Стимулировать экстенсивный рост больше не нужно
Для дальнейшего успешного развития аграрной отрасли необходимо управлять ценовой волатильностью на рынке, поддерживать потребление за счет малоимущих слоев населения и добиться расширения экспорта российского продовольствия, считает генеральный директор Группы «Черкизово» Сергей Михайлов
На российском аграрном рынке завершается эпоха активного роста, которая была основана на процессах импортозамещения во многих подотраслях. Сегодняшний АПК характеризуется снижением динамики производства, стабилизацией выпуска продукции, а по некоторым подотраслям и избытком предложения. Будучи вовлеченным в мировую торговлю, российский АПК вступает в новую фазу своего развития, для которой характерны высокая конкуренция, ценовая волатильность и цикличность в развитии. Россия теперь стала как другие страны — ведущие производители продовольствия, где насыщен внутренний спрос и только развитый экспорт и государственные дотации позволяют избежать затоваривания и разорения аграрных компаний.
В связи с этим старейшие российские компании аграрного сектора переходят от стратегии масштабных инвестиций в расширение производства и вертикальную интеграцию к оптимизации мощностей, повышению их эффективности, созданию продуктов с высокой добавленной стоимостью. Наглядный пример такой смены приоритетов — группа компаний «Черкизово», один из постоянных лидеров нашего рейтинга. В прошлом году при росте выручки почти на десять процентов компании удалось втрое увеличить чистую прибыль. «Черкизово» планирует и дальше делать это своим приоритетом за счет постоянной оптимизации себестоимости бизнеса и расширения линейки готовых продуктов. Об этом и о ситуации в отрасли в целом Сергей Михайлов рассказал «Эксперту».
— Реализация идеи импортозамещения во многих подотраслях АПК близится к завершению. Какая следующая идея или стратегия позволили бы отрасли, в том числе крупным холдингам, эффективно развиваться?
— Если мы говорим о рынке мяса, то можно говорить о завершении импортозамещения по птице, свинине. По говядине — нет, и не факт, что это нужно делать. Если говорить об агросекторе в целом, то остались другие направления, например производство овощей, фруктов, где вопрос импортозамещения пока не решен. Стратегия дальнейшего развития отрасли — поддержка потребления населения. Рост потребления привязан к макроэкономическому росту в стране, которого, к сожалению, пока не видно. Общее потребление мяса в России в среднем находится на достаточно высоком уровне, где-то 73–75 килограммов на душу населения, но это ниже среднеевропейских показателей — 82–85 килограммов. То есть мы можем еще расти, но я бы не сказал, что есть огромный потенциал. Потенциал роста — адресная продовольственная помощь с тем, чтобы увеличить потребление за счет малоимущих слоев населения. В перспективе можно говорить и об экспорте продовольствия.
— Как в связи с завершением импортозамещения, в частности по основным видам мяса, должна выстраиваться система господдержки аграрных отраслей?
— Господдержка агросектора в России, если сравнивать с другими странами, всегда находилась на очень низком уровне. Мы не считаем, что это плохо. Например, в Евросоюзе уровень поддержки АПК составляет сто миллиардов евро в год. В США — десятки миллиардов долларов, одна только программа продовольственных пособий там измеряется 50–60 миллиардами долларов в год. Даже в Латинской Америке, в Бразилии, Китае — везде поддержка в абсолютных значениях или в процентах от товарооборота в разы выше. У нас она ничтожно мала — на 2019 год запланировано 302,2 млрд рублей (4,6 миллиарда долларов по текущему курсу. — «Эксперт»). Если посмотреть детально на формы поддержки, то у нас это в большей степени субсидирование процентной ставки по инвестиционным кредитам и косвенная поддержка в виде нулевой ставки налога на прибыль в сельхозпроизводстве. Вот и все, если упростить.
Субсидирование процентной ставки сыграло позитивную роль и доказало свою эффективность, в частности, в мясном секторе: это привело к мощному росту производства. Если смотреть дальше, то нам бы хотелось, чтобы господдержка была несколько переформатирована, — сегодня фокус на субсидировании процентной ставки по инвесткредитам для мясного сектора неактуален. Возможно, в других направлениях, таких как овощи, фрукты, это важно. По мясу рынок уже насыщен, поэтому наращивать и стимулировать производство нет необходимости. Нужна форма поддержки, которая будет направлена на стабилизацию рынков, позволит убрать излишнюю волатильность. Когда рынок дефицитный, управлять им достаточно легко: можно регулировать импорт, развивать производство. Сейчас такого рычага уже нет, импорта нет. Допустим, по мясу птицы в последние два-три года было выраженное перепроизводство, поэтому цены обвалились. Да, они поддержали потребление на высоком уровне: несмотря на кризисные настроения после 2014 года, потребление мяса практически не упало, даже когда рубль подешевел в два раза. Может быть, краткосрочно для потребителя и для отрасли это было не так плохо, но мы видели, что в среднесрочной перспективе это нездоровая ситуация — в валюте товар подешевел на 50–60 процентов. Многие компании просто ушли с рынка, потому что работали ниже уровня операционной рентабельности. Вот нам хотелось бы видеть помощь государства в этих случаях. Нам не нужна очень высокая цена, но не нужна и запредельно низкая цена, которая будет разрушать отрасль.
— Какие здесь могут быть механизмы поддержки?
— Такие, которые применяются во всем мире. Например, создается тот же стабфонд, как у нас уже есть по зерну, куда закупаются излишки мяса при его перепроизводстве. И потом в сезон, когда потребление растет, мясо продается. Это может быть и стимулирование экспорта. Непростая задача, потому что нас нигде никто не ждет, и многие страны, которые имеют излишки производства, уже активно пользуются экспортным механизмом. В целом по мясу мы не видим необходимости стимулировать экстенсивный рост, нужно поддерживать конкурентоспособность потребителя или вводить механизмы управления рынком, которые сделали бы его более предсказуемым и менее волатильным.
— Можно ли говорить о нашей продовольственной безопасности без полного восстановления технологической цепочки, без своего племеноводства, селекции? Ваша компания — одна из тех, кто развивает эти направления.
— Если речь идет о воспроизводстве генетического материала, то это один вопрос, здесь есть что улучшать. Если же говорить о создании собственной генетики в стране, то я не считаю, что здесь мы сможем быть конкурентоспособными. Допустим, по птице сейчас в мире есть, по большому счету, две генетические компании — Cobb и Aviagen (бренд Ross). Это старейшие в мире птицеводческие компании, мировые лидеры в племенном птицеводстве и генетике. Пытаться создавать какой-то свой российский Ross или Cobb — очень долгосрочный и затратный проект. На это уйдет минимум десять лет, а западная генетика в это время не будет стоять на месте. Задача «создать и догнать», на мой взгляд, практически неподъемная. У нас есть много других, более простых вещей, связанных с воспроизводством генетического материала, которые еще можно сделать.
Допустим, в птицеводческом бизнесе есть прародители, родительское стадо и есть инкубационное яйцо. Россия до сих пор импортирует около 600–700 миллионов инкубационных яиц в год, в основном из Европы. Это примерно 15–20 процентов наших потребностей. Мы как компания этот вопрос практически решили, построив собственный инкубатор, хотя до десяти процентов нашего потребления по-прежнему приходится на импорт, но это рабочий показатель. Мы для себя за два-три года этот вопрос решим и уже не будем импортировать инкубационное яйцо. Считаю, что можно реализовать на рынке два-три таких проекта.
Дальше вопрос о родительском стаде. Мы в свое время создали совместное предприятие с компанией Cobb — Cobb Russia, которое занимается воспроизводством родительского стада на территории нашей страны, консолидируя здесь всю доступную европейскую генетику. Мы выступаем как стратегический финансовый партнер и практически не касаемся операционной деятельности. Мы заинтересованы в том, чтобы была локализация в России родительского стада, — так мы можем избежать разных сложностей с импортом, логистикой, карантинами, ограничениями на торговлю и тому подобное. Мы знаем, что компания Aviagen тоже много уже здесь производит, что-то импортирует. Но это не какая-то новая генетика, это просто локализация воспроизводства.
По свинине чуть сложнее. Зависимость от западной генетики есть. Но наша компания сегодня тоже имеет свое полное воспроизводство. Понятно, что раз в один-три года мы докупаем генетический материал — животных и осеменение — и ремонтируем стадо. Но я бы не сказал, что есть какие-то огромные риски, если только не возникнет полной изоляции страны — тогда генетика будет недоступна.
— Но есть риск повышения цены со стороны контрагентов, а значит, риск роста себестоимости?
— Мы не ставим задачу контролировать все. Каждый должен заниматься своим делом. Мы не претендуем на то, чтобы заниматься генетикой. Да, есть рыночная конъюнктура: у кого-то цена повысится — значит, мы будем покупать у других. Если цена поднялась у всех — значит, на то есть какие-то основания.
Генетический материал в себестоимости занимает небольшую долю, что-то около одного-двух процентов. Намного важнее качество генетического материала. Потому что от этого зависят все дальнейшие показатели: рост, привесы, сохранность, выход мяса.
Колбаса 4.0
— Вы сказали о низких ценах на мясо в последние годы и о разорении ряда компаний из-за кризиса перепроизводства. Есть ли у производителей какие-то возможности для оптимизации себестоимости, чтобы оставаться в прибыли? Какие есть инструменты для этого?
— У нас в компании постоянно идет работа над повышением эффективности без ущерба нашим целевым показателям, таким как качество, например. Идет работа над расширением линейки потребительских продуктов с более высокой добавленной стоимостью, которые продаются под нашими брендами. Импортозамещение инкубационного яйца — это как раз пример работы с себестоимостью. В Липецке мы построили две фермы, которые позволяют нам дополнительно производить в год около 65 миллионов яиц. Тем самым мы сократили импорт и получили более низкую себестоимость, ушли от валютной зависимости, потому что импортное яйцо закупается за валюту, как правило за евро. Другой пример: мы нарастили долю собственного зерна в кормах — пшеницы, кукурузы, — увеличив его производство. Сейчас эта доля примерно от сорока до пятидесяти процентов в зависимости от севооборота и урожая. Это тоже позволяет нам стабилизировать себестоимость, частично убрать волатильность из-за скачков цен на зерно на рынке. Мы планируем и дальше наращивать производство зерна, увеличивать земельный банк. Но двигаемся в этом направлении аккуратно, потому что уровень риска в растениеводстве по объективным причинам выше, чем в других наших бизнесах.
— Ваш новый роботизированный мясоперерабатывающий завод в Кашире — это одновременно и оптимизация себестоимости, и расширение линейки новых продуктов?
— Уникальность завода в Кашире не только в том, что это крупнейший завод по производству сыровяленых и сырокопченых колбас. Он задает новый формат в колбасном производстве, причем не только на российском рынке, но и в мире. До этого мы мало инвестировали в колбасное производство — рынок переработки в последние годы показывал низкую рентабельность и всегда был заложником рыночной конъюнктуры. С одной стороны давление оказывают розничные сети, где высокая конкуренция, с другой — рост стоимости на мясное сырье в последние десять-пятнадцать лет, что всегда плохо для переработчиков. А сейчас мы решили, что смещаем акцент с вертикальной интеграции в производстве в сторону создания потребительских продуктов. В Кашире мы использовали так называемую Индустрию 4.0. Идея не только в том, что все делают роботы и человеческий фактор практически исключен, ведь автоматизации и роботизации уже как минимум тридцать-сорок лет. Уникальность проекта в том, что если раньше между ERP-системой предприятия и роботами все равно присутствовал человеческий фактор, то теперь обмен сообщениями между производственными роботами и ERP-системой происходит без участия человека. То есть задействован искусственный интеллект. Допустим, созревание сырокопченой колбасы длится от двадцати до тридцати дней. Машина принимает решение, что колбаса созрела, и роботы передвигают ее из одной камеры в другую или отвозят на упаковку.
— Как тотальная автоматизация повлияет на себестоимость производства?
— Себестоимость будет ниже, но не сильно: хотя количественно людей меньше, возрастает потребность в более высокооплачиваемых сотрудниках. У нас теперь огромная потребность в ИТ-инженерах, потому что реально ИТ начинают управлять заводом больше, чем производственники. Но в целом, конечно, людей в разы меньше. Если до введения «Каширы-1» мы производили половину объема выпуска этого завода и у нас были задействованы от восьмисот до тысячи человек, то новый завод может производить в два раза больше и там будут задействованы человек сто пятьдесят.
На самом деле мы начали не с самого простого, потому что цикл производства сырокопченых колбас длинный, и вообще по технологии изготовления это очень сложный продукт. Конечно, будет снижение себестоимости, но это не основное, о чем я хотел бы сказать. Основное — это гарантия качества продукции, стабильность этого качества и безопасность продукта, так как исключен человеческий фактор.
— Спрос на колбасу стагнирует уже несколько лет. Вы не боитесь, что не удастся окупить проект?
— Если смотреть на средние цифры, то вы абсолютно правы: колбасное потребление не растет, иногда падает. Но надо отметить, что потребление колбасных изделий у нас в стране исторически на очень высоком уровне. Потребление стагнирует потому, что в последние пять-десять лет мясо во всех видах стало более доступным, чем раньше: это и свинина, и курятина, и индейка. На магазинных полках колбаса борется за внимание потребителя с различными видами охлажденного мяса, полуфабрикатами, которых раньше не было. Но если смотреть глубже, то мы для себя здесь не видим опасности. Рынок фрагментирован, в сырокопченых колбасах наблюдается устойчивый рост потребления в последние три-пять лет, потому что они перестают быть для потребителя деликатесным продуктом, а становятся продуктом практически ежедневного спроса. При этом, если вареные колбасы за последние годы подорожали на полке в несколько раз, то сырокопченые не так выросли в цене и имеют сегодня оптимальное соотношение цены и качества. По сырокопченым колбасам у нашей компании лидирующая доля на рынке, нам продукции хронически не хватало, поэтому мы и решили реализовать проект «Кашира-1».
Все решает доступ к сое
— В последние полгода наблюдается рост цен на мясо. Это конъюнктурный отскок? Или есть еще причины?
— Мы иногда любим говорить о росте цен, забывая о падении, которое этому росту предшествовало. Надо смотреть на этот процесс в определенных промежутках времени — в циклах. Да, есть определенная сезонность. Летом спрос растет за счет потребления шашлыков, тем более что лето в этом году затянулось. Наверное, свой вклад внес и чемпионат мира по футболу — потребление выросло. Но до этого весь первый квартал и в начале второго цены стремительно падали. И если смотреть на временной промежуток в три-четыре года, то никакого роста цен вообще нет. В последние четыре-пять недель, например, цены на свинину опять падают — сезонная коррекция. По мясу птицы сейчас происходит отскок вверх по ценам, потому что отрасль в последние три-четыре года была за гранью рентабельности. И поскольку со стороны правительства мало было принято мер, отрасль вошла в саморегулирование. Это естественный процесс. Отраслевой цикл по птице — два-три года, по свинине где-то четыре-пять. Весь мир так живет, где-то правительства больше регулируют, где-то меньше. Мы до этого не наблюдали такой ситуации, потому что у нас все время не хватало продукции. Мы занимались импортозамещением, в какой-то степени у нас этих циклов не было, развитие потихонечку шло вверх. А теперь у нас такая же ситуация, что и в других продовольственных странах — Европе, США, Латинской Америке.
Помимо сезонности есть еще ряд факторов, которые повлияли на рост цен. Так, цены на зерно практически удвоились. Если фуражная пшеница прошлогоднего урожая стоила от пяти до шести рублей за килограмм, то сейчас она в два раза дороже. Это существенно. Соя, соевый шрот, протеиновая группа, лизин также подорожали на 20–30 процентов. Курс доллара после стабилизации ниже 60 рублей за доллар сейчас опять вырос, процентов на пятнадцать. А большинство позиций в себестоимости напрямую или косвенно валютозависимые. Соответственно, это тоже удорожание. Я думаю, большинство операторов на рынке увидят рост себестоимости в этом году на 15–20 процентов.
Очень важные для нас в плане роста себестоимости вещи в последнее время происходят на рынке сои. Торговая война Америки с Китаем переориентировала торговые потоки. Теперь Китай скупает соевые бобы в Латинской Америке, отказавшись от закупок в США в ответ на введение американцами пошлин на китайские товары. Проблема в том, что Россия может сейчас закупать соевые бобы тоже только в Латинской Америке, в частности в Бразилии, из-за принятых недавно законом ограничений по генетически модифицированной сое. То есть мы сегодня конкурируем по закупкам сои с Китаем.
— Как так получилось?
— Два года назад у нас был принят закон о ГМО, который среди прочего касается соевых бобов и шрота. По этим продуктам установлены разрешенные стеки (генетические линии), их всего восемь, из которых лишь некоторые могут ввозиться в нашу страну. Из-за ограниченного количества разрешенных стеков доступность бобов на российском рынке резко снизилась. Если бы мы могли покупать соевый шрот в Аргентине или США, он бы нам обходился, грубо говоря, на сто долларов за тонну дешевле. Это, наверное, как минимум 20–25 процентов в себестоимости закупки. А соя очень важна, в стоимости кормов она составляет треть в денежном выражении. Несмотря на то что мы наращиваем ее производство внутри страны, и наша компания в том числе, Россия пока нетто-импортер сои. К тому же бобы нужного качества выращивают в основном на Дальнем Востоке, а это очень далеко от основных мест расположения мясного производства. И рядом есть рынки Китая и Японии, где готовы платить хорошие деньги.
Сегодня в Центральном федеральном округе наблюдается стремительный рост производства сои, но есть вопросы. Во-первых, качество этих бобов — они не высокопротеиновые, а такую сою нецелесообразно использовать в кормах. Второе — ее все равно мало. И третье — переработки сои в ЦФО практически нет, потому что сегодня часть таких мощностей сконцентрирована на Дальнем Востоке, а часть — в Калининграде. На то, чтобы нам выращивать сою в нужном объеме, уйдет как минимум три-пять лет. А пока из-за наших технических ограничений мы будем покупать сою по завышенным ценам, что неминуемо отразится на цене готовой продукции. Но других вариантов нет — без сои выращивать кур не получится.
Более того, здесь возникает вопрос, связанный с экспортом. Сейчас правительство заявило приоритет на следующие пять лет: удвоить, утроить экспортное направление. Мы не видим сегодня на рынках, что кто-то готов платить премию за мясо, в производстве которого не использовалась ГМО-соя. Это означает, что по цене мы будем неконкурентоспособны по отношению к таким странам, как США или Бразилия, которые сегодня лидируют по экспорту птицы. Нет сегодня отдельных котировок на рынке на мясо кур или свиней, которые не едят ГМО.
— Действительно, на днях Минсельхоз заявил, что мы меняем стратегию развития АПК от внутреннего рынка к развитию экспорта. Каковы, на ваш взгляд, перспективы экспорта, прежде всего в мясных отраслях?
— На мой взгляд, один из определяющих факторов — курс валюты. Понятно, что если рубль слабый, то конкурентоспособность в моменте значительно вырастает. Если посмотреть в общем, то сегодня в России достаточно конкурентоспособное производство свинины и птицы. Я сказал бы, что Россия по себестоимости производства в топе двух-трех-четырех стран. Но надо смотреть на конкретных производителей. Мы считаем, что по свинине мы уже приблизились к самой низкой себестоимости, если нас сравнивать с любыми мировыми компаниями.
— Можете в цифрах это показать?
— Грубо говоря, если в Европе, по общим данным, себестоимость живка — около одного евро за килограмм, то в России, если правильно и хорошо работать, можно иметь показатель в районе 0,7 евро за килограмм свинины в живом весе. В птицеводстве может служить доказательством тот факт, что отрасль просуществовала три года в условиях самых низких цен на курицу в мире. Мы не знаем ни одной страны, где потребитель мог бы купить курятину дешевле, чем у нас. Даже если взять соседнюю Украину, где, казалось бы, с валютой не так хорошо, девальвация серьезная и вообще в стране сложная была ситуация, — но даже там в этом и прошлом годах цена была выше, чем у нас.
По понятным причинам сегодня крупнейшие экспортеры мяса — это крупнейшие производители сои. Девяносто процентов ее производства приходится на три страны — Бразилию, США и Аргентину.
— Помимо валюты и себестоимости продукции что-то еще важно для экспорта?
— Сама возможность экспортировать продукцию. Сегодня основные рынки сбыта для России закрыты. К сожалению, когда мы входили в ВТО, мы больше думали о регулировании импорта, чтобы защитить наш рынок. А сегодня, когда импорт уже неактуален, с экспортом нас никто не ждет. Никаких квот или льготного доступа на рынки у нас нет, плюс еще ветеринарные ограничения жесткие. Все опасные заболевания вроде африканской чумы свиней и птичьего гриппа у нас присутствуют достаточно часто, что по правилам ВТО дает возможность блокировать экспорт из России.
К сожалению, пока международные партнеры не соглашаются с предложенными нами правилами регионализации нашего рынка. Поэтому если у нас чихнула птица на Дальнем Востоке, то из-за птичьего гриппа закрывается вся страна минимум на шесть месяцев. Говорить об устойчивом стабильном росте и развитии экспорта в таких условиях сложно. Поэтому надо добиваться признания регионализации российского рынка как системы. И более активно бороться с этими эпидемическими заболеваниями.
И конечно же, нужно просто иметь доступ на рынки. А основные рынки — это Азия, Корея, Япония, Китай. Евросоюз очень сильно себя защищает. Там и квотирование, и запретительные пошлины. Россия сегодня попадает в корзину третьих стран, которые практически не могут поставлять продукцию из-за запретительных пошлин: евро за килограмм курицы или индейки.
— Насколько ваша компания ориентируется на экспорт?
— У нас экспорт сейчас вырос до пятидесяти миллионов долларов в год. В физическом выражении мы не так много продаем на экспорт — около трехсот тысяч тонн всех видов продуктов. Мы будем экспорт развивать, но, скорее, в рамках некоего ассортиментного микса. То есть понятно, что каждая страна больше потребляет тот или иной продукт. У нас в целом достаточно сбалансированное потребление, но, например, есть два продукта, на которые спрос низкий. Это крыло курицы, которое, как правило, в профиците, может быть, за исключением летних месяцев. И бекон в свинине. Для примера: эти же два продукта — самые дефицитные в Америке. В принципе, можно сказать, что там курица производится ради крыла, а свинину они выращивают, чтобы сделать бекон. Если бы они могли вырастить свинину только с беконом, они бы ее такую и делали. А у нас, как ни парадоксально, это два самых дешевых продукта. Цены на эти продукты в России и Америке могут отличаться как минимум в два-три раза. Понятно, что мы ни килограмма не продадим ни крыла, ни бекона на американский рынок. И даже не только на американский, но и в Мексику и Канаду, где тоже развито потребление этих продуктов. Тем не менее это наглядный пример.
Или есть азиатское потребление. Куриные лапы, субпродукты от свиней и прочее мы продаем в Азию. Хотелось бы получить прямой доступ на рынок Китая, цена была бы лучше. Сейчас мы это продаем в другие азиатские страны.
А в нашей стране, например, в дефиците свиной жир — сало шпик. В свинине оно составляет пять процентов, надо утроить наше производство свинины, чтобы обеспечить страну шпиком. Мы никогда этого не сделаем. Поэтому в идеальном мире, если была бы свободная торговля, то могла бы быть большая синергия. Конечно, продолжается активная работа правительства по открытию рынков для экспорта. Но это очень длинная дорога.
— О каких рынках прежде всего идет речь?
— Китай давно пытаемся открыть. Может быть, хотя бы по птице будет какое-то движение. С Японией переговоры ведутся. В странах Ближнего Востока рынки уже более или менее открыты для нас. С Турцией ведем переговоры. Но эти переговоры могут длиться десятилетиями. Что касается нашей компании, то я не думаю, что в ближайшие пять лет экспорт будет составлять больше десяти процентов нашей выручки. Все-таки основной фокус для нас — работа на нашем домашнем рынке.
А теперь — индейка и куриные наггетсы
— Вы недавно говорили о смене приоритетов в инвестиционной политике компании, относительном сокращении инвестиционных программ. О чем идет речь?
— Мы заканчиваем инвестиционный цикл в строительстве производственных мощностей по птице и свинине. Это затратные, инфраструктурно очень дорогие проекты, мы их будем завершать. Мы практически уже завершили инвестиции в свиноводстве и выходим здесь на полную мощность — более трехсот тысяч тонн мяса в год в живом весе. Дальше будем инвестировать в переработку, в частности наращивать глубокую переработку птицы: производить такие продукты, как наггетсы, бургеры из птицы. Будем дальше инвестировать в колбасное производство и растениеводство. Эти инвестиции не такие большие, как в строительство птицефабрик и свиноферм, но все равно они будут на уровне 50–100 миллионов долларов ежегодно. Раньше наши инвестиции составляли более двухсот миллионов в год. Это позволит нам сбалансированно развиваться и поддерживать умеренную дивидендную политику.
Мы в прошлом году запустили большой проект по производству мяса индейки «Тамбовская индейка». Сейчас вышли на полную загрузку первой фазы проекта мощностью 40–50 тысяч тонн мяса в год (суммарно в России в 2017 году было произведено 280 тысяч тонн мяса индейки. — «Эксперт»). Рассматриваем вторую фазу инвестиций, но пока не торопимся. Вся инфраструктура для второй фазы у нас уже есть: убойный завод, инкубатор, комбикормовый завод. В принципе, нам нужно только достроить птичники. Но пока доходность нулевая по индейке, несмотря на все правильные условия развития проекта.
— Недостаточный спрос на рынке для нескольких крупных игроков?
— Да, произошел резкий прирост объемов производства, рынок не был к этому готов и должен как-то перенастроиться. Потом, на конъюнктуру влияет сегодняшняя сложная ситуация у крупнейшего игрока — компании «Евродон», ее поведение сильно отражается на рынке, прежде всего в ценовом плане. В последнее время ситуация складывалась аномальная: мясо индейки в первом квартале этого года стоило дешевле мяса курицы чуть ли не на десять процентов, что в принципе невозможно. Индейка по себестоимости, если в живом весе рассматривать, дороже бройлера точно и даже дороже свинины. И в рознице она должна быть по цене близка к свинине.
Мы своим проектом, несмотря на низкую ценовую конъюнктуру, довольны. Продукция под нашим брендом «Пава-Пава» занимает в торговых сетях Москвы и Санкт-Петербурга первое место по объемам продаж. Конечно, когда мы заходили в проект по индейке, то рассчитывали на синергию за счет нашей уже существующей дистрибуции и наличия глубокой переработки мяса. Мы также получили синергию за счет наших испанских партнеров по этому проекту — компании Grupo Fuertes. Мы на этом рынке два года, а они более двадцати лет. Поэтому мы сразу «импортировали» их двадцатилетний опыт, сами бы мы его накапливали очень долго. По сравнению с нашими основными конкурентами мы себя и по-другому позиционируем на рынке: для выращивания мы взяли легкий кросс индейки — Hybrid Grade Maker. Это более маленькая, компактная в объеме птица, и, на наш взгляд, более вкусная, в ней меньше жира. Посмотрим, как потребитель это оценит.
— Какой прогноз в отношении цен на индейку?
— Они сейчас уже начали подрастать до уровня, может, нулевой или небольшой рентабельности. Но пока это не позволяет окупить инвестиции. Нужно какое-то время больше зарабатывать, чтобы получить возврат капитала. По нашим предварительным оценкам, проект должен окупиться за восемь лет.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl