«Обидеть Довлатова легко, понять — трудно». Сергей Довлатов: от А до Я
3 сентября 1941 года в Уфе в семье театрального режиссера Доната Мечика и актрисы, а впоследствии корректора Норы Довлатовой родился Сергей Довлатов. Человек, считавший, что его профессия — быть русским автором, на родине был автором для избранных — ограниченного круга петербургской интеллигенции, знавшей его в основном по очеркам в газете “Советская Эстония”, в которой Довлатов служил корреспондентом, и самиздату (набор его первой книги уничтожили по распоряжению КГБ). По просьбе Esquire Арен Ванян, исследователь, литературный критик и автор телеграм-канала «Арен и книги», разложил судьбу и творчество Сергея Довлатова по алфавиту и объяснил, почему он важный и оригинальный русский прозаик.
А
Абсурд
«В борьбе с абсурдом так и надо действовать. Реакция должна быть столь же абсурдной. А в идеале — тихое помешательство».
Нелепость и бессмыслица преследуют довлатовских героев повсюду: в Ленинграде, в Таллине, в Нью-Йорке. Не имеет значения, в каком государстве проживает человек, в тоталитарном или демократическом. Профессия или образ жизни — тоже не признак наличия здравого смысла; абсурд свойственен всем: американцам и эмигрантам, алкоголикам и уголовникам, ученым и поэтам. Искоренить абсурд невозможно, с ним можно только свыкнуться.
Посему довлатовские герои с очень важным видом совершают поступки, которые противоречат здравому смыслу. Так, толстовец Цыбин, наплевав на принципы, набивает морду писателю Битову, а писатель Битов дает по физиономии поэту Вознесенскому — просто за то, что встретил его.
«Мир охвачен безумием, — подводит итог Довлатов. — Безумие становится нормой. Норма вызывает ощущение чуда».
Б
Бродский
Друг Довлатова, литературный критик и эссеист Александр Генис, однажды заметил: «По-моему, Бродский был единственным человеком, которого Сергей боялся».
В самом деле, был по меньшей мере один человек, которым Довлатов искренне восхищался. Довлатов смотрел на Бродского как на пришельца, существо из иного мира: «Разумеется, он не был советским человеком. Любопытно, что и антисоветским не был. Он был где-то вне...» Довлатов постоянно испытывал волнение, робость, растерянность, находясь рядом с Бродским. Он не пытался быть выше его. Он не старался быть даже наравне с ним. Он продолжал верить в его дарование, повторяя:
«Надежду на возрождение русской словесности дает мне то, что в литературе продолжает трудиться один гениальный русский писатель. Это Иосиф Бродский».
В
Водка
«Как-то в Ленинграде,— вспоминал Александр Генис, — к Довлатову домой зашел брат Боря. Спросил у Норы Сергеевны [матери Довлатова], где Сергей. Та сказала, что сидит у себя и слушает Шостаковича. „С алкоголиками это бывает“, — успокоил ее Борис».
Довлатов никогда не скрывал своей пагубной привычки. В пьянстве, по собственному признанию, он не видел большого греха. Хотя в американские годы часто повторял, что завязал с водкой (а точнее, с запоями). А затем еще оставил читателям один из самых знаменитых афоризмов:
«Алкоголизм — излечим, а пьянство — нет».
Г
«Геройствование»
Довлатов на дух не переносил претенциозность и морализаторство. Он часто иронизировал над чужим «геройствованием», особенно — диссидентским.
В романе «Филиал» он описал историю, связанную с вымышленным диссидентом по фамилии Акулич. По сюжету, Акулича выдвигают в президенты будущей свободной России. Во время представления, когда произносились слова «о бескорыстии, мужестве, нравственной стойкости» Акулича, неизвестная женщина-фотограф встала и спросила у него, когда он вернет ей 60 долларов. В ответ диссидент Акулич произнес: «Господа, что же это такое?! Я борюсь с тоталитаризмом, а вы мне про долги напоминаете?!»
История это была реальная, и, по воспоминаниям друзей, Довлатов, услышав такой ответ, сбросил борца с тоталитаризмом с тесной редакционной лестницы. Через минуту диссидент просунул голову в дверь и проговорил: «Зима на улице, а я тут пальто забыл».
Д
Джаз
В одной из эмигрантских статей Довлатов писал: «Я полюбил джаз шестидесятых годов, сдержанный и надломленный. Полюбил его за непосредственность. За убедительное, чуждое ханжеству возрождение соборных переживаний. За прозорливость к шансам гадкого утенка. За глубокий, выстраданный оптимизм...»
Друзья Довлатова писали, что помимо литератора он мог стать джазменом. Сам Довлатов говорил в интервью, что всегда любил джаз. Он и писал много о нем, в том числе — в художественной прозе. Так, в романе «Филиал» джаз передает мироощущение главного героя, «стилистику его жизни». Вот, к примеру, фрагмент, где джаз отражает интимную близость героев: «Тася вынула из сумочки маленький приемник без чехла. Раздались звуки джаза, и мы почувствовали себя естественнее. Как будто невидимая рука деликатно убавила свет». А вот — тоску и одиночество: «Я перешел в тамбур. Грохот колес тотчас же заглушил джазовую мелодию».
Ж
Женщины
Довлатова тянуло к женщинам, а женщин — к нему. Посему его личная жизнь была очень непростой. Он состоял в двух официальных браках и в одном гражданском; у него остались дети от трех женщин. Свою личную жизнь он объяснял просто: «У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший». Его герои имели схожие проблемы — они нелепо влюблялись и расставались, они изменяли женам и мужьям, они возвращались к тем, кто готов был их простить.
В то же время Довлатов, вслед за Чеховым, подчеркивал тяжелую участь русской женщины. Иногда он делал это с едкой иронией: «Букашку русский мужик пожалеет. Невидимую лесную козявку пожалеет. А собственную жену — по голове оглоблей...» А иногда — с печалью: «Миллионы русских женщин унижаемы — всечасно. Причем не КГБ их мучает. Не партия и ее ленинский центральный комитет. Не Андропов, черт бы его побрал, а собственные мужья. И за одно это мы, российские люди, достойны пожизненной каторги и вечного тоталитаризма...»
З
«Заповедник»
Книги часто помогают писателям разрешить те или иные экзистенциальные проблемы. Вот и «Заповедник» помог Довлатову навсегда — изнутри, в душе — распрощаться с Советским Союзом.
Главный герой повести — пьющий писатель-аутсайдер из Ленинграда, приехавший на лето в Пушкинские Горы подработать экскурсоводом. Он пребывает в длительном кризисе: алкоголизм, самобичевание, неурядицы семейной жизни. В это самое время его жена объявляет, что уезжает вместе с дочерью из Советского Союза. Вопросу «что делать?» — покинуть заповедник, который у Довлатова становится метафорой СССР, или сгинуть в нем назло себе — и посвящена повесть. Главный герой, как и сам Довлатов, выбирает первое — отъезд и воссоединение с семьей.