Лариса Рубальская. Человек неомраченных будней
Я писала первые песни Аллегровой, когда ее еще никто не знал, Буйнову, когда он только начинал, Малинину мои песни помогали подниматься. Популярность артистов, которые их исполняли, росла, я, конечно, ощущала себя ровней и успех не приписывала случайности.
-Лариса, еще год, и можно праздновать сорокалетие вашей первой песни, прозвучавшей со сцены. В 1983-м Владимир Мигуля написал на ваши стихи мелодию, а Валентина Толкунова их исполнила. Теперь вы — автор шести сотен стихов и текстов. Это много или мало?
— Ой, не пишите шестьсот, я сама не знаю, сколько их! Однажды к моему юбилейному вечеру кто-то подсчитал, и оказалось — семьсот сорок пять. Цифры разные... Я думаю, что штучек пятнадцать хороших песен, наверное, есть.
— Почему точное количество неизвестно? А как же авторские права?
— Когда мои песни звучали буквально отовсюду, очень плохо работало РАО, никто ничего не подсчитывал, случались и обман, и недоплаты. Получала буквально две копейки — в общем, не разжилась. А теперь, когда за авторскими правами приглядывают, я свои продала частному агентству на пять лет. Гонорар меня устроил, поехала и купила новую машину.
Зачем ждать? Будут концерты или нет, непонятно. Другие авторы говорят: «Ты что?! Может, больше бы получила за исполнение песен». Может... А возможно, и меньше. Сейчас мою душу беспокоит только то, чтобы люди, купившие права на песни, заработали бы на них. Пока, говорят, все нормально.
— Насколько длинной может быть жизнь песен? Те, которые любили мои родители, дети уже не слушают. А я, если хочу поностальгировать, ловлю их на каких-нибудь ретростанциях.
— У меня есть песен восемь, звучащих и сегодня, они не теряют популярности. Например «Напрасные слова», которым уже лет тридцать, до сих пор исполняют на самых разных конкурсах. А об «Угонщице» говорят, что это вообще плевок в вечность. Она и в караоке лидер, и в «Тиктоке» — не умерла, даже наоборот.
Эти песни объективно хорошие, а не случайно раскрученные. В них не вложены деньги, связи, они живут сами по себе. Я не хвастушка, просто сравниваю их с тем, что сейчас некоторые пишут. Все же филолог по образованию, поэтому правильно складываю слова. К тому же песни выбраны хорошими артистами, поэтому их жизнь оказалась длинной. Она зависит еще от того, стал ли ретро сам автор. Пока у меня не было спада. Когда случится, то и песни тоже уйдут...
— Говоря о своей популярности, можете обозначить момент, когда наступил ее пик? Когда что-то щелкнуло и вы почувствовали: вот она, слава!
— Недавно рассуждала с самой собой на эту тему. Такое впечатление, что пик сейчас. Не то чтобы песни звучали повсюду, нет конечно. Но ко мне лично пробудился большой интерес. Постоянно зовут на телепрограммы, говорят, рейтинги обеспечиваю. Не чувствую: ох, я известная! Но и то, что БЕЗизвестная, не ощущаю.
— У вашей, Лариса, творческой судьбы интересное начало. Знаю, что все пошло с мужа Давида. Он, известный стоматолог, имел звездную клиентуру, однажды стал рассказывать артистам и композиторам о том, что его жена пишет стихи: «Не хотите ли зайти в гости?» Никто не смел отказать, и вот уже со сцены зазвучали песни на стихи Рубальской. Вам тогда было под сорок, звездной болезни не случилось?
— Расскажу, как было дело. Я работала переводчицей с японского, была влюблена и в язык, и в свое дело. Когда где-то начинала говорить по-японски, все поворачивались и смотрели с восхищением. Я была звездой! Знала язык, которого никто не знает. Читала новости агентства «Рейтер», работала на пресс-конференциях и саммитах, брала интервью. А потом в мою жизнь вошли песни. Но я не заболела звездностью, потому что она уже была в моей жизни.
— Когда известные композиторы стали писать песни на ваши стихи, не возникло ощущения случайности успеха?
— Нет. Мой муж каждый день говорил: «Так, как ты, никто не может!» Буквально внушал это. Я возражала, что другие авторы лучше, а он в ответ снова и снова повторял: «Может, и лучше, но они не могут ТАК, как ты».
Мысль эта проходила красной нитью во всех наших разговорах. Давид был убежден, что у меня хорошо получается. Да, в общем, я и сама понимала...
Я писала первые песни Аллегровой, когда ее еще никто не знал, Буйнову, когда он только начинал, Малинину мои песни помогали подниматься. Популярность артистов, которые их исполняли, росла, я, конечно, ощущала себя ровней и успех не приписывала случайности. Нас постоянно награждали — и на «Песне года», и на других музыкальных конкурсах я стабильно получала по два-три диплома.
— А если бы, допустим, Давид вдруг сказал: «Это фигня, займись делом»?
— Мне обязательно нужен пряник, под кнутом зачахну. Но я всю жизнь со стихами. В детстве занималась в кружке художественного слова Дома пионеров, до сих пор помню миллион стихов наизусть. Не может мне никто сказать — мол, фигня. Это как ребенок, который занимается фигурным катанием: как бы плохо у него ни получалось, все равно катается.
— После того как ваши стихи взял Мигуля, писалось легко или садились и думали: о чем бы и кому?
— Само все пошло. Меня будто выбрало небо, и я оказалась в потоке. Мы подружились с Сергеем Березиным, я любила его всем сердцем и к каждому его приходу в гости писала песни. «Пламя» их с удовольствием пело. Для меня главное — любить того, для кого пишу. Очень любила Добрынина: он говорил слово, фразу — и рождалась песня. Мне хотелось ему угодить. Легко было с Марком Минковым, но встречались и те, с кем не переплелись души.
Еще одну историю вспомнила о том, как могла появиться хорошая песня. Как-то в самолете оказались в соседних креслах с Михаилом Барщевским. Мы были едва знакомы, но разговорились. Он рассказал, что у жены Оли, он ее зовет Олешей, юбилей. Говорил, как с ней познакомился, как сильно ее любит. В голове застучало, хотелось быстрее долететь и написать стихи, импульс пошел. Музыку сочинил Александр Морозов. Мне кажется, «Олеша» — одна из моих лучших песен.
— Если спросить у «Гугла» имена поэтов-песенников, он называет тысячи. Как среди них не потеряться, Лариса?
— И в этих тысячах — Дербенев, Танич, Резник, Шаферан и сразу я. Немного таких, хорошо пишущих. Главный показатель уровня — то, что исполнители становятся популярными. Это общая удача и артиста, и авторов. Мы помогаем друг другу.
— За свои первые песни вы ничего не получали, их просто исполняли — и все. Кто же первым заплатил?
— Лет двадцать назад Бари Алибасов вручил конверт за песню «Эскимос и папуас», это было в концертном зале «Россия», где выступала «На-На». Не помню точную сумму, но она оказалась приличной. Сказала ему «Как ты можешь?!» — поскольку подумала: «Это же творчество, за что деньги?» Потом Филипп Киркоров приехал ко мне на работу с деньгами. Следом за ним потихоньку то один, то другой. Хотелось, чтобы мои стихи звучали, о гонораре я не думала и не ждала его. Теперь основной заработок — концерты, с которыми езжу по стране.
— Филипп приезжал к вам в офис... Вы что, продолжали работать переводчицей, не ушли на вольные «поэтические» хлеба?
— Я закончила переводить лишь лет двенадцать назад. Помню, как-то торопилась на телесъемку и попросила японцев отпустить меня пораньше. Босс спрашивает:
— А что у вас сегодня?
— Вы знаете, я теперь песни пишу.
Он в ответ:
— Понимаете, что вам не за это деньги платят?
У меня был приличный оклад, и я осознала: не стоит рисковать хорошим местом.
Как-то сказала Давиду:
— Вот у нас, у артистов...
Он прервал:
— А артисты — это кто? Ты? Иди помой посуду, переводчик, там полная раковина.
Вот так все потихонечку опускали мои амбиции. Хотя я в принципе неамбициозна.
— А как же поддержать творческого человека, правильно настроить? Это же непросто — написать хорошие стихи.
— Никто меня не настраивает. Сейчас вообще особо некому показывать то, что пишу. Племянница и невестка говорят: «Ты нам не поэт, а просто Лариска».
— Близким посвящали стихи — маме, мужу?
— Никогда. Лишь однажды написала четыре строчки: «Кто Давида тронет, тому пощады нет, ведь он мой муж в законе, он мой авторитет». Маме и Родине не посвящала.
— А что, кстати, мама говорила по поводу вашей поэзии? Она же проходила вместе с вами тройки в школе и помнила характеристику про «средние умственные способности» дочери, о которой вы с юмором рассказываете.
— Я для нее так и осталась троечницей, по-прежнему в своей семье не в большом почете. Во всяком случае, мама ни разу не сказала, что мной гордится.
— Лариса, а откуда берутся сюжеты стихов? Например о мужчине, который «в самолете назвал симпатичной меня».
— На основе реальных событий. Может, не один в один, но что-то промелькнет. Я пленница русского языка, для меня слова — это особый мир. Если кто-то обронит интересную фразу, обязательно использую. Как-то в начале осени сидела на даче. Уже вечер, поздно, и так флоксы пахли в темноте, что я подумала: «Накануне осени пахло мокрыми флоксами». А дальше уже само собой продолжилось. Главное, ухватить импульс от слова или состояния. Мои уши всегда включены, я слышу, что говорят, как фразы строят, и сразу хочется писать стихи.