«Одинокий волк» или эффективный бизнесмен?
Сравнительный анализ образов социального предпринимателя в России, Казахстане и Беларуси
Любое новое явление, приходя в нашу жизнь, проходит несколько стадий его принятия, понимания и интерпретации, постепенно обрастая операциональными смыслами — такими, которые отражают их применение в реальной жизни, в отличие от тех, которые указаны в словаре. Тем более сложно, когда эти явления относятся сразу к нескольким областям жизни и их множественным аудиториям — например, продавцы и покупатели, учителя и ученики, государство и бизнес, бизнес и НКО. Такая сложная судьба досталась и термину «социальное предпринимательство», в связи с чем поиск его операционального значения кажется важной и интересной задачей.
В данной статье мы приводим результаты и методику исследования, которое было проведено еще в 2017 году. Оно было опубликовано в сокращенном виде на английском языке в сборнике, посвященном социальному предпринимательству в ряде регионов мира1 , но не публиковалось ранее в полном виде, с описанием всей методологии. Пойти на этот шаг мы решили после того, как обнаружили, что предыдущее наше исследование восприятия социальных предпринимателей, гораздо менее масштабное и выполненное по упрощенной методологии, включавшее только два региона (Россию и Казахстан), послужило началом плеяды других исследований, сделанных по данной методологии, с возможностью сравнения регионов между собой, образов в динамике и т. п.2
1. Gladkikh, N. & Mitina, O. (2018). Comparative Analysis of Images of Social Entrepreneurs in Russia, Kazakhstan and Belarus. In Comparative Analysis of Social Entrepreneurship in Serbia, Russia, Europe and in the World. International Monograph. Belgrade: University Union-Nikola Tesla, Faculty of Business Studies and Law, 33-47.
2. Например: Петренко Е. С., Столяров, Н. О. & Витер, К. А. (2019). Компаративный анализ ментальных моделей восприятия социального предпринимательства в России и Казахстане. Экономические отношения, 9(1), 107-122.
Таким образом, мы, во-первых, хотели бы показать возможности применения расширенной методологии в исследованиях образа социального предпринимательства, основанной на психосемантике. Во-вторых, нам кажется важным дать современным исследователям возможность проведения ретроспективных сравнений, опираясь на эти данные из прошлого, изменений в текущем и будущих образах социальных предпринимателей в указанных регионах. И последнее, кажется, что пытливый исследователь может увидеть в полученных результатах и предикторы текущей ситуации, связанной с развитием социального предпринимательства в странах СНГ, что дает возможность и некоторого прогнозирования.
Актуальность дискуссии, связанной с образом социального предпринимателя, стала особенно высока в России в связи с недавним законодательным закреплением термина социального предпринимательства. Теперь к социальным предприятиям по закону нельзя отнести, например, некоммерческие организации, которым, при этом, другим законом не запрещена продажа товаров или услуг (например, в случае АНО).
Все эти изменения, безусловно, оказывают влияние и на то, что остается в итоге в сознании разных аудиторий, представителей разных стран, когда они слышат это загадочное (и для некоторых противоречивое по своей сути) словосочетание «социальное предпринимательство».
Образ социального предпринимателя как объект исследования
Мы можем определить образ социального предпринимателя как сложный набор характеристик, который включает его ценности, стиль мышления, конкретные действия, а также характер этих действий (Брунер, Дж. & Тагиури, Р., 1954). В отличие от авторитета или репутации, которые в большей степени формируются на когнитивном уровне, образ складывается скорее на основе эмоционального восприятия, а не на анализе. Это восприятие может даже не подчиняться законам логики, а формироваться, скорее, на бессознательном уровне.
Понимание образа как социального представления (Московичи, 1981) позволяет нам разработать адекватную методологию для изучения формирования и динамики его характеристик, которые являются результатом долговременного воздействия, значительных преобразований. Этот набор характеристик, с одной стороны, является очень стабильным, но с другой — постоянно усиливается и изменяется в процессе социальных взаимодействий, адаптируясь к требованиям конкретной ситуации.
Образ социального предпринимателя является многомерной характеристикой. Мы можем его охарактеризовать, как минимум, в призме двух измерений: социального вклада, способности решать социальные проблемы, а также его предпринимательского потенциала — финансовой устойчивости его предприятия, профессионализма как лидера, конкурентоспособности, вклада в экономическое развитие. Другой шкалой может быть зависимость от внешних ресурсов — необходимость в государственной поддержке и других видах источников. Еще одним важным аспектом является инновация, поскольку эта характеристика является одной из самых значимых в словаре определений социального предпринимательства. Соответствует ли эта характеристика образу социального предпринимателя в жизненных реалиях? Важно отметить, что образ социального предпринимателя не должен быть усложнен и перегружен характеристиками или параметрами. Он должен быть легким для понимания, в соответствии с преобладающими взглядами населения.
Данное исследование направлено на выявление ключевых характеристик образа социального предпринимателя в России, Казахстане и Беларуси, а также на определение различий между ними в каждой из этих стран.
Чтобы провести сравнительный анализ образов, мы используем психосемантический подход. Психосемантические методы эффективны при исследовании представления людей в отношении какого-либо объекта. В частности, для воссоздания системы категорий, которые используются в общественном сознании, для определения восприятия социальных предпринимателей. Методы многомерной оценки, разработанные в рамках психосемантики, позволяют дифференцировать картину восприятия образа социального предпринимателя как в собственной стране, так и в других странах. Образы оцениваются респондентами по основным факторам, которые отражают диапазон наиболее важных характеристик, включая социальный эффект, финансовую стабильность, мотивационные характеристики, зависимость от внешних ресурсов и другие.
Этот подход имеет долгую историю внедрения в область исследования политической психологии (в частности, для описания образов политических лидеров, стран, исследователей по гендерным вопросам и многих других). Он также активно используется в этнопсихологии, психологии общественного общения, психологии искусств (Петренко, Митина & Бердников, 2002; Петренко & Митина, 2000; Петренко, 2005).
Методология исследования
Экспериментальная психосемантика — относительно новая область российской психологии. Этот подход использует методологию построения субъективных семантических пространств в качестве операционных моделей категориальных структур индивидуального и общественного сознания и намерен воссоздать образ мира в различных областях человеческой жизни. Задача психосемантики включает в себя воссоздание индивидуальной системы значений, через которую субъект воспринимает мир, других людей, себя, генезис, а также системное функционирование всех этих объектов.
Экспериментальная парадигма психосемантики происходит от метода построения семантических пространств Ч. Осгуда (Osgood, C. E., Suci, G. J., & Tannenbaum, P. H., 1957) (семантический дифференциал) и психологии личных конструктов Келли (техника репертуарных решеток) (Kelly, G. 1955). Она включает в себя многомерные статистические методы для выявления категориальной структуры сознания субъекта. Русская психосемантика основана на методологической основе школ Л. Выготского, А. Леонтьева, А. Лурии, С. Рубинштейна и связана с проблемой формирования повседневного общественного сознания. Психосемантика, будучи психологической дисциплиной, тем не менее, имеет четкий междисциплинарный характер, связанный с философией и социологией.
Специфика психосемантического подхода заключается в том, что в его основе лежит анализ категориальных структур сознания, а также формирование системы смыслов, через которые субъект воспринимает мир. Субъект классифицирует что-либо, оценивает или масштабирует вещи, выносит суждения о сходстве и различии объектов и т. д. Выявленные структуры, присущие матрице данных, интерпретируются как категориальные структуры сознания субъекта. Применение методов многомерной статистики позволяет выявлять эти структуры и способствует их дальнейшей интерпретации. Например, факторный анализ позволяет выявить «пучки» взаимосвязанных признаков, конструкций и, таким образом, свести исходную основу дескриптивных признаков к определенным обобщенным категориям — факторам, составляющим координатные оси семантического пространства. Факторные нагрузки каждой описательной характеристики показывают степень, в которой данный входящий в него аспект выражается в этом признаке и геометрически соответствует его проекции на ось факторов. С математической точки зрения построение семантического пространства означает сокращение больших размеров (черты, масштабы, дескрипторы) до более мелких, сформированных по категориям факторов. Семантически факторные категории представляют собой определенный метаязык, который необходим для описания значений, поэтому семантические пространства позволяют распределять значения на фиксированный алфавит факторных категорий, выполнять семантический анализ этих значений, делать суждения об их сходстве или различии, а также проводить расчет семантической близости между различными значениями путем вычисления расстояния между соответствующими координатными точками в n-мерном пространстве.
Чтобы использовать психосемантический подход к формированию образа социального предпринимателя, мы разработали список из 38 характеристик3. Эти характеристики были представлены в качестве высказываний. Например, «Полагает, что в развитии стоит ориентироваться на помощь своего государства», «Конкурентоспособен», «Предлагает инновационное решение социальной проблемы», «Его сложно назвать счастливым человеком» и т. д. Респондентам было предложено оценить список объектов по каждому утверждению по шкале от 1 до 5. В список объектов для оценки включены 4 пункта для каждой страны:
1. «Социальный предприниматель в своей стране»;
2. «Социальный предприниматель в США»;
3. «Социальный предприниматель «в идеальных условиях»;
4. «Социальный предприниматель в России» — для респондентов из Казахстана и Беларуси и «Социальный предприниматель в Казахстане» для российских респондентов.
3. Перечень вопросов анкеты представлен в Приложении
Респондентами исследования стали участники конкурса SAP UP 2017 года. Заполнение исследовательского бланка было частью процесса подачи заявки на участие в конкурсе. И, исходя из полученных ответов, можно сказать, что все респонденты идентифицируют себя в качестве социальных предпринимателей. Размер выборки составил 323 респондента: 105 из Беларуси, 91 из Казахстана и 127 из России.
Из общего числа протоколов для каждой из стран (см. Таблицу 1), были исключены те, в которых респонденты использовали одну категорию ответа в более чем 90% случаев. Другими словами, если респондент оценивает один объект на 38 баллов, и оставшиеся 4 балла распределяет между другими категориями, то такие анкеты исключаются из исследования. В таблице 1 показано количество «правильных» протоколов для каждого образца в каждой стране.
Для статистического анализа данных был использован исследовательский факторный анализ методом главных компонентов. Метод вращения: Облимин с нормализацией Кайзера.
Результаты
На первом этапе были проанализированы факторные структуры восприятия образа социального предпринимателя в своей стране и в других странах. Анализ проводился в каждой выборочной совокупности.
На основе анализа в итоговой матрице мы можем выделить четыре основных фактора для оценки образа социального предпринимателя. Эти факторы имеют некоторые нюансы в описании, но в целом респонденты из России, Казахстана и Беларуси выделяют следующие характеристики (См. Рисунок 1):
1. Эффективный предприниматель, создающий социальную ценность, предлагает инновационное решение социальной проблемы при поддержке фондов, инвесторов и общества;
2. Находится в зависимости от внешних источников финансирования, слабый бизнес, не поддерживаемый государством и обществом, несчастный человек;
3. Скорее коммерческий, а не социальный предприниматель, безуспешный бизнесмен; одиночка, работает без команды;
4. Не поддерживается государством и церковью.
Этот фактор отражает «здоровую» модель, которая сочетает в себе значительное социальное воздействие и эффективную бизнес-модель, которая сопровождается поддержкой со стороны фондов, инвесторов и общества. Этот фактор был обнаружен при опросе всех респондентов. С одной стороны, мы можем сказать, что это основной, общий аспект для оценки образа социального предпринимателя.
С другой стороны, интересно посмотреть результаты того, как по этому критерию респонденты оценили эту характеристику в отношении собственной страны и других. Как видно из Рисунка 1, только «социального предпринимателя в идеальных условиях» можно охарактеризовать в качестве критерия «Эффективный предприниматель, создающий социальную ценность, предлагает инновационное решение социальной проблемы при поддержке фондов, инвесторов и общества». Если говорить о данном критерии в отношении характеристики социального предпринимателя в США, то она также имеет положительную оценку (выше нуля) со стороны респондентов всех трех. При этом респонденты из Казахстана дают более высокие оценки для этого фактора, чем респонденты из Беларуси и России (р = 0,091 и р = 0,007). В целом можно сказать, что респонденты оценивают образ социального предпринимателя в США как гораздо более близкий к «идеалу», чем образ своей страны и двух других.
Оценивая свои страны по данному критерию, респонденты всех трех стран дали отрицательные оценки (лежат ниже «нуля»). При этом образ социального предпринимателя скорее даже описывается противоположными характеристиками. Российские респонденты более позитивно оценивают образ социальных предпринимателей в своей стране — дают больше баллов, чем респонденты из Беларуси и Казахстана в отношении своих стран (р = 0,001 и р = 0,026).
Для респондентов из Беларуси и Казахстана характеристики всех стран существенно различаются. Минимальные различия для опрошенных составили их собственные страны и Россия (р = 0,062 и р = 0,018). По мнению респондентов из России в отношении этого критерия не существует различий между образом социального предпринимателя в своей стране и Казахстане. В целом можно сказать, что ответы респондентов из Казахстана и Беларуси гораздо более схожи, чем ответы участников исследования из России (См. Рисунок 2).
Исходя из Рисунка 2, можно увидеть, что существует та же тенденция, что и при анализе по критерию 1: респонденты из России, Казахстана и Беларуси характеризуют образ социального предпринимателя в США и «социального предпринимателя в идеальных условиях», более позитивно, чем в остальных странах (в том числе своей). По мнению участников исследования, не все так позитивно в отношении образа предпринимателя в каждой из их стран. Респонденты стран СНГ приписывают противоположную характеристику по критерию «не зависят от внешних источников, ведет самоокупаемый бизнес и т. д.» в отношении своей страны. При этом указанная характеристика имеет более высокую оценку в отношении определения образа «социального предпринимателя в идеальных условиях», и менее значима для США (но, так или иначе, относится к противоположной стороне рассматриваемого фактора, поскольку находится ниже нуля).
При этом респонденты из Беларуси более позитивно оценивают образ социального предпринимателя в США (приписывая противоположную характеристику в отношении фактора 2: «Находится в зависимости от внешних источников, слабый бизнес, не поддерживаемый государством и обществом, несчастный человек»), чем респонденты из Казахстана и России (р = 0,001 и р = 0,041). Респонденты из Казахстана оценивают образ социального предпринимателя «в идеальных условиях» с наименьшей оценкой в отношении фактора 2, в сравнении с ответами респондентов из Беларуси и России (p <0,001).
Еще одна тенденция, которая была найдена для фактора 2 — это сходство в оценках респондентов образа социального предпринимателя в собственных странах и в отношении «другой страны» (Россия для Беларуси и Казахстана, а Казахстан — для России). В целом, мы можем охарактеризовать эти образы как не имеющие существенных различий (См. Рисунок 3).
Для этого фактора мы видим противоположную тенденцию: значительные различия в оценке образа социального предпринимателя по отношению к своей стране: p <0,001 между Беларусью и Казахстаном, p = 0,013 между Беларусью и Россией, p = 0,056 между Казахстаном и Россией.
Еще одной интересной тенденцией явилось то, что по данному фактору респонденты всех трех стран оценили наиболее высоко только образ социального предпринимателя из США. При этом респонденты из Беларуси и России не приписывают эту характеристику ни одной другой стране.
Совершенно иное восприятие характеристики респондентами из Казахстана. Они приписывают ее к определению социальных предпринимателей во всех странах, в том числе и своей. У казахстанских респондентов также существенно отличается восприятие социального предпринимателя в России в сравнении с Беларусью (р=0,001), а также от характеристики социального предпринимателя в отношении Казахстана респондентами из России (р=0,005).
Что касается оценок «идеальной страны», то более существенное различие здесь между ответами респондентов из Беларуси в сравнении с ответами представителей других стран Казахстана (р = 0,006) и России (р = 0,048) (См. Рисунок 4).
Для фактора 4 мы также можем признать общую для первых двух факторов тенденцию более положительных характеристик образа социального предпринимателя в США и «в идеальных условиях», в сравнении с характеристиками, которые респонденты применяли в отношении своей страны и «других стран». Как мы видим, респонденты из Беларуси в основном не характеризуют социальных предпринимателей в своей стране, как поддерживаемых государством и церковью. Их оценки значительно отличаются от оценок респондентов из России (p <0,001) и Казахстана (p = 0,001). Ответы респондентов из этих двух стран также положительны в отношении этого фактора, его уровень выше нуля. Белорусские респонденты также приписывают эту характеристику образу социального предпринимателя в России, и эта оценка существенно отличается от российских (p = 0,023) и казахских (p = 0,005) респондентов.
Заключение
Исходя из анализа результатов исследования, мы можем прийти к следующим основным выводам:
1. Существует четыре основных фактора для оценки образа социального предпринимателя в каждой из трех стран: Казахстане, Беларуси и России. Этими факторами являются:
- Эффективный предприниматель, создающий социальную ценность, предлагает инновационное решение социальной проблемы при поддержке фондов, инвесторов и общества;
- Находится в зависимости от внешних источников финансирования, слабый бизнес, не поддерживаемый государством и обществом, несчастный человек;
- Скорее коммерческий, а не социальный предприниматель, безуспешный бизнесмен; одиночка, работает без команды;
- Не поддерживается государством и церковью.
2. Образы социальных предпринимателей стран СНГ — России, Казахстана и Беларуси — имеют значительно отличающиеся характеристики от определения социальных предпринимателей в США и социальных предпринимателей «в идеальных условиях». В целом, образы собственной и других стран СНГ характеризуются как более «слабые», то есть менее эффективные и менее инновационные; они зависят от внешних ресурсов и не поддерживаются правительством, обществом и церковью. Респонденты оценивают образ социального предпринимателя в США как гораздо более близкий к «идеалу», чем в каждой из трех стран, участвовавших в опросе.
3. Существует специфическая характеристика, присущая образу социальных предпринимателей в США. По оценкам респондентов она заключается в «ориентации на прибыль», то есть их деятельность больше коммерческая, чем социальная. И наоборот, участники исследования из России и Беларуси считают, что социальные предприниматели в их странах больше ориентированы на социальные результаты и решение социальных проблем. По мнению опрошенных участников из Казахстана, социальные предприниматели больше ориентированы на прибыль во всех трех странах.
4. Социальные предприниматели из Беларуси в основном приписывают «слабую» характеристику образу социального предпринимателя в своей стране. Они дают самые низкие (по сравнению с другими респондентами) баллы своей стране по фактору 1 («Эффективный предприниматель, создающий социальную ценность, предлагает инновационное решение социальной проблемы при поддержке фондов, инвесторов и общества»), и самые высокие в отношении фактора 4 («Не поддерживается государством и церковью»). Но они также характеризуют образ социального предпринимателя в своей стране, как не сильно соответствующего характеристике «скорее коммерческий, а не социальный предприниматель, безуспешный бизнесмен; одиночка, работает без команды», чем респонденты из других стран.
5. Среди стран СНГ, участвовавших в исследовании, российские респонденты более позитивно оценивают образ социального предпринимателя в своей стране, чем респонденты из Беларуси и Казахстана оценивают ситуацию в своих странах (это особенно видно при анализе факторов 1 и 4).
6. В целом, респонденты из России, Беларуси и Казахстана по многим характеристикам имеют схожие взгляды на образ социального предпринимателя в отношении каждого из объектов: своей страны, США и «идеальной страны». Более отличные взгляды (особенно при оценке своих стран) выразили опрошенные в отношении характеристики «Скорее коммерческий, а не социальный предприниматель, безуспешный бизнесмен; одиночка, работает без команды». Более «социальный» — это образ социального предпринимателя в их стране, с точки зрения белорусских респондентов. Более «коммерческий» — это образ социального предпринимателя в Казахстане, с точки зрения казахстанских респондентов.
7. Социальные предприниматели из трех стран склонны приписывать характеристику «Не поддерживается церковью и государством» образу социального предпринимателя в своих и других странах СНГ (Россия для Казахстана и Беларуси, а также Казахстан для России). И, наоборот, «Поддерживаются церковью и государством» в отношении социальных предпринимателей в США и «в идеальных условиях». 8. Социальные предприниматели из трех стран склонны приписывать характеристику «Находится в зависимости от внешних источников финансирования, слабый бизнес, не поддерживаемый государством и обществом, несчастный человек» в отношении образа социального предпринимателя в их собственных и других странах СНГ (Россия для Казахстана и Беларуси, и Казахстан для России). При этом противоположная характеристика приписывается в отношении образа социальных предпринимателей в США и предпринимателей «в идеальных условиях».
Наталья Гладких, кандидат психологических наук, ведущий эксперт Центра технологических инноваций Института социально-экономического проектирования НИУ ВШЭ
Ольга Митина, кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник Лаборатории «Психология общения» факультета психологии МГУ им. Ломоносова
A “Lone Wolf” or an Effective Businessman?
Comparative Analysis of the Social Entrepreneur’s Image in Russia, Kazakhstan and Belarus.
Any new phenomenon coming into our life has to go through several stages of acceptance, understanding and interpretation, gradually acquiring new operational meanings — those that reflect their application in real life, as opposed to those specified in the dictionary. This process is all the more difficult when said phenomena apply to several areas of life and multiple target audiences at once — for example, sellers and buyers, teachers and students, governments and businesses, businesses and NGOs. The term “social entrepreneurship” has had just such a difficult fate, and therefore finding its operational meaning seems to be an ever more important and interesting task.
In this article, we present the results and methodology of a study conducted back in 2017. It was published in an abridged form in English, in a collection of articles on social entrepreneurship in several parts of the world1, but has not previously been released in its entirety, describing the full methodology. We decided to take this step after discovering that our previous study of the perception of social entrepreneurs, performed on a much smaller scale and using a simplified methodology, which included only two regions (Russia and Kazakhstan), prompted a plethora of other studies following this methodology, with the possibility of comparing the regions among themselves, viewing the situation in dynamic, etc.2
1. Gladkikh, N. & Mitina, O. (2018). Comparative Analysis of Images of Social Entrepreneurs in Russia, Kazakhstan and Belarus. In Comparative Analysis of Social Entrepreneurship in Serbia, Russia, Europe and in the World. International Monograph. Belgrade: University Union-Nikola Tesla, Faculty of Business Studies and Law, 33-47.
2. See for example: Petrenko, E. S.; Stolyarov, N. O. & Viter, K. A. (2019). Comparative analysis of mental models of perception of social entrepreneurship in Russia and Kazakhstan. Economic Relations, 9(1), pp.107-122.
Thus, firstly, we would like to show the possibility of applying the extended methodology in the research of the image of social entrepreneurship, based on psychosemantics. Secondly, it seems important to us to enable contemporary researchers to make retrospective comparisons, based on the past data, of changes in the current and future perceptions of social entrepreneurs in these regions. Lastly, it seems that an inquisitive researcher could use the results to predict the current situation with the development of social entrepreneurship in the CIS, which provides an opportunity to do some forecasting for the future.
The discussion related to the image of the social entrepreneur has become particularly relevant in today’s Russia due to the recent legislative enshrinement of the term “social entrepreneurship.” Currently the law does not include, for example, non-profit organizations in the definition of social enterprises (however, they are still not prohibited from selling their goods and services, e.g. in case of autonomous non-profit organizations).
Naturally, all these changes also have an impact on what remains in the minds of different audiences from different countries when they hear this mysterious phrase (which is also contradictory for some audiences) “social entrepreneurship.”
The image of the social entrepreneur as an object of research
The image of a social entrepreneur can be defined as a complex set of characteristics that includes his/her values, thinking style, specific actions, and the nature of those actions (Bruner, J. & Tagiuri, R., 1954). Unlike authority or reputation, which are formed largely at the cognitive level, the image is formed on the basis of emotional perception rather than on analysis. This perception may not even obey the laws of logic, but rather be formed at an unconscious level.
Understanding the image as a social representation (Moscovici, 1981) allows us to develop an adequate methodology for studying the formation and dynamics of its properties, which are the result of long-term influence and significant transformations. This set of characteristics is, on the one hand, very stable, but on the other hand, it is constantly reinforced and changed in the process of social interactions, adapting to the requirements of a particular situation.
The image of the social entrepreneur is a multidimensional phenomenon. We can describe it through the prism of at least two dimensions: social contribution (the ability to solve social problems) and entrepreneurial potential — financial stability of his/her enterprise, his/her professionalism as a leader, his/her competitiveness, his/her contribution to the economic development. Another possible dimension is the dependence on external resources — the need for support from the government and other sources. The next important aspect is innovation, as this is one of the most significant qualities in the vocabulary of social entrepreneurship. Does this property fit the image of the social entrepreneur in the realities of life? It is important to note that the image of a social entrepreneur should not be complicated and overloaded with different properties or parameters. It should be easy to understand, based on the prevailing views of the population.
This study aims to identify key properties of the social entrepreneur’s image in Russia, Kazakhstan and Belarus, and to determine the differences between them in each of these countries.
To conduct a comparative analysis of images, we use the psychosemantic approach. Psychosemantic methods are effective in studying people’s perceptions of an object. In particular, for recreating the framework of categories that define the public perception of social entrepreneurs. Multidimensional assessment methods developed within the framework of psychosemantics enable us to differentiate between the perception of a social entrepreneur in his/her home country and in other countries. The respondents are asked to rate the social entrepreneur’s image by key factors reflecting a range of the most important properties, such as social effect, financial stability, motivational properties, dependence on external resources, and others.
This approach has long been used in political psychology research (in particular, to describe images of political leaders, countries, gender researchers and many others). It is also actively used in ethnic psychology, social communication psychology, and arts psychology (Petrenko, Mitina & Berdnikov, 2002; Petrenko & Mitina, 2000; Petrenko, 2005).
Research methodology
Experimental psychosemantics is a relatively new field of Russian psychology. This approach uses the methodology of constructing subjective semantic spaces as operational models of categorial structures of individual and social perception and is intended to recreate the image of the world in different areas of human life. The task of psychosemantics involves reconstructing the individual system of meanings through which the subject perceives the world, other people, himself, genesis, as well as the systemic functioning of all these objects.
The experimental paradigm of psychosemantics derives from C. Osgood’s method of constructing semantic spaces (Osgood, C. E., Suci, G. J., & Tannenbaum, P. H., 1957) (semantic differential) and G. Kelly’s theory of personal constructs (repertory grid technique) (Kelly, G., 1955). It includes multidimensional statistical methods for revealing the categorial structure of the subject’s perception. Russian psychosemantics is based on the methodology employed by the schools of L. Vygotsky, A. Leontiev, A. Luria, S. Rubinstein, and is related to the problem of the formation of everyday social perception. While being a psychological discipline, psychosemantics nevertheless has a clear interdisciplinary character, connected with philosophy and sociology.
Psychosemantic approach is peculiar in that it is based on analyzing the categorial structures of the perception and the development of a system of meanings through which the subject perceives the world. The subject classifies, evaluates or scales objects observed, makes judgments about similarities and differences between objects, etc. The revealed structures inherent in the data matrix are interpreted as categorial structures of the subject’s perception. The application of multivariate statistical methods makes it possible to identify these structures and facilitates their further interpretation. For example, factor analysis makes it possible to identify “bundles” of interrelated features, constructs, and thus bring the initial basis of descriptive features down to certain generalized categories — the factors that make up the coordinate axes of the semantic space. The factor loadings of each descriptive characteristic show the degree to which a given constituent aspect is expressed in that property and how it corresponds geometrically to its projection on the factor axis. In mathematical terms, constructing a semantic space means reducing large dimensions (traits, scales, descriptors) to smaller ones, formed by categories of factors. Semantically, factor categories represent a certain meta-language that is necessary to describe meanings, so semantic spaces allow us to assign values to a fixed alphabet of factor categories, perform semantic analysis of these values, make judgments about their similarity or difference, and calculate semantic proximity between different values by calculating the distance between corresponding coordinate points in n-dimensional space.
To use the psychosemantic approach to building a social entrepreneur’s image, we developed a list of 38 characteristics3 . These characteristics were presented as statements. For example, “He/ she believes that the state must assist his/her development,” “Competitive,” “Offers an innovative solution to a social problem,” “Can hardly be called a happy person,” etc. The respondents were asked to rate each statement on a scale of 1 to 5 based on their perceived relevance of that statement to a specific object of study. The list of objects to be evaluated includes 4 items for each country:
1. “The Social Entrepreneur in his/her home country”;
2. “The Social Entrepreneur in the United States”;
3. “The Social Entrepreneur under “perfect conditions”;
4. “Social Entrepreneur in Russia” — for respondents from Kazakhstan and Belarus, and “Social Entrepreneur in Kazakhstan” — for respondents from Russia.
Participants of the SAP UP 2017 contest were chosen as the respondents for the study. Filling out the research questionnaire was part of the application process. Based on the responses, we can say that all respondents identify themselves as social entrepreneurs. The sample size was 323 respondents: 105 from Belarus, 91 from Kazakhstan, and 127 from Russia.
Of the total number of protocols for each country (see Table 1), we excluded those in which respondents used one response category in more than 90% of the answers. In other words, if the respondent rated one object with 38 points and distributes the remaining 4 points among other categories, such questionnaires would be excluded from the study. Table 1 shows the number of protocols completed correctly for each sample in each country.
An exploratory factor analysis using the principal component method was used for statistical analysis of the data. Rotation method: Oblimin rotation with Kaiser normalization.
Outcomes
The first stage was to analyze the factor structures in the perception of the image of a social entrepreneur in his/her home country and in other countries. The analysis was conducted in each sample population.
Based on the analysis, we can distinguish four main factors in the final matrix for assessing the image of a social entrepreneur. While the descriptions of these factors have some nuances, in general respondents from Russia, Kazakhstan and Belarus highlighted the following properties (See Figure 1):
1. An effective entrepreneur creating social value, offering an innovative solution to a social problem with the support of foundations, investors, and the public;
2. Dependent on outside funding, weak business, not supported by the state and society, unhappy person;
3. More of a commercial rather than social entrepreneur, an unsuccessful businessman; a loner, working without a team;
4. Not supported by the state and the church.
This factor reflects a “healthy” model that combines significant social impact with an effective business model that is accompanied by support from foundations, investors and the public. This factor was found in the survey of all respondents. On the one hand, we can say that this is a basic, general aspect for assessing the image of a social entrepreneur.
On the other hand, it is interesting to see how the respondents have ranked this property in relation to their home country and others by this criterion. As can be seen from Figure 1, only the “social entrepreneur under perfect conditions” can be used as the criterion “An effective entrepreneur creating social value, offering an innovative solution to a social problem with the support of foundations, investors, and the public.” If we talk about this criterion in relation to the characteristics of a social entrepreneur in the United States, it has been rated positively (above zero) by respondents from all three countries. Respondents from Kazakhstan give higher scores for this factor than respondents from Belarus and Russia (p = 0.091 and p = 0.007). In general, we can say that respondents assess the image of a social entrepreneur in the United States as being much closer to the “perfect” picture, than the image of their home country and the other two.
In evaluating their home countries by this criterion, respondents in all three countries gave negative scores (below “zero”). At the same time, the image of the social entrepreneur is characterized rather by opposing qualities. Russian respondents are more positive about the image of social entrepreneurs in their home country — they give higher ratings than respondents from Belarus and Kazakhstan to social entrepreneurs in their respective home countries (p = 0.001 and p = 0.026).
For respondents from Belarus and Kazakhstan, the characteristics of all countries differ significantly. The respondents noted minimal differences between their home countries and Russia (p = 0.062 and p = 0.018). According to respondents from Russia, there is no difference between the image of a social entrepreneur in their home country and Kazakhstan by this criterion. In general, we can say that respondents from Kazakhstan and Belarus gave much more similar answers than the respondents from Russia (See Figure 2).
Based on Figure 2, we can see the same trend as in the analysis by criterion 1: respondents from Russia, Kazakhstan and Belarus describe the image of a social entrepreneur in the United States and “social entrepreneur under perfect conditions” more positively than in other countries (including their own). According to study participants, the image of a social entrepreneur is not so positive in their home countries. Respondents from the CIS countries attribute opposite properties to the criterion of “not dependent on external funding, running a selfsustaining business, etc.” in relation to their country. At the same time, this quality has a higher score in relation to the definition of the image of “social entrepreneur under perfect conditions,” and is less significant for the United States (but, one way or another, refers to the opposite side of the factor under consideration, because it is below zero).
At the same time, respondents from Belarus are more positive about the image of a social entrepreneur in the United States (attributing the opposite characteristic to factor 2: “Dependent on outside funding, weak business, not supported by the state and society, unhappy person”) than respondents from Kazakhstan and Russia (p = 0.001 and p = 0.041). Respondents from Kazakhstan assess the image of a social entrepreneur “under perfect conditions” with the lowest score for factor 2, compared with the respondents from Belarus and Russia (p <0.001).
Another trend discovered for factor 2 is the similarity in the respondents’ assessments of the image of a social entrepreneur in their home countries and in relation to the “other country” (Russia for Belarus and Kazakhstan, and Kazakhstan for Russia). In general, we can describe these images as having no significant differences (See Figure 3).
For this factor we see opposing trends, with significant differences in the assessment of the image of a social entrepreneur in relation to their home country: p <0.001 between Belarus and Kazakhstan, p = 0.013 between Belarus and Russia, p = 0.056 between Kazakhstan and Russia.
Another interesting trend was that the respondents from all three countries rated only gave high scores in this factor to the image of a social entrepreneur from the United States. Respondents from Belarus and Russia do not attribute this property to any other country.
The respondents from Kazakhstan demonstrate a completely different perception of this property. They attribute it to the definition of social entrepreneurs in all countries, including their own. Respondents from Kazakhstan also have a significantly different perception of the social entrepreneur in Russia compared to Belarus (p=0.001), and so do respondents from Russia when describing a social entrepreneur from Kazakhstan (p=0.005).
As for assessments of the “perfect country,” the respondents from Belarus show a substantial difference compared to the representatives of Kazakhstan (p = 0.006) and Russia (p = 0.048) (See Figure 4).
For factor 4, we can also recognize a trend common to the first two factors, that is a more positive characterization of the image of a social entrepreneur in the United States and “under perfect conditions,” compared to the characteristics that respondents applied to their home country and “other countries.” As we can see, respondents from Belarus generally do not describe social entrepreneurs in their country as supported by the state and the church. Their estimates differ significantly from those of the respondents from Russia (p <0.001) and Kazakhstan (p = 0.001). The respondents from these two countries also gave positive ratings to this factor, with a level above zero. Respondents from Belarus also attribute this characteristic to the image of a social entrepreneur in Russia, and this assessment is significantly different from the Russian (p = 0.023) and Kazakh (p = 0.005) respondents.
Conclusion
Based on our analysis of the findings, the following main conclusions can be drawn:
1. There are four main factors in assessing the image of the social entrepreneur in each of the three countries: Kazakhstan, Belarus and Russia.
- These factors are;
- An effective entrepreneur creating social value, offering an innovative solution to a social problem with the support of foundations, investors, and the public;
- Dependent on outside funding, weak business, not supported by the state and society, unhappy person;
- More of a commercial rather than social entrepreneur, an unsuccessful businessman; a loner, working without a team;
- Not supported by the state and the church.
2. Images of social entrepreneurs in the CIS countries — Russia, Kazakhstan and Belarus — have significantly different properties from the definition of social entrepreneurs in the United States and social entrepreneurs “under perfect conditions.” In general, the social entrepreneurs of their own and other CIS countries are described as “weaker,” that is, less effective and less innovative; they depend on external funding and are not supported by the government, the public, and the church. The respondents rated the image of a social entrepreneur in the United States as much closer to the “perfect” conditions than in each of the three countries surveyed.
3. There is a specific characteristic inherent in the image of social entrepreneurs in the United States. According to the respondents, it is “profit-oriented,” that is, their activities are more commercial than social. Conversely, study participants from Russia and Belarus believe that social entrepreneurs in their countries are more focused on social outcomes and solving social problems. Meanwhile, respondents from Kazakhstan believe that social entrepreneurs are more profit-oriented in all three countries.
4. Social entrepreneurs from Belarus mostly rate the image of a social entrepreneur in their country as “weak”. They give the lowest scores (compared to other respondents) to their country on factor 1 (“An effective entrepreneur creating social value, offering an innovative solution to a social problem with the support of foundations, investors, and the public”), and the highest for factor 4 (“Not supported by the state and the church”). But they also describe the image of a social entrepreneur in their home country as not fitting strongly with the description “More of a commercial rather than social entrepreneur, an unsuccessful businessman; a loner, working without a team” than respondents from other countries.
5. Among the CIS countries that participated in the study, Russian respondents are more positive about the image of a social entrepreneur in their country than respondents from Belarus and Kazakhstan assessing the situation in their respective home countries (this is especially evident in the analysis of factors 1 and 4).
6. In general, respondents from Russia, Belarus and Kazakhstan have similar views on the image of a social entrepreneur in relation to each of the objects: their home country, the United States and the “perfect country.” The respondents had different views (especially when evaluating their home countries) with respect to the property “More of a commercial rather than social entrepreneur, an unsuccessful businessman; a loner, working without a team.” “More social” is the image of a social entrepreneur in their home country, according to Belarusian respondents. “More commercial” is the image of a social entrepreneur in Kazakhstan, according to Kazakh respondents.
7. Social entrepreneurs from all three countries tend to attribute the characteristic “Not supported by the state and the church” to the image of a social entrepreneur in their home country and other CIS countries (Russia for Kazakhstan and Belarus, and Kazakhstan for Russia). Conversely, “Supported by the state and the church” for social entrepreneurs in the U.S. and “under perfect conditions.”
8. Social entrepreneurs from the three countries tend to attribute the property “Dependent on outside funding, weak business, not supported by the state and society, unhappy person” to the image of a social entrepreneur in their home country and other CIS countries (Russia for Kazakhstan and Belarus, and Kazakhstan for Russia). The opposite is attributed to the image of social entrepreneurs in the United States and entrepreneurs “under perfect conditions.”
Natalia Gladkikh, PhD in Psychology, Leading Expert, Centre for Technological Innovations, Institute of Social and Economic Design at the Higher School of Economics
Olga Mitina, candidate of Sciences in Psychology, Leading Researcher at the Communication Psychology Laboratory, Faculty of Psychology, Lomonosov Moscow State University
DOI 10.55140/2782-5817-2022-2-3-56-69
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl