Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Наталия Белохвостикова: "Я влюблялась в мужа много раз"
Это была такая бесконечная интересная жизнь. Бесконечная. Она не прекращалась никогда. И это связано с профессией, конечно. Потому что, если бы я была учительницей, а он физиком, наверное, этого союза не случилось бы. А оттого что я стояла за его спиной, когда он рисовал, я читала первая, когда писался сценарий, я никогда не остывала от этого творчества, которое все время длилось, длилось, длилось до последнего мгновения. А это очень дорогого стоит.
— Наталия Николаевна, вы часто подчеркиваете, что в кино попали случайно и были совершенно из иного мира. Из какого же?
— Мой отец был дипломатом, мама переводчицей. Я с родителями жила в разных странах: Англии, Швеции. Вращалась в очень узком кругу дипломатов. Это совершенно удивительные люди, очень умные, безумно самоотверженные и сильные. Помню, как папа, когда шли дипломатические конфликты, давал пресс-конференции о каких-то тяжелых ситуациях, по два часа на английском языке. Потом до пяти утра работал. После мчался еще к премьер-министру на другой конец Стокгольма, потому что надо срочно что-то решить. Долг был превыше всего. Дипломаты — фантастические люди.
— Какие у вас первые воспоминания?
— Как мама собиралась в Вестминстерское аббатство на коронацию Елизаветы II. Мне тогда было около двух лет. Мама сшила себе удивительное сиреневое платье со шлейфом. Такой красоты я больше не видела. Еще я помню роскошную елку под потолок в нашем лондонском доме. Родители втайне от меня ее нарядили. Я проснулась и увидела красоту. Я помню камины, завывание ветра в трубе. Когда он дул сильнее, казалось, это стая злых волков.
Из Лондона мы уехали, когда мне было пять. А когда исполнилось десять, отца направили в Стокгольм. Родители взяли младшего брата, а меня оставили с бабушкой и дедушкой. Я дико тосковала. Писала бесконечные письма, потому что во время трехминутного разговора по «07» разве можно что-то рассказать? К родителям приезжала только на каникулах. Но приехав, уже начинала грустить, что придется расстаться, и отмечала в календарике, как уменьшается количество счастливых дней.
— Как вы представляли свое будущее?
— Думала, что стану переводчицей и буду переводить книги дома. Или стану кинооператором.
— Это очень странное желание для девочки, ведь в операторы тогда брали исключительно мужчин, аппаратура была очень тяжелой.
— Да, я знаю только одну женщину-оператора — Маргариту Пилихину. Но я не думала о технической стороне профессии. Мне это просто казалось интересным делом, и что важно, оператор всегда в стороне, не на виду. Я была человеком второго плана. Не любила оказываться на виду. В школе отвечала тихо, учителя постоянно делали замечания: «Наташа, громче! Не слышно». Я и сейчас такая. Если захожу в аптеку и вижу, что в очереди меня узнали, стараюсь ретироваться.
— Оператором вы не стали. Как же попали в кино?
— Это случай или судьба — как хотите, так и назовите. Мне было тринадцать. Я поехала к родителям в Стокгольм на летние каникулы. Ходила в летнюю школу на берегу моря. И вдруг там появился один смешной маленький человек. Он внимательно на меня посмотрел и исчез. А вечером папа рассказал: «В школу приходил Марк Семенович Донской. Это режиссер из Москвы. Ему нужны артисты для съемок в фильме «Сердце матери», две женщины и мужчина. Но я сказал, что взрослые работают, и предложил поискать среди детей. Вдруг кто-то подойдет». И подошла я. Я была уже такого же роста и веса, как сейчас. На меня надели исторический костюм и я, прикрываясь зонтиком, чтобы в камеру не попало мое детское лицо, несколько дней каталась в пролетке. Потом съемочная группа уехала, и я продолжила жить своей детской жизнью.
Прошло время, и как-то Донской позвонил к нам домой и пригласил на студию Горького, чтобы показать картину. Папы не было. Пошли мы с мамой. После просмотра вышли в коридор, разговариваем, мимо проходит невысокий лысый человек. Марк Семенович его останавливает: «Сережа, вот будущая артистка!» Я вся покрылась красными пятнами. А он (это был Герасимов) внимательно посмотрел и сказал: «Жалко, я уже курс набрал. Приходите ко мне на курс, посмотрите, как я заниматься буду». Я поблагодарила. Но этим дело не закончилось. Через несколько дней домой позвонили и передали его просьбу подойти 1 сентября во ВГИК. И я даже знаю, почему так произошло.
— Почему?
— Он тогда писал сценарий фильма «У озера». Главная героиня — девочка-сибирячка из его детства. Волосы до колен белые, светлоглазая. Я была именно такой. В тот момент, когда он встретил меня в коридоре киностудии, решилась моя судьба. Первого сентября я приехала к нему. И, еще не окончив школу, стала вольнослушательницей на курсе Герасимова. А через год поступила к нему сразу на второй курс. К тому времени он закончил сценарий «У озера», и в главной героине все увидели меня... Но было все не так просто. Пробы на эту роль длились полгода. Утвердили меня за три дня до экспедиции в Иркутск.
— После того как на экраны вышел фильм «У озера», вы моментально стали звездой.
— Да. Меня узнавали в других странах так, как не узнавали нигде. В Японии останавливали на улице. Фильм был таким мощным, что меня стали видеть только в ролях, похожих на мою героиню Лену Бармину. А я не хотела повторяться. Герасимов говорил, что каждая картина должна быть шагом вперед, после каждой премьеры надо проснуться, и чтобы не было стыдно выходить на улицу.
И еще была проблема: все роли предлагали такие далекие от меня самой. Везде не я. Меня это тяготило тоже. Думаю, если бы не наша встреча с Наумовым, артисткой я бы дальше не была. Все бы закончилось парой картин. Потому что мне не нравилось то, что предлагали играть. Мне важно было быть собой. А какая я на самом деле, знали только Наумов и Алов, которые стали меня снимать. Первой была Неле в «Тиле». Помню, когда я шла по Брюсселю после премьеры, ко мне подходили и брали автограф. И местные газеты писали, что в каждом фламандском доме должен висеть портрет Неле из русского фильма.
— Сначала же с Владимиром Наумовым познакомился ваш отец, а не вы?
— Да, как-то летом в Стокгольме проходила Неделя советского кино, приехали наши кинематографисты и, конечно же, пришли к отцу. В представительской части квартиры был прием, куда пригласили дипломатических гостей из разных стран и кинематографистов. Мне очень интересно было на них посмотреть, но детей не пускали. И я пробралась на полукруглый балкон и оттуда высматривала Галю Польских, которая поразила меня в картине «Дикая собака динго». Но в толпе людей ее я не увидела. Папа потом мне рассказывал, что к ним приходил Владимир Наумов, глава советской делегации кинематографистов. И вот он, как оказалось, нас, детей, видел. И меня запомнил как летящую девочку с белоснежной косой намного ниже талии. Я куда-то неслась. Наумов увидел девушку в полете, но еще не знал, что судьба нас соединит.
— А как вы познакомились?
— Мы познакомились в полете. Забавно звучит, но это так. Сидели в самолете рядом. Летели в Белград на Неделю советского кино. Должен был лететь другой режиссер, не Наумов, но у него заболела жена, и его просто заменили — место отдали Володе. Вел он себя странно. Брал у всех вокруг сигареты, но не закуривал, а нюхал, вертел в пальцах. Он был весь усыпан пеплом. Потом рассказал, что за три недели до этого бросил курить. Он не расставался с сигаретой с четырнадцати лет. И тут накануне полета его хороший знакомый, владеющий гипнозом, сказал: «Надо кончать курить, побереги легкие». Потом попросил его лечь на диван и минуту бубнил что-то примитивное, типа «Курить вредно». Когда он закончил, Володя потянулся за сигаретой. Взял ее, встал возле окна, открыл форточку и... выбросил сигарету на улицу. Но это я узнала от Володи позже. А в самолете мне его поведение казалось эдакими причудами гения.
Вообще, он оказался очень милым. Мы почти весь перелет болтали, хохотали и играли в крестики-нолики и морской бой. Он был старше меня почти на двадцать четыре года. Но у меня было ощущение, что ему так же, как и мне, 20 лет. Когда на фестиваль приехал Марк Донской, с которым он давно был знаком, мы над ним издевались как дети, не давали спать. Стучали с Наумовым вечером в дверь номера и убегали. Не советская делегация, а хулиганы какие-то и бандиты! При этом Наумов был руководителем творческого объединения киностудии «Мосфильм». Серьезный человек! Классик советского кино... Но это его не останавливало. Мы раз постучим в дверь и убежим, другой. И снова на цыпочках крадемся, и Володя бомбит эту дверь. А там — тишина. В очередной такой наш набег жена Донского Ирина Борисовна говорит: «Маркуша, это Наумов хулиганит». Открывается дверь, выходит Марк Семенович: «Ребят, вы чего?» Как же мы хохотали! А потом сидели и болтали до утра.
На следующий день Володя с Марком Семеновичем купили игрушку-«хохотуна», нажимаешь на него, и раздается дикий хохот. А я была девушкой стеснительной, краснела и становилась ярче красного цвета. Вот пальчик покажи, я уже пятнами иду. А в Югославии нас принимают с почестями, водят на разные мероприятия, на экскурсии в какие-то пафосные места. И вот Наумов и Донской выпускают меня вперед метра на два и включают «хохотуна». Все начинают оглядываться, а краснею-то я. И так почти до конца поездки. Их это так веселило и так нравилось. Вот такая была первая поездка, которая, в общем, и определила мою дальнейшую жизнь. Думаю, это Бог держал руль, что полетел Володя, а не тот человек...
Когда мы прилетели в Москву, меня встретил папа на машине. А Володя сказал: «Николай Дмитриевич, давайте, я вас сам довезу». И он нас довез на своей машине. Наумов с папой болтали — встретились через семь лет знакомые люди, а я сидела как мышка.
А вскоре вышло интервью Наумова в газете «Правда». Там он подробно рассказывал журналисту о Неделе советского кино в Белграде. И в конце журналист задал вопрос: «Что вас больше всего потрясло в Югославии?» А Володя ответил: «Наташа Белохвостикова». Это напечатала газета «Правда», главная газета страны. Какое-то безумное признание! Мой папа, который как обычно утром пошел к почтовому ящику за газетой и все это прочитал, был в шоке.
Спустя несколько дней в Москву с визитом прилетела югославская делегация, которая нас в Белграде принимала. Володя устроил ответный прием. Он мне позвонил, мы встретились с нашими югославскими друзьями, это было здорово, весело, хорошо, все вспоминали поездку.
Спустя какое-то время Володя еще раз позвонил, а потом еще и еще... В то время я снималась у Урусевского в фильме «Пой песню, поэт...», играла Анну Снегину. А Володя писал сценарии, он был целыми днями на студии, я в павильоне... Но периодически мы встречались.
Я обожала коньки. Жила на Патриарших и, когда училась в школе, каждый зимний вечер встречалась с одноклассниками, чтобы покататься на коньках. Наумов меня тоже пригласил на каток. Я удивилась — взрослый же дядька. Надела курточку, взяла свои белые конечки. Сделала ему бутерброд — он попросил, потому что ехал со студии голодный. На Патриарших Володя взял коньки напрокат. Мы вышли на лед. Он качающейся походкой, я на поддержке. И вдруг я вижу, Наумов озирается. Вокруг Патриарших прудов круги почета дает Алов на машине, высовывается и хохочет страшно. Ну, потому что заставить Наумова кататься на коньках — это что-то невообразимое.
Как же мы прекрасно проводили время! Он водил меня на вечер Евтушенко, с которым дружил с юности, на вечер к Белле Ахмадулиной. На модного «Гамлета» в Театр на Таганке. Была жара страшная, лето, открыты окна, двери. Антракт, все выходят на улицу, в том числе и артисты. Подходят к нам Володя Высоцкий и Валера Золотухин. Я просто в обмороке, потому что первый раз вижу их живьем. А они не могут не подойти, они ведь друзья Наумова. Хохочут: «Ребята, а мы вас рассекретили». Занавес там был из мешковины, и в паузах они высматривали, кто у них сидит на приглашенных местах. И обнаружили нас с Володей. Они за нами наблюдали и поняли, что мы встречаемся. Потом Высоцкий отвез нас домой, у Наумова тогда машины не было.
Прекрасное, беспечное время! Володя умел делать сюрпризы. Как-то позвонил из телефона-автомата: «Выходи!» Преподнес мне огромный букет тюльпанов из Голландии. Ни один цветок не повторялся по цвету. Что-то невероятное, особенно учитывая, что это было зимой! На Новый год и на день рождения он дарил мне черные метровые розы! Самые разные цветы преподносил неожиданно и без повода.