Коллекция. Караван историйРепортаж
Наталья Сагал: «Мейерхольд посоветовал отцу: «Не говори никому, что твои родители в Америке»
«Связь с родителями не прерывалась, они надеялись, что семья воссоединится, писали письма, слали посылки из Америки. Но в конце тридцатых Мейерхольд попал в немилость, на театр начались гонения, труппа находилась в зоне пристального внимания. Сагал советовался с Мейерхольдом, как поступить. Тот сказал: «Не говори никому, что твои родители в Америке, не отвечай на их письма, не ходи за посылками, в анкетах пиши, что родители умерли». Железный занавес опустился, связь с родными прервалась", — рассказывает дочь актера Даниила Сагала Наталья.
Любую публикацию сегодня можно найти в интернете, а я предпочитаю, проходя мимо газетного киоска, купить журнал в красивой глянцевой обложке с портретами популярных актеров и почитать их рассказы о творчестве, жизни, успехах и разочарованиях. Меня особенно трогают истории актеров, режиссеров, писателей старшего поколения. За их воспоминаниями стоит история нашей страны, просматривается большой труд, который далеко не всегда награждался аплодисментами, а главное, личности авторов. Поэтому сразу отозвалась на предложение «Коллекции Каравана историй» рассказать о моем отце, народном артисте РСФСР Данииле Сагале, и делаю это с большим волнением.
Я родилась и живу в одном из самых красивых домов Москвы — высотке на Котельнической набережной. Не так давно в нашем лифте можно было встретиться с великой Галиной Улановой, прекрасными Мариной Ладыниной, Лидией Смирновой, Кларой Лучко. В 1953 году мой отец получил квартиру в этом доме — по тем временам дворце! Ордера на квартиры подписывал всесильный глава НКВД Лаврентий Берия.
В те годы Даниил Сагал был очень популярен, много снимался в кино, был ведущим артистом Центрального академического театра Советской армии, выступал на эстраде. Спектакли заканчивались поздно, когда он возвращался домой, я уже лежала в постели и изо всех сил старалась не уснуть, дожидаясь его. Папа заходил в комнату, садился возле меня и непременно запевал песню «Ой, цветет калина в поле у ручья». Это мои первые детские воспоминания об отце. Уделять мне много времени он тогда не мог, поскольку постоянно работал.
Даниил Львович родом из Днепропетровска (тогда он назывался Екатеринославом). Его отец, мой дед Лева, работал там простым маляром, бабушка Роза трудилась портнихой, обшивала всю семью, где росло четверо сыновей, — у отца было два старших брата и один младший. Сводить концы с концами семье становилось все труднее, и в 1923 году дед в поисках лучшей жизни отправился в Америку. Тогда это было в порядке вещей, он планировал найти там работу, устроиться и со временем перевезти семью. Такая возможность представилась лишь в 1930-м. Конечно же, бабушка Роза намеревалась перебраться в Нью-Йорк, где обосновался дед, всей семьей. Но к тому моменту жизнь старших детей сложилась: один сын стал горным инженером, другой преподавал литературу в школе. А Даниил Львович уже служил в труппе у Всеволода Эмильевича Мейерхольда. В Америку с бабушкой уехал лишь младший сын Борис, которому тогда исполнилось всего семь.
Как отец поступил к Мейерхольду? Это целая история. Театром будущий народный артист заболел еще в школе, стал заниматься в драмкружке. Он ярко сыграл героя в школьном спектакле под названием «Чудо гипноза», после чего к нему подошла классная руководительница, учитель естествознания, и высказалась так: «Дорогой мой, вы так играете, что, не дай бог, станете артистом!» Эта профессия, по мнению далеких от искусства людей, не считалась серьезной. Отца тогда избрали председателем учебного совета школы, с тех пор ни один праздничный концерт, ни одно школьное мероприятие не обходились без его участия. Во время торжественных линеек он выходил вперед и декламировал стихи. Делал это прекрасно.
Тем не менее, когда окончил школу, пошел работать в типографию. Надо было помогать маме Розе содержать семью. Но, отстаивая долгие смены за печатным станком, Даниил Львович не оставлял мечты стать актером. Осуществляя ее, поступил в городскую театральную студию Пролеткульта. Днем работал в типографии, вечера проводил на репетициях самодеятельного театра. Дух свободы, который исповедовали пролеткультовцы, пугал столичное начальство. Постепенно студии стали закрываться по всей стране. И тогда Даниил Львович решился отправиться в Москву, чтобы получить там актерское образование. Читал литературу, расспрашивал знающих людей и сделал вывод: учиться стоит либо у Станиславского, либо у Мейерхольда. Показалось, что условный, далекий от реалистичности театр последнего ближе ему по духу. Так в 1928 году отец подал заявление с просьбой принять его в студию при ГосТиМе (Государственном театре имени Вс. Мейерхольда). До экзаменов поселили в общежитии, отец гулял по Москве, которая произвела на него неизгладимое впечатление. Для себя решил: «Если не примут, поеду в провинциальный театр, добьюсь того, что стану выходить на сцену». Мейерхольд находился тогда за рубежом, экзамены прошли без него, Даниил Львович их благополучно сдал. Всеволод Эмильевич вернулся, самолично отсмотрел новых соискателей, забраковал почти всех девушек, а восемь юношей, в числе которых был и отец, стали его учениками.
Отца он очень любил, со второго курса стал занимать в спектаклях театра, который располагался тогда в здании Концертного зала имени Чайковского, где все было перестроено по проекту Мейерхольда. В пьесе «Клоп» доверил сначала роль продавца шаров, а потом и пуговичного разносчика, кричавшего: «Из-за пуговицы не стоит жениться, из-за пуговицы не стоит разводиться! Нажатие большого и указательного пальца, и брюки с граждан никогда не свалятся». На репетициях часто присутствовал автор пьесы Владимир Маяковский. Он очень трепетно относился к своим текстам и нередко вмешивался в ход репетиций. Однажды обратился к Даниилу Львовичу:
— Молодой человек, подойдите. Как ваша фамилия?
— Сагал.
— Так вот, Сагал, послушайте, как это надо произносить.
И сам начал читать монолог.
— Все поняли? Давайте!
И Даниил Львович, что называется, дал! Мейерхольд, сидевший в зале за режиссерским пультом, прокричал: «Хорошо! Молодец!» Отец признавался, что после этого месяц ходил счастливым. По окончании студии его приняли в труппу театра. Всеволод Эмильевич похлопотал, и начинающему артисту предоставили комнату в коммуналке, где он долгое время жил. А когда папа заболел, написал письмо в Горздрав: «С покорнейшей просьбой к вам. Положите, пожалуйста, в больницу молодого артиста театра моего имени Даниила Сагала, которому, как установили, требуются лечение и операция». И отца немедленно положили в больницу, к счастью, операция не потребовалась.
Даниил Львович много играл в спектаклях Мейерхольда. Критики отмечали его Скалозуба из «Горе уму» по Грибоедову, дворянина Григория Смирнова в чеховском «Медведе», шарманщика в «Мандате» Николая Эрдмана.
Связь с родителями не прерывалась, они надеялись, что пройдет некоторое время и семья воссоединится, писали письма, слали посылки из Америки. Но в конце тридцатых обострилось противостояние Сталина и Троцкого, Мейерхольду припомнили поставленную им пьесу «Земля дыбом», которую он посвятил «героическому вождю и организатору Красной армии» Троцкому. А на тот момент звание вождя мог носить лишь один человек — отец народов Иосиф Виссарионович. Мейерхольд попал в немилость, на театр начались гонения, труппа находилась в зоне пристального внимания НКВД. Отец советовался с Мейерхольдом, как поступить. Тот сказал: «Не говори никому, что твои родители в Америке, не отвечай на их письма, не ходи за посылками, в анкетах пиши, что родители умерли». Железный занавес опустился, связь с родными прервалась.
В 1939 году Всеволода Эмильевича арестовали, под пытками он подписал признательные показания и стал врагом народа. Через несколько месяцев Военная коллегия Верховного суда приговорила его к расстрелу, в феврале 1940 года приговор привели в исполнение... Жуткая участь постигла его жену Зинаиду Райх. Отец считал ее великой актрисой, вместе они играли в «Медведе». После ареста мужа она стала забрасывать письмами своих знаменитых друзей, в том числе за границей, просила заступиться за Мейерхольда. Отправила гневное послание и отцу народов. Вроде бы там содержались слова «Что вы понимаете в искусстве? Мы же не вмешиваемся в вашу политику». Это было трагической ошибкой. Ночью к ней вломились неизвестные, убили ее, показательно изрезали все тело ножами, выкололи глаза. Преступление так и не было раскрыто, хотя многие предполагали, что это дело рук спецслужб...
Театр закрыли, отец остался без работы. К счастью, каток репрессий по нему не проехался. Он тогда много снимался в кино.
В фильме «Ущелье Аламасов» играл одержимого молодого ученого Дындыпа. Там его партнером был бывший мейерхольдовец Иван Иванович Коваль-Самборский. Съемки проходили в пустыне Каракумы, группа жила в юртах, куда заползали тарантулы, боялись их смертельно. Через несколько месяцев Коваля-Самборского арестовали и отправили в ссылку. В 20-х годах он имел неосторожность поехать в Германию, задержался там на несколько лет, снимался в кино. В годы войны отец случайно встретил его в городе Фрунзе, куда того сослали. Иван Иванович горько посетовал: «Я убежал от фашистов в СССР, но лучше было бы удрать в Париж!»
В 1937-м произошла встреча, ставшая для отца в каком-то смысле исторической. Марк Семенович Донской начал экранизировать биографическую трилогию Горького и утвердил Даниила Львовича на роль Цыганка в «Детство Горького». По сюжету подкидыш Ваня Цыганок, прозванный так за смуглую кожу, живет в доме Кашириных, помогает по хозяйству, отличается доброжелательностью, любит детей. Отец на экране развернулся: пел, танцевал вприсядку. Жизнь Цыганка обрывается трагически. Дядья главного героя, испугавшись, что глава клана оставит ему наследство, просят безотказного работника отнести на кладбище огромный дубовый крест, толкают его, крест придавливает героя насмерть. Отец сыграл эту роль так, что зрители обливались слезами, глядя на экран. Он стал своеобразным талисманом Донского, режиссер снял его в девяти фильмах. Не каждый актер может похвастаться таким отношением к себе известного мастера.