Юлия Ромашина. Судьба
Я совсем не умела жить одна. В первый раз замуж вышла рано, от родителей практически сразу переехала к мужу. В детстве мечтала об уютном доме, большой семье, как минимум о троих детях. И став взрослой, просила у Бога по сути того же. Но сложилось так, как сложилось...
После смерти Толи меня какое-то время просто не существовало. Я почему-то стриглась все короче, короче... Остановилась, только когда в троллейбусе услышала: «Мальчик, прокомпостируй талончик». После этого оставила волосы в покое. Гибель мужа и год, когда я пыталась научиться жить без него, наверное, и привели меня к Богу по-настоящему. Человек в этой истории, правда, тоже поучаствовал.
В один прекрасный день крестный нашего с Толей сына Мстислав Ростропович приехал и сказал: «Ничего не знаю, Юля, Дима, собирайтесь, идем к отцу Иоанну!» (Мстислав Леопольдович и Толя познакомились в августе 1991 года при защите Белого дома, с тех пор дружили.) Так крестный за ручку привел нас с Димой к отцу Иоанну Вавилову, у которого мы окормлялись лет десять. По сути, в этот период произошел мой личностный рост и как-то все упорядочилось.
Знаете, я в детстве не всегда хотела быть актрисой. Некоторые девочки мечтают, собирают фотографии кинозвезд, меня же это обошло стороной. Была театральная студия, но класса до восьмого-девятого я сомневалась. Думала, что пойду или в педагоги, или в переводчики, ну или следователем стану — обожала книги по криминалистике, которые брала у отца подруги.
А дальше все произошло так, как только в фильмах и бывает! С одноклассницами Оксаной Шимко и Леной Радинской, с которыми дружна по сей день, гуляла по Крещатику, кажется, в День города. Вдруг мужской голос:
— Девушка, в кино сняться хотите?
Мы решили, что просто пристает, но я все-таки спросила:
— И как же называется ваш фильм?
— Какое ваше дело? — ответил незнакомец.
Мы с девчонками расхохотались и пошли своей дорогой. Дома с упоением рассказывала о приключении маме, делая акцент на том, какие мы благоразумные и как ловко раскусили афериста. Мама ни слова не говоря ушла в другую комнату и вернулась с газетой в руках, где было объявление о том, что студия «Укртелефильм» ищет девушек для съемок в фильме с рабочим названием «Какое ваше дело?». Так я впервые снялась в кино, впоследствии названное «Провинциальной историей». И история эта меня, можно сказать, закрутила.
Потом случилось знакомство с Толей. Мне восемнадцать, ему пятьдесят восемь. Я студентка, он знаменитый артист. И вот Анатолий Владимирович уже хочет войти в окно моей съемной квартиры на втором этаже... «Что вы? Слезайте немедленно!» — перепугалась я. На самом деле что-то подсказывало: это любовь врывается ко мне! Но и страшно же невероятно. Ни до, ни после в жизни не случалось ничего подобного. Больше скажу: в моем окружении никогда не было людей, к которым ходили бы в окна. Позже Толя признался: хотел меня удивить и не ожидал, что со второго этажа обратно придется спускаться тем же путем, что и наверх — по карнизу. Но поступок, впрочем, вполне в его стиле.
Он был рыцарского склада — благородный, галантный, великодушный, щедрый. И все это не деланое, а внутреннее, настоящее, органичное. Конечно, в его бытность студентом их учили уникальные педагоги — из тех, что так и не стали «советскими». Во МХАТе в программу входили уроки манер, этикета. Мы по сравнению с тем поколением, увы, не побоюсь этого слова, выродились.
Насколько знаю, сам Толя никакого отношения к аристократии не имел. Тем ценнее было для него попадание в образ последнего русского императора в «Агонии» Элема Климова. Хотя из-за того, что царь у Ромашина получился не просто как настоящий, но и вовсе не отрицательным героем, фильм на годы положили на полку. Когда же картина наконец вышла, мужу пришло письмо от британской королевской семьи с благодарностью за исполнение роли Николая II — за высокий уровень искусства и точное воплощение образа императора. Он очень гордился столь высокой оценкой и отмахивался от друзей, шутливо называвших его «Вашим Величеством» и «дважды царем СССР» (до этого уже сыграл Николая II в небольшом эпизоде фильма «Свеаборг»). Во время съемок в «Агонии» Толя много часов провел в Ленинской библиотеке за чтением царских дневников, к которым им с Элемом Климовым открыли доступ, и позже признавался: последний российский император стал для него не просто историческим персонажем, а реальным человеком, близким и понятным.
— Вы довольно долго скрывали свои отношения...
— Мы оба не знали, что из всего этого получится. Думаю, он боялся не меньше меня. Наш роман длился год и не казался мне чем-то правильным. Конечно, он сразу сказал, что мы поженимся, но так получилось, что до свадьбы был еще год. В этот период, когда Толя произносил:
— Пойдем... (ну, например, в Дом кино, театр, в гости), — я спрашивала:
— В качестве кого?
Мы однажды побывали на кинофестивале, и мне было этого достаточно, чтобы оценить, как все выглядит со стороны. Сказала, что просто так ходить не собираюсь. И не ходила. Поэтому о наших с Толей отношениях никто не знал, даже подруги Ира Лачина и Даша Дроздовская. Мы добирались с ними до угла Вспольного, я говорила: «Все, дальше — одна» — и направлялась в наш с Толей дом. Они ничего не понимали. Но пока училась, это вообще было принципиальным моментом! Предчувствовала, какое случится, мягко говоря, удивление у однокурсников и ближайшего окружения. «Если они будут знать меня как просто меня, не появится извращенного понимания ситуации», — так тогда рассуждала. Ясно же, что люди, движимые любопытством, захотят разобраться, как и почему. А я не была готова отвечать на вопросы о нас.
Мой мастер Альберт Григорьевич Буров и Александр Анатольевич Ширвиндт, друг Толи и мой учитель, на курсе которых училась в Щукинском, тоже долго ни о чем не подозревали. И хорошо. Толя рассказывал о первой реакции Александра Анатольевича на сообщение о наших отношениях: «С ума сошел, Толька? Она же Бемби! — кричал Ширвиндт. — Я Алика (Бурова. — Ю. Р.) сердечными каплями отпаивал».
— Как же вы поженились?
— Пришли к отцу Артемию Владимирову, когда он еще в храме в Брюсовом переулке служил, в который мы ходили, и сказали, что хотим венчаться.
Он интересуется:
— Минуточку, а жениться?
— Но для нас важнее венчаться.
— Все важно — и жениться, и венчаться!
Отец Артемий назначил дату, но когда время пришло, он уже получил приход в Красном Селе, и мы первыми венчались в этом храме после возвращения его церкви. Многое еще пребывало в разрухе, окна без стекол. Венчались на Красную горку. Помню ужасный холод, в храме все были в куртках, шапках. Толя купил мне пальто изумрудного цвета, а я хотела его сбросить — платья же совсем не видно. Меня все отговаривали — не смей снимать, заболеешь! И только отец Артемий поддержал: «А я ее понимаю! Не может же невеста на собственной свадьбе быть в пальто!» В своем тоненьком платье на фото я похожа на белый листочек.
Про нашу разницу в возрасте вопросы задают до сих пор. Но тогда все удивительным образом совпало. Возможно, большую роль сыграли мои личностные особенности. В современном мире я ощущаю себя не совсем в своей тарелке, чувство тоски по другому времени было всегда, но времена не выбирают... Я очень коммуникабельна и адаптирована в социуме, но будучи человеком принципиальным, априори через многие вещи переступить не могу.
Конечно, порой случались казусы, смешные истории — Толе предлагали купить что-то внучке, то есть мне. Но тут нужно отдать должное чувству юмора мужа: он никогда не обижался. Помню, в конце восьмидесятых в Евпатории снимались в фильме «Смерть в кино». Идем по подземному переходу, а там бабушка сливы продает. Толя остановился, она мгновенно сориентировалась:
— Милок, бери сливы! Отличные, из своего сада, внучке твоей понравятся!
— Бабушка, это не внучка! — говорит Толя.
— Ну так дочке возьми!
— Это не дочка! А сливы у вас, наверное, червивые! — и мы пошли прочь смеясь.
Толя обладал прекрасным чувством юмора — тонким, ироничным. Вот представьте картину: рассказываю ему что-то важное для меня, он с невозмутимым спокойствием раскладывает пасьянс — очень любил это занятие. А я говорю, говорю и заканчиваю эмоционально:
— Толя, ну ты представляешь? Ты слушаешь меня? Я в шоке!
Муж, не поднимая глаз, перекладывает очередную карту:
— Юлечка, ты всегда в шоке.
На интуитивном уровне мы все понимали про возраст и отпущенное нам время, но никогда об этом не говорили, жили чувством и сегодняшним днем.
— Много было тех, кто подозревал молодую жену в бубновом интересе?
— Не помню. Возможно, что-то и говорили за спиной, но все это как-то мимо проходило. Я не имею привычки смотреть по сторонам. Нужно было знать Толю, чтобы понимать, что он и бизнес — «полярники». К тому же в тот год он оказался совсем без работы. На втором курсе в Щукинское училище пришел Сергей Проханов, он как раз открывал «Театр Луны» и взял меня в одну из своих постановок. А на четвертом курсе я попала в сериал «Азбука любви», который исправно кормил нас с Толей целый год. Когда выяснилось, что Ромашин — мой муж, Проханов попросил с ним познакомить. Поехали во Вспольный переулок. Там, в нашей крошечной квартирке, и состоялось знакомство, вылившееся в сотрудничество. Сергей Борисович пригласил Анатолия Владимировича в спектакль «Византия», который мы вместе играли, его партнершей была блистательная Ирина Метлицкая, по которой очень скучаю. Муж шутил: «Это Юлька меня устроила в «Театр Луны». Потом у Толи начались антрепризы, концерты, съемки, и «бубновая» ситуация постепенно наладилась, хотя гонорары всегда были скромными.
Поскольку Толя не знал, что в его однокомнатной квартире появлюсь я, он снес все стены. Пятиметровую кухню, двадцатиметровую комнату и крошечную прихожую объединил в одно пространство плюс сидячая ванна — в этот дворец меня и привел. Купили попугая, следом появилась собака. До этого пес жил в нашем дворе и как сумасшедший постоянно лаял. Его многие пытались забрать, но он ни у кого не приживался. Какие-то живодеры над ним поиздевались — шею опоясывал шрам. В общем, бедная собака с неустойчивой психикой. И вот муж привел в дом не самого уравновешенного пса, а сам уехал на пятничный преферанс. Преферанс в конце рабочей недели в компании Бори Хмельницкого, Алексея Стычкина (прекрасного переводчика и отца актера Евгения Стычкина, кстати, Толиного крестника), Валентина Смирнитского и еще ряда товарищей был данью традиции, которая не менялась годами, что бы ни происходило. Карты — не моя стихия, разве что в дурака умею, Толя же играл хорошо.