Академик Олег Алифанов: Луна, безусловно, должна стать нашим приоритетом
Как запускали первый искусственный спутник Земли и почему все считали это сенсацией, кроме тех, кто над ним работал; за что чуть не арестовали главного конструктора Василия Мишина и почему будущее за многоразовой техникой; надо ли людям летать в космос и остаемся ли мы космической державой… Об этом разговор с академиком Олегом Алифановым, заведующим кафедрой космических систем и ракетостроения Аэрокосмического института национального исследовательского университета МАИ имени Серго Орджоникидзе.
— Нынешней осенью мы отмечаем сразу два «космических» юбилея: 165 лет со дня рождения основоположника теоретической космонавтики Константина Циолковского и 65 лет со дня запуска первого искусственного спутника Земли. Вы запуск помните?
— Отлично помню. В октябре 1957‑го мне было 16 лет, я заканчивал школу и увлекался радиолюбительством. Сигнал «бип-бип» я поймал своим радиоприемником, а ближе к ночи мы все выходили на улицу, чтобы увидеть летящую в небе «звездочку». Это производило впечатление.
Начало космической эры
— Можно ли сказать, что это определило вашу судьбу?
— Вряд ли. Я всегда был человеком увлекающимся, и с детских лет у меня было много разных хобби. Из самых серьезных — рисование и радиотехника. Меня увлекало и то, и другое. Живописью я занимался довольно серьезно и до десятого класса не знал, куда пойду. В изостудии Дворца пионеров был уникальный преподаватель, звали его Валентин Иванович, очень добрый и одновременно очень требовательный. Помню, как в третьем классе пришел туда с внушительной папкой своих рисунков. Мне тогда казалось, что я уже достиг больших успехов. Валентин Иванович пролистал мои художества, отложил в сторону и говорит: «Ну что ж, начнем учиться рисовать». Это был щелчок по моему самолюбию, но, надо сказать, полезный. С тех пор я там регулярно занимался и действительно многому научился. Но и детекторный приемник в четвертом классе тоже сделал.
— Но в 1958 году вы пришли учиться в МАИ и с тех пор эти стены не покидаете. Были деканом аэрокосмического факультета, много лет заведуете кафедрой… Почему МАИ?
— Мой отец, Михаил Кузьмич, был студентом первого набора МАИ в 1930‑м и потом работал в авиационной промышленности. Конечно, он хотел, чтобы я тоже учился в МАИ. Но сначала я поступал на Физтех. Не получилось. Математику написал на четыре, а вот за физику получил тройку. До сих пор помню задачу: разветвленная электрическая цепь, и надо было найти токи в контурах. Мы в школе ничего подобного не решали. Я написал целое эссе, куда и как побегут электроны. По сути, я выводил закон Кирхгофа, но вывести не сумел. Пошел в МАИ и действительно задержался тут почти на 65 лет.
— Не приходилось жалеть?
— Примерно с третьего курса стало интересно. А первые курсы, помню, как‑то не очень. Я всегда хотел больше конкретики в приложениях того или иного раздела математики, физики. Нам, например, математику читали как‑то совсем абстрактно, а хотелось уже тогда иметь хотя бы отдаленные представления, зачем нам нужен тот или иной ее раздел. Помня этот свой опыт, всегда советую преподавателям математики: обязательно говорите студентам, где это может им пригодиться, имейте соответствующие постановки контрольных задач по курсу. В частности, наша кафедра в свое время совместно с преподавателями математического анализа разработала постановки задач, которые могут встретиться выпускникам в их будущей работе. Мотивация для студента — очень важная вещь. А просто вычислять интегралы, брать производные — это скучно.
— Олег Михайлович, спутник запустили сразу после столетия Циолковского. Это специально так подгадали?
— Думаю, мало кто отдавал себе в этом отчет. Впервые о том, как это было, рассказал на Международном астронавтическом конгрессе в 1997 году мой учитель Василий Мишин, который сменил Сергея Королева на посту главного конструктора. Эта информация была строго засекречена. Василий Павлович был человеком исключительно честным, и когда его об этом спросили, ответил: «Ну что ж, придется рассказать». Он был первым замом Королева по научно-технической деятельности в ОКБ‑1, и ему также была поручена разработка боевых ракет, начиная от Р‑1 до Р‑7 и первой твердотопливной ракеты. А сам Сергей Павлович всегда был, если так можно сказать, «заточен» на освоение космоса. Его в первую очередь интересовало все, что с этим связано. Мой отец во время войны работал с ним в Омске на заводе Туполева и рассказывал мне, что даже в то время Королев мечтал о полетах в космос.
Так вот, когда дело дошло до межконтинентальной ракеты, «семерки», стало ясно, что ее можно использовать для вывода на орбиту искусственного спутника, которые тогда уже начали разрабатываться в ОКБ‑1.
Но вначале надо было довести ракету до ее основного предназначения. Ее отделяющиеся головные части во время летных испытаний не выдерживали нагрева при спуске в атмосфере и разваливались. Тогда еще не умели делать эффективную тепловую защиту. Летные испытания были временно остановлены.
Для решения проблемы была создана специальная группа молодых ученых под руководством академика Георгия Петрова. Они с этой задачей успешно справились. А пока проблема решалась, Сергей Павлович обратился в правительство с предложением использовать уже готовую ракету для вывода на орбиту искусственного спутника. Поначалу идея вызвала недоверие, но когда Хрущеву все объяснили, он дал добро.
Срочно был изготовлен ПС‑1: под таким кодовым названием появился на свет первый «простейший спутник». Люди, которые его изготовили и запустили в космос, даже не представляли, какой это вызовет фурор во всем мире. Василий Павлович рассказывал, что, придя на работу на следующий день, к своему удивлению, увидел, что его рабочий стол завален вырезками из зарубежных газет, кричащих об открытии Советским Союзом космической эры.
Решение некорректных задач
— Олег Михайлович, впоследствии теплозащита совершенствовалась и вы здесь сыграли немалую роль. Вас даже называют создателем целой научной школы. О чем идет речь?
— Еще учась в институте, я увлекся вопросами спуска в атмосфере пилотируемых крылатых космических аппаратов. У меня и диплом был на эту тему. Тогда это была совершенно новая тематика, никакой литературы на эту тему не существовало, все засекречено. На Кузнецком Мосту находилась Государственная научно-техническая библиотека, и там можно было найти некоторые американские данные на английском языке. Там я почти что поселился, изучая эти материалы. Надо и баллистику посчитать, и аэродинамику, и тепловые режимы. Именно тепловым проектированием и тепловой защитой космических аппаратов я и хотел заниматься, оставшись на кафедре.