Как Таджикистан бросил вызов «Талибану»*
Страны Средней Азии выстраивают отношения с новым правительством в Афганистане в прагматичной открытости. И только в Душанбе формируют антиталибский фронт
*Организации, запрещенные в России.
Государства Средней Азии оказались на переднем крае фронта отношений с талибами. И если в Москве, Брюсселе или Лондоне могли взять паузу и подумать, как называть новое правительство Афганистана и иметь ли с ним дело, то в Душанбе, Ашхабаде или Бишкеке политикам пришлось определяться быстро.
Узбекистан, Киргизия и Туркменистан прагматично сделали ставку на открытый диалог с талибами, опасаясь расширения влияния исламистов на своих территориях, усиления радикализма и угрозы потоков беженцев. А вот Таджикистан, напротив, стал открытым критиком талибов и превратился в главный центр афганского сопротивления, приютив лидера Национального фронта сопротивления Ахмада Масуда (сына легендарного полевого командира Ахмада Шаха Масуда), а также бывшего вице-президента Афганистана Абдулу Латифа Кедрама.
Официально лидер Таджикистана Эмомали Рахмон объясняет свою конфронтационную линию тем, что пуштуны фактически монополизировали политическую власть в Афганистане в ущерб иным этническим группам страны. Таджикистан настаивает на создании в соседнем государстве инклюзивного правительства «с учетом интересов всех его народов».
Кроме того, официальные лица в Душанбе неоднократно заявляли об угрозе вторжения в бывшую советскую республику отрядов таджикских боевиков, сражающихся на стороне исламистов на севере Афганистана. И ожидать сложа руки, когда угроза станет реальностью, они не желают.
В итоге таджикские власти уже играют мускулами: силовые структуры в южных областях приведены в режим повышенной боеготовности, а президент недавно принимал парад военных в Хороге, практически на афганской границе. В ответ талибы перебросили на север, по разным оценкам, до 15 тысяч бойцов элитных подразделений.
Вряд ли какая-то из сторон хочет войны, но и жесткую риторику смягчать они не намерены. Причины этого противостояния следует искать в непростой истории отношений между Таджикистаном и Афганистаном. А также во современном внутриполитическом контуре стран.
Историческая родина таджиков
Исторически на территории Афганистана проживает значительное количество этнических таджиков. Сегодня их порядка 1015 миллионов человек, около трети афганского населения. Это примерно в два раза больше, чем в самом Таджикистане!
Контакты таджиков по обе стороны границы особенно интенсифицировались после развала коммунистической системы, когда в самом Таджикистане началась гражданская война. Тогда сотням тысяч людей пришлось покинуть свои дома, обосноваться у соплеменников в Афганистане, получить защиту на землях, контролируемых местными таджикскими полевыми командирами.
Как раз недавно в знак благодарности за эту помощь президент Эмомали Рахмон посмертно наградил таджикских лидеров «Северного альянса» Бурханнудина Раббани и Ахмада Шаха Масуда орденом Исмоили Сомони I степени (высшей государственной награды).
С середины 1990-х Душанбе активно поддерживал таджикских моджахедов «Северного альянса» уже в войне против талибов. Северный сосед предоставлял им базы снабжения, места отдыха и лечения. В сентябре 2001 года после покушения на одного из командиров альянса Ахмада Шаха Масуда он был доставлен в таджикскую столицу, где вскоре и скончался, а его сын Масуд-младший некоторое время жил и учился в этой среднеазиатской республике.
Неудивительно, что в 2021 году, после падения альтернативной власти в афганской провинции Панджшер (регион компактного проживания таджиков), лидеры сопротивления вместе со своими боевыми отрядами обосновались в Таджикистане. Здесь они планируют открыть новый фронт против правительства «Талибана».
Захват талибами власти в Кабуле вызвал всплеск националистических настроений в Таджикистане. В южных приграничных областях несколько тысяч добровольцев даже записались в ополчение, чтобы присоединиться к антиталибскому сопротивлению.
Стоит признать, что национализм в той или иной степени присущ значительной части среднеазиатского населения. Можно сказать, что во многом на основе этой идеологии была выстроена вся современная государственность Таджикистана. Достаточно посмотреть на нормативные документы страны.
Например, в соглашении о мире и национальном согласии 1997 года, положившем конец гражданской войне, республика провозглашается «правопреемницей исторической родины таджиков». Тем самым участники договора (в том числе исламистская оппозиция) дают понять, что в идеале желали бы видеть страну, в которую входили бы все земли, населенные соплеменниками.
Некоторые националистические сантименты содержатся и в конституции. Так, седьмая статья основного закона гласит, что территория государства «неделима и неприкосновенна». Но тут же допускает «образования и изменения административно-территориальных единиц», если это не направлено на отторжение от страны земель. В 11-й статье Конституции подчеркивается, что Душанбе «сотрудничает с зарубежными соотечественниками».
По сути, участники политического процесса не против ирредентизма, а звучащая пантаджикская риторика со стороны политической элиты стала одним из элементов, легитимирующих власть.
Нервный транзит власти
Положение самого Рахмона на фоне очередного националистического ренессанса в стране не выглядит устойчивым. Таджикистан переживает тяжелый экономический кризис, усугубленный пандемией COVID-19. Вдобавок в стране хронически высокий уровень бедности и крайне низкий уровень образования, а коррупция парализует власть.
«Победа талибов в Афганистане под лозунгом борьбы с коррупцией на основе исламских ценностей была сочувственно встречена многими жителями Средней Азии. Поэтому, чтобы не утратить контроль, таджикская элита, очевидно, вынуждена использовать патриотический дискурс, — замечает Андрей Казанцев, главный научный сотрудник Института международных исследований МГИМО. — В противном случае вся пропаганда “Талибана” будет обращена против Душанбе. Тем более что эта республика уже однажды пережила негативный опыт взаимоотношений с исламистами».
Конфликтная ситуация, по словам эксперта, вызвана и несовместимостью двух политических конструкций. В Таджикистане уже более четверти века у власти находятся представители бывшей советской партноменклатуры, которым удалось выйти победителями в гражданской войне с исламистской оппозицией в 19921997 годах. То есть легитимность президента Рахмона держится на основе светского авторитарного политического проекта, в то время как в соседнем Афганистане религиозная архаика одержала верх над светскостью.
При этом «срок годности» построенного Рахмоном режима, похоже, подходит к концу: Душанбе вступает в период политической неопределенности. Стареющий таджикский лидер не первый год готовится передать власть своему сыну Рустаму Эмомали. Сейчас 33-летний политик занимает пост спикера верхней палаты парламента (Маджлиси Милли) и де-юре считается вторым человеком в государстве.
«Транзит власти — процесс очень неровный и нервный. За это время в стране много чего может произойти. Поэтому на этот период не будет лишним консолидировать общество за счет националистической риторики», — объясняет логику таджикского лидера Темур Умаров, специалист по Средней Азии.
Впрочем, властям, по словам эксперта, не стоит сильно рассчитывать на увеличение базы своих сторонников. Возможно, на какое-то время элитам удастся отвлечь общественность от большинства внутренних проблем, но не от проблемы с бедностью: она никуда не уйдет, а только усугубится в постпандемийное время.
Выгодный черный промысел
Конфронтационная стратегия таджикского правительства по отношению к Кабулу объясняется также его региональными интересами, а также выгодами черного рынка. Сам по себе Афганистан не представляет значительного экономического интереса для северного соседа. Товарооборот двух стран не достигает и ста миллионов долларов. Преимущественно это экспорт в Афганистан электроэнергии, который гипотетически может быть использован Душанбе в качестве разменной монеты во взаимоотношениях с Кабулом.
Однако куда большую значимость представляет наркотрафик. Ежегодно через Таджикистан в Россию и далее в Европу транзитом проходят свыше 100 тонн опиатов и героина. (При этом на афгано-таджикской границе каждый год задерживается всего-то примерно 1,6 тонны.) Существенная часть этих грузов проникает в страну благодаря взяткам таможне, чиновникам и сотрудникам правоохранительных органов, а это сотни миллионов долларов.
Официальный представитель «Талибана» Забихулла Муджахид неоднократно заявлял иностранным журналистам, что политическое движение не позволит афганцам производить опиум и другие вещества на своей территории. Естественно, далеко не все в Таджикистане обрадовались перспективе сворачивания выгодного промысла. Передел огромного черного рынка чреват для таджикских чиновников и новыми рисками.
Наконец, Таджикистан стремится занять вакантную нишу главного центра сопротивления исламскому радикализму в регионе и повысить свою значимость в мировой политике. Душанбе активно использует кризис, чтобы получить внешнюю финансовую и военную помощь.
Еще в начале сентября Евросоюз выделил 600 миллионов евро для приема беженцев тем странам, которые граничат с Афганистаном. Президент Рахмон недавно встречался с министром иностранных дел Германии Хайко Маасом, провел телефонные переговоры с президентом Европейского совета Шарлем Мишелем. А лидер Франции Эммануэль Макрон пригласил таджикского коллегу в Париж, чтобы в октябре провести диалог по безопасности.
Не стоит сбрасывать со счетов и США. Уход американцев из Афганистана и радикальное сокращение их военного присутствия в Центральной Азии не означает, что Вашингтон перестал взаимодействовать с региональными игроками. Хотя появление американских баз в Таджикистане в среднесрочной перспективе вряд ли возможно, в будущем Белый дом может обратить внимание на Душанбе как на потенциально важного партнера.
Границы дружбы и сотрудничества
Совсем иную модель взаимодействия с «Талибаном» избрало руководство Узбекистана. В отличие от таджиков они не стали разыгрывать националистическую карту — узбеков в Афганистане не больше десяти процентов. Жесткой реакции со стороны Ташкента не последовало, даже когда талибы лишили узбекский язык статуса официального в государстве.
В Узбекистане, конечно, тоже на словах выступают за формирование инклюзивного правительства в Кабуле. Но при этом заметно, что президент страны Шавкат Мирзиёев совсем не против признать новую афганскую власть. На одном из заседаний узбекский лидер заявил, что руководство республики контролирует ситуацию в регионе: «Афганистан — наш дорогой сосед, они не могут на нас напасть, как и мы на них».
Глава государства добавил, что Ташкент постарается смягчить последствия прихода к власти талибов в Афганистане для среднеазиатских республик. Для этого делегация дипломатов страны неоднократно встречалась с представителями радикальной группировки и дала понять, что Узбекистан не рассматривает себя в качества антиталибской или прозападной стороны.
Чтобы закрепить за собой это реноме, летом Ташкент даже отказался выполнять просьбу американского президента Джозефа Байдена и предоставить временное убежище девяти тысячам афганцев, которые ранее сотрудничали с американцами. «Узбекистан пытается занять позицию главного переговорщика и стать связующим мостом между “Талибаном” и всеми остальными государствами», — считает Темур Умаров. Президент Мирзиёев не первый год проводит в стране эффективные экономические реформы и заинтересован в инвестициях, а не в конфронтации.
С точки зрения узбекского руководства, одним из условий обеспечения стабильности в соседнем государстве является их социально-экономическое развитие. Поэтому уже не первый год Ташкент пытается реализовать различные региональные инфраструктурные проекты с участием афганской стороны.
Один из них — CASA-1000, проект прокладки линии электропередачи в Центральной Азии. Можно отметить и строительство железных дорог Таджикистан — Афганистан — Туркменистан и Узбекистан — Афганистан — Пакистан. Так, Ташкент планирует укрепить экономический суверенитет страны, а заодно снизить логистическую зависимость от России. «Талибан» и сам не против строительства транспортных узлов на своей территории. В начале сентября пресс-секретарь движения Мохаммед Шахин пообещал, что Кабул поддержит планы «узбекских партнеров».
Сдерживание террористов «Исламского государства»* (ИГ) в регионе — еще одна причина, влияющая на поведение узбекского руководства. Радикализация населения Узбекистана остается одной из самых серьезных проблем для руководства. С начала 1990-х страна неофициально именуется центром радикального исламизма и основным местом вербовки террористов во всей Средней Азии. По разным данным, за время активной фазы боевых действий в Ираке и Сирии свыше пяти тысяч террористов, участвующих на стороне ИГ, были выходцами из этой страны.
«Талибан» остается главным соперником боевиков ИГ. Поэтому Ташкент рассматривает возможность сотрудничества с Кабулом и по линии борьбы с общим противником.
Аналогичную позицию по отношению к талибам занимает руководство Туркменистана. Ашхабад явно готов к диалогу с афганцами, несмотря на закрытость от внешнего мира. Уже в июле в столице республики прошли переговоры с лидерами исламистов, где обсуждались вопросы о ненападении и блокировании возможного потока беженцев.
Хотя туркмены на всякий случай подтянули к приграничным заставам дополнительные военные силы, официально туркмено-афганские рубежи они именуют «границей дружбы и сотрудничества». В целом Ашхабад вполне удовлетворен своим традиционным нейтральным статусом и не хочет активно вмешиваться во внутренние дела соседних государств.
Не осталась безучастной к событиям в Афганистане и Киргизия. Пускай эта среднеазиатская республика напрямую не граничит с эмиратом, в Бишкеке еще свежи в памяти трагические события так называемой войны в Баткенской области 1999 года. Тогда отряды афганских боевиков проникли на киргизскую территорию и удерживали ряд районов, терроризировали местное населения и оказывали уверенное сопротивление регулярным армейским частям.
Чтобы познакомиться с представителями новой власти, а заодно обсудить проблемы региона, в конце сентября в Кабул прибыла делегация сотрудников киргизских сил безопасности. Чуть позже Бишкек направил на самолете в Афганистан груз с гуманитарной помощью, который впоследствии был торжественно передан исполняющему тогда обязанности первого зампреда правительства Абдулу Барадару.
Российские военные базы в Средней Азии
Слабое звено Средней Азии
Вторжение талибов в Среднюю Азию представляется маловероятным сценарием. По крайней мере, в среднесрочной перспективе. А вот опасность проникновения отдельных террористических банд из Афганистана на сопредельные территории вполне реальна.
Большинство государств Средней Азии входят в ОДКБ или в той или иной мере сотрудничает с Россией. На южной границе в Таджикистане дислоцируется 201-я военная база, где, по некоторым данным, несут службу около семи тысяч российских солдат и офицеров, размещены сотни танков Т-72Б1 и бронетранспортеров, а также новейшие беспилотные летательные аппараты.
Кроме того, для воздушной поддержки южных рубежей Россия располагает своей авиабазой в киргизском Канте, на вооружении которой находятся штурмовики Су-25 и Су-25СМ, вертолеты Ми-8МТВ, а также два комплекса беспилотной авиации «Орлан-10».
«Этих сил вполне достаточно, чтобы отразить атаки не только террористов, но и боевых соединений иностранной державы. На тактическом уровне и таджикская армия вполне способна самостоятельно отражать атаки», — считает Виктор Мураховский, главный редактор журнала «Арсенал Отечества».
Более того, в рамках ОДКБ для решения внезапных вызовов был создан объединенный штаб и коллективные силы быстрого реагирования численностью пять тысяч человек. В регионе проводятся ежегодные военные учения и маневры. Последние прошли в начале августа в Таджикистане.
В этом смысле куда большую угрозу для региона представляет не боевая мощь исламистов, а их организационно-идеологические возможности. «Талибы умеют находить уязвимые места противника. Методом идеологической обработки рядового состава, подкупа чиновников и офицеров, они “размягчают” врага. В итоге дисциплина в армии падает и солдаты массово переходят на сторону исламистов. Именно так талибы победили в Афганистане», — замечает Виктор Мураховский.
А таких слабых мест у среднеазиатских республик предостаточно. Особенно у Таджикистана. За тридцать лет независимости руководство страны не добилось существенных достижений в социально-экономической сфере. Страна входит в клуб беднейших государств планеты. До трети ВВП обеспечивается за счет денежных переводов таджикских гастарбайтеров. Конечно, это создает питательную среду для радикализации молодежи.
В этом смысле, особенно если учесть перспективы приближающегося транзита власти, Таджикистан остается самым слабым звеном системы региональной безопасности Центральной Азии. Нарочитая агрессивность риторики Душанбе, скорее, показатель слабости и нервозности, которые могут стоить очень дорого всему региону.
Нозим Каландаров/ТАСС; ЦВО/ТАСС
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl