«Мы лишились 100% прибыли от концертов»: лидер группы Little Big о том, как изменится музыкальный бизнес после пандемии
Эпидемия серьезно подпортила планы группе Little Big — прямо накануне карантина они узнали, что едут на «Евровидение» от России. Но конкурс отменили, как и все концерты, фестивали, выступления в ближайшие месяцы. Илья Прусикин и его команда пережидают пандемию в доме под Питером, где придумывают онлайн-эфиры, пишут новую музыку и запустили «Карантиновидение». Мы «встретились» с музыкантом, чтобы обсудить все актуальные вопросы.
Ярослав Бабушкин: Илья, минусы мы все знаем, а ты можешь выделить какие-то плюсы в карантине? С точки зрения творчества или бизнеса?=
Илья Прусикин: Плюс в том, что мы все оказались в большом доме, мы можем делать музыку 24/7. У нас есть студия-офис, и раньше мы там находились по 8-9 часов, а сейчас мы и ночью пишем музыку, и с утра — когда вздумается. Плюсы есть, несомненно, потому что теперь постоянно идет творческий процесс.
Юля Варшавская: Как на вашу деятельность повлиял карантин с точки зрения отмены всех концертов?
И. П.: Как и у всего малого бизнеса — полный крах, потому что у нас сейчас самый большой взлет в карьере, а мы его не можем монетизировать. По факту, мы лишились 100% прибыли от концертов, потому что на ближайшие как минимум полгода все крупные фестивали отменились, как и сольные выступления. Мы живем, по факту, только на стриминг и рекламных заказах, потому что все перешло в онлайн. И кормим при этом большую команду.
Я.Б.: А трафик растет из-за того, что все дома сейчас находятся? У Кликклака, у «Карантиновидения», в Instagram (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена)?
И.П.: Да, конечно, подписчиков гораздо больше, чем было, потому что люди сидят дома, и им нечего делать, кроме как втыкать в телефон и компьютер.
Я.Б.: А цифры есть какие-то?
И.П.: Я не анализирую все эти каналы. У нас есть ребята, которые анализируют, они говорят, какой там большой прирост. Я доверяю им.
Ю.В.: А это можно как-то монетизировать? Все блогеры и звезды мощно активизировались в Instagram (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена), ведут прямые эфиры… У этого есть какой-то материальный выхлоп?
И.П.: Везде, где есть аудитория, есть материальный выхлоп. У тебя заказывают рекламу в Instagram (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена), у тебя заказывают рекламу на Youtube. Но нет такого, чтобы у меня что-то резко изменилось, я как делал рекламу, так и делаю — хуже не стало, так скажем. С концертной деятельностью — да, тут полный провал — и, мне кажется, что ближайший год будет сохраняться эта динамика. Потому что люди после того, как все закончится, будут на всякий случай избегать концертов, чтобы не заболеть: «Лучше подожду еще полгодика и тогда буду ходить». Потому что истерия — она в обществе присутствует.
Ю.В.: Какие вообще настроения среди музыкантов? Вот про бизнес, например, все говорят: кто-то выживет, а кто-то нет. А музыканты как?
И.П.: Абсолютно так же. Нет разницы между бизнесом и музыкальным бизнесом. Это тоже бизнес: ты должен вкладывать деньги, у тебя должен быть оборот. Если ты не зарабатываешь, тебе нечего вкладывать. Если ты не дал концертов — у тебя нет прибыли. Если у тебя нет стриминга, ты не сможешь снять клип для того, чтобы поднять стриминг — и поднять посещения на концертах. И остаются те, у кого были в загашнике деньги, чтобы снять новые клипы, сделать новые синглы. Те, у кого остались деньги, у кого остались силы и креатив, они из этого кризиса выйдут в два раза больше, чем до него.
Я.Б.: У вас деньги остались?
И.П.: Да, мы умные дяди и тети. У нас всегда есть бюджет, который мы откладываем для того, чтобы снимать клипы. У нас все продумано где-то на два-три шага вперед. Хотя иногда что-то резко меняется так, что следующие ходы тоже меняются. Вот как у нас, допустим, «Евровидение» сменило нам тактику и стратегию за секунду.
Ю.В.: А что за стратегия?
И.П.: Я же не могу говорить! Она у нас есть, и мы ее придерживаемся.
Ю.В.: То есть даже неслучившееся «Евровидение» на вас все-таки повлияло?
И.П.: Да, конечно. Мы от него взяли все, что нам нужно. Так получилось, мы не ожидали, на самом деле. «Евровидение» так вот изменило все, хотя мы изначально подавали заявку, можно сказать, по приколу, потому что мы знали, что нас не возьмут. А нас взяли. Мы сделали эту песню, и она стала хитом в Европе. Этот клип стал третьим по популярности среди всех конкурсантов «Евровидения» на Youtube. И в этот момент ты понимаешь, что нужно работать в эту сторону, то есть вся стратегия, которая строилась до этого, она меняется. И из-за этого меняются треки, меняются визуальные составляющие, меняются идеи клипов. Но у нас уже снят один клип в старом формате, мы успели до карантина его сделать.
Я.Б.: Во сколько обошлась подготовка к «Евровидению»? Кто является вашим спонсором на этом мероприятии? Возместят ли вам что-либо из-за того, что конкурс отменяется?
И.П.: Все затраты, которые мы понесли, — это наши личные затраты, у нас нет спонсоров. В таком деле лучше вообще не иметь спонсоров и тех, кто будет влиять на процесс. Иначе начнется: «Нет, давай делать так, а теперь возьмите вот эту баночку и встаньте так вот». Продактплейсмент — это максимум, что мы можем себе позволить. Поэтому все затраты наши, а сколько затрат было, я, честно, сказать не могу, потому что я точно не знаю. У нас каждый занимается своим делом, и в деньги я не лезу.
Я.Б.: Ты не знаешь, сколько вы зарабатываете?
И.П.: Конечно, знаю.
Я.Б.: Но, если в деньги не лезть, тебя могут обмануть?
И.П.: Нет, я не лезу в расходы. Я могу проверить в любое время, но сейчас в этом нет смысла. Какой смысл в этом? Я все равно сижу дома — никуда не выхожу.
Ю.В.: А ты стал меньше тратить со времени карантина?
И.П.: Не знаю. Я не слежу, в общем-то. Правда, я начал рисовать картины — и понял, что я, как минимум, стал тратить еще на холсты и краску. Это уже по карману бьет. А так… Я, в принципе, не покупаю одежду. Закупаюсь раз в полгода в массмаркете, потому что я не люблю дорогую одежду. Uniqlo, H&M, Zara — идеально — взял бланковые черные вещи, и кайф, и можно их мешать: что надел, то надел.