало понятным, но когда проявилось, мы все признали, что Губенко среди нас если не первый, то один из первых. У меня с ним образовалось негласное соперничество: мы постоянно думали, чем удивить курс, а ведь было кого удивлять. Девчонки — Жанна Болотова, Галина Польских, Жанна Прохоренко, Лида Федосеева — уже снимались в кино и стали известными. И все равно Губенко среди нас выделялся — уже тем, что был прирожденным актером.
На третьем курсе студент режиссерского факультета из ГДР Зигфрид Кюн поставил у нас пьесу Бертольта Брехта «Карьера Артуро Уи», где Коле дали роль Артуро. На студенческий спектакль собиралась вся театральная Москва, среди зрителей я видел известных людей. А нашей дипломной постановкой был «Борис Годунов», опять же с Колей в главной роли. Он очень серьезно относился к работе, готов был с кулаками наброситься на того из мальчишек, кто халтурил на репетициях. Упорный, трудяга, и если кто-то ему завидовал, то исключительно Колиной работоспособности. В роли Артуро необходимо было ходить по проволоке, так он в цирковом училище брал уроки. От одесского говора, кстати, уже ко второму курсу избавился.
Еще во время учебы снялся в фильме «Мне двадцать лет» Марлена Хуциева. Я радовался — прежде всего тому, что у Коли наконец-то появились деньги. Потом картина, хотя снималась долго и драматично, вообще стала культовой, символом оттепели, а Губенко — одним из лиц нового кино.
Пару раз на спектакли «Карьера Артуро Уи» приходил Юрий Петрович Любимов. Он присмотрел Колю и облизывал его, как собака щенка, приносил ему бутерброды и термос с чаем. Потом предложил стать частью создававшегося им Театра на Таганке. Коля проработал там три года, ушел, но через десять с лишним лет вернулся. Уходил он из театра потому, что поступил на режиссерский курс Сергея Герасимова — я тоже вскоре пришел туда — и стал режиссером кино. Снял замечательные картины, среди них «Подранки», «Из жизни отдыхающих», «И жизнь, и слезы, и любовь»... Вот вам и «одесская шпана».