Вверх по Потемкинской лестнице
Каждый месяц писатель Евгений Бабушкин делится с читателями Esquire своими наблюдениями за человечеством, записанными им в литературной форме во время путешествий.
Сегодня мы путешествуем во времени. Это номер о новом русском кино, а я напишу о старом советском, потому что «Дылду» люблю, а «Землю» – больше.
Зато я ненавижу, когда шутят про заливную рыбу.
Я и сам так делал много раз. Советский канон спасителен. Я говорил «очень приятно, царь», когда ковбои на Донбассе проверяли документы, тыча в живот винтовкой. Цитировал «Джентльменов удачи», чтобы найти общий язык с миллионером. С помощью «Кавказской пленницы» успешно отшучивался от гопников. И без особого успеха пришучивался к московской интеллигенции.
Но то ли среда молодеет, то ли канон состарился – в ответ на мертвых, которые с косами стоят, я все чаще слышу недоуменное молчание. И это прекрасно. Худшее, что можно сделать с советским кино, – растащить его на цитаты. Это как разобрать византийскую крепость на сарайчик для коз. У меня сейчас как раз такой сарайчик за окном.
В моем пантеоне нет комедий. Сегодня я пересматривал «Девять дней одного года». Конструктивистские декорации. Промышленные шумы вместо музыки. Контрастный монтаж, лаборатория света и тени. И на этом предельно условном фоне стоит физик Синцов – артист Николай Плотников. Смешной, лысый, толстый и невероятно живой. Он запахивает больничный халат, похожий на хитон трагика, и предлагает