Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Ксения Таран: «Благодарна Касаткиной, Бурдонскому, Чурсиной за то, что преподали мне свои уроки!»
«Корифеи пытались передать свою школу. В театре было наставничество. Считаю Людмилу Касаткину своим наставником в профессии и в жизни. Потому что, действительно, это и уроки жизни, и уроки театра, и уроки отношений… Иногда до сих пор, когда задумываюсь, как мне ответить, думаю: а как бы Людмила Ивановна на это прореагировала? Какое у них было достоинство, какая скромность... Это невозможно забыть», — рассказывает Ксения Таран, актриса театра и кино.
— Ксения, порог Театра Российской армии вы перешагнули 21 год назад, расскажите, пожалуйста, о своих первых впечатлениях. Чем запомнились контакты с корифеями?
— Я приехала сюда из Перми — окончила Пермский государственный институт искусства и культуры, мастерская народного артиста Выходова. Показывалась в несколько театров, у меня было два приглашения, помимо этого. Кстати, когда я еще училась в институте, у нас часто работа шла в пермском театре, на огромной сцене. И я думала, что не хочу работать в таком большом театре, мне ближе что-то камерное. А в результате попала в Театр Российской армии с самой большой драматической сценой в Европе. (Улыбается.) Выбрала его, потому что это история. Я ценю эту историю и благодарю судьбу, что все сложилось именно так. Никогда не забуду, как мы с мамой гуляли вокруг здания, возле гигантских колонн. И она мне рассказывала: «Представляешь, здесь играют Людмила Касаткина, Лариса Голубкина, Алина Покровская, Владимир Зельдин, Нина Сазонова!» А я помнила открытки с этими актерами из киоска «Союзпечать». Я восхищалась ими, смотрела фильмы. Даже не верилось, что увижу этих легенд и буду работать с ними на одной сцене.
— Конечно, хочется сразу спросить про Владимира Михайловича Зельдина.
— С Владимиром Зельдиным я играла в спектакле «Приглашение в замок». Я еще только пришла в театр. Постановка Александра Васильевича Бурдонского, потрясающая, танцевальная, очень стильная для того времени. Видела, как Зельдин работает, как он относится к профессии, как он себя держит. Многие задавали ему вопрос: «Владимир Михайлович, как так получается, что вы в такой форме в свои годы — вы и танцуете, и поете, и энергии у вас столько?» Он отвечал: «Во-первых, это генетика, во-вторых, здоровый образ жизни. Я каждый день по несколько часов гуляю с собаками вокруг своего дома утром и вечером... И еще я не пью и не курю!»
— Удивительно для нашего актерского мира.
— Да. И вот, пожалуйста, результат. На первое место, конечно, все-таки ставил генетику. Но важно и его отношение к жизни, он же был абсолютно светлейшим человеком, помогал всем в театре. Нес себя людям, отдавал — и от этого был счастлив. Сложное чувство, не всем доступное... Первое, что я почувствовала, когда пришла в эту огромную труппу, — все актеры старшего поколения хотят поддержать молодежь, помочь. Как Людмила Ивановна Касаткина говорила: «К сожалению, со временем в людях уходит сопереживание, сочувствие. Почему многие не умеют порадоваться за других? Ну приди, поддержи, классная премьера, классный актерский состав».
— Это для актерского контингента сложнее всего.
— Конечно, прийти и сказать, причем сказать искренне. Легендарные старики Театра Российской армии всегда так делали, они не боялись этого. Этому меня научила Людмила Касаткина. И сейчас Людмила Алексеевна Чурсина, которая тоже всегда пытается помочь. Не говоря уже о Владимире Зельдине. Помню, как я пришла в нашу столовую на верхнем этаже и он стоял в очереди. Я пропустила его: «Владимир Михайлович, конечно, конечно, покупайте». И он покупает мне шоколадку и говорит: «Это тебе — шоколадка «Вдохновение»!» И стал меня расспрашивать: «Кто ты? Когда была принята в театр?» Я была так растрогана! Мы же с ним раньше не пересекались. И это ощущение, что с тобой соприкасаются эти невероятные личности и они тебя ценят, живет во мне до сих пор, согревает, помогает.
— Вы почувствовали себя в семье, в которую вас приняли доброжелательно, с заботой, поддерживали.
— Да! Корифеи пытались передать свою школу. В театре было наставничество. Считаю Людмилу Ивановну своим наставником в профессии и в жизни. Потому что, действительно, это и уроки жизни, и уроки театра, и уроки отношений... Иногда до сих пор, когда задумываюсь, как мне ответить, думаю: а как бы Людмила Ивановна на это прореагировала? Какое у них было достоинство, какая скромность, что сейчас абсолютно не воспитывается.
— И была же еще культура поведения — все здороваются, уважение к стенам театра...
— Уважение к стенам театра! Никто не опаздывает на репетиции. Все приходят минимум за два часа до спектакля. Сейчас кто приходит за два часа? За час-то еще половины состава нет... Но у меня осталось это правило — я прихожу за два часа, настраиваюсь.
— Это прямо старая школа.
— По-другому не могу. В общем, считаю главной удачей, что я попала в то время, в ту атмосферу. И неважно, в спектакле с Зельдиным ты танцуешь в небольшом эпизоде или играешь главную роль, но ты смотришь на него, как он работает на сцене, как он работает в партнерстве, как он относится к театру. И ты даже можешь чего-то не понимать, но ты в этом живешь, и ты сам по-другому не можешь. Они воспитывали нас. Не воспитывая... Очень благодарна Александру Васильевичу Бурдонскому, который тоже был сторонником той старой школы. И доверил мне роль в своем спектакле «Приглашение в замок». Помню, как меня с ним познакомили. Когда меня подвел к нему завтруппы, чем занимался режиссер? Он расправлял кулисы! Вот ему не нравилось, что они загнуты, и он сам их расправлял. Посмотрев на меня, сказал: «Хорошо. Пусть смотрит».
И потом я была занята у него во многих спектаклях. В «Серебряных колокольчиках» играла Фриду, в спектакле «Та, которую не ждут...» — Дорину. Великолепный спектакль, потрясающая драматургия, где главную роль играла Людмила Алексеевна Чурсина. Это было что-то невероятное. Бурдонский привыкал к актерам, не любил их менять... Я забеременела, готовилась к декрету, но все еще играла 14-летнего ребенка. До седьмого месяца! И только когда люди в зале начали шушукаться, почему юная героиня беременна, он меня отпустил в декрет. А когда я вернулась, взял обратно.
— Как он репетировал?
— О-о-о! Он репетировал, он разбирал, давал столько литературы, столько разных примеров! К каждой репетиции готовился, к каждому актеру относился индивидуально, с кем-то он мог работать более эмоционально, на кого-то он мог даже накричать, чтобы добиться своего. Это не было с какой-то злобой. Многие актеры обижались, но я, например, знала, что он кричит по делу. И у нас процесс творческий складывался очень хороший. Он так много давал, обязательно давал предысторию, разбирал роль досконально, разбирал весь спектакль — почему, как...
Как он относился к костюмам каждой актрисы! Вникал в любую деталь, общался с костюмерами. Со всеми общался. То он у гримеров, то в будке помрежа. Никого он не делил на «департаменты» — это «мое» дело, это «не мое». Во все вникал. У него каждый спектакль был как его ребенок. Кстати, он на каждый свой спектакль приходил.
— Это тоже удивительно.
— Никакого дежурного режиссера, никакого ответственного, как сейчас у нас есть: приходил сам, и не просто где-то сидел, а смотрел спектакль, как он идет, из-за кулис или из зала. Я родила, говорю потом: «Александр Васильевич, может быть, девочку-то мне играть уже и не надо?» — «Играй, — говорит, — ты можешь ее играть, я сам тебе скажу, когда...» И я играла. Потом я снова ушла в декрет, он назначил другую артистку. Но, когда вернулась, снова стала играть я.