Как нам реализовать национальные проекты
По мнению академика РАН Владимира Бетелина, реализация национальных проектов должна способствовать развитию промышленности, а для этого надо использовать опыт выполнения государственной программы вооружений
Научный руководитель НИИ системных исследований (НИИСИ) РАН академик Владимир Бетелин — известный специалист в области информационных технологий и систем автоматизации проектирования и управления. В последние годы под его руководством и при непосредственном участии были разработаны отечественные технологии проектирования и производства современных сложных микропроцессоров, модулей и ЭВМ, в том числе мультипроцессорных высокопроизводительных вычислительных систем терафлопсного класса. Как человек, тесно связанный с промышленностью, Владимир Борисович активно участвует в дискуссиях о путях ее развития, а последнее время и о способах реализации национальных проектов, которые, по его мнению, могут и должны стать основой промышленного развития страны. Но пока, считает академик Бетелин, этого не происходит. Мы решили обсудить с ним эту проблему.
— Мое внимание к теме национальных проектов обусловлено тем, что я вижу угрозу для российской экономики в том, как их собираются реализовывать. На мой взгляд, они могут сыграть положительную роль, если при их осуществлении получит развитие промышленное производство, которое составляет основу здоровой экономики. Пока же, насколько я понимаю, речь идет о развитии экономической модели, называемой «экономикой услуг», которая лежала в основе экономической политики правительства все постсоветские годы. И ее адепты продолжают играть ключевую роль в экономическом блоке правительства. Хотя от этой модели вынуждены отказываться и США, которые пытаются вернуть промышленность в страну. Причем не только Дональд Трамп, который для многих является одиозной фигурой, — об этом говорил и Барак Обама. Об этом писали в статье, опубликованной в The Wall Street Journal Europe еще в 2013 году, несколько министров промышленности европейских стран, которую перепечатал ваш журнал (см. «Новая индустриальная политика Европы», № 7 за 2013 год. — «Эксперт»).
Сейчас много говорят, что у России две проблемы: бедность и застой. Как сказал наш бывший министр финансов Алексей Кудрин, «российская экономика попала в серьезную застойную яму». Правда, он не рассказал о своей роли в возникновении этих проблем. Для их решения президент поставил перед правительством задачу принять меры, чтобы Россия вошла в пятерку крупнейших экономик мира.
Но возникает вопрос: а почему вдруг возникла проблемы бедности и «серьезной застойной ямы» после двадцати пяти лет реформ? И второй вопрос: почему снова и снова приходится решать задачу войти в число ведущих экономик мира? А результата нет? Почему это не вышло? Национальные проекты, как я понимаю, это инструмент, который должен помочь решить эти проблемы. Но смогут ли они в рамках сложившейся экономической модели сыграть эту роль?
Чтобы ответить на этот вопрос, придется начать издалека, вспомнить экономику СССР, которую унаследовала Россия. Это была экономика промышленного производства. А та экономика, которая сейчас сложилась в России, — это уже далеко не экономика промышленного производства.
Каким был основной показатель экономического развития в Союзе? Объемы и темпы роста производства промышленной продукции. Причем не только в стоимостном, но и в натуральном выражении.
— Замечу, что именно такие показатели считает правильными для оценки уровня развития экономики известный норвежский экономист Эрик Райнерт. Он, кстати, исповедует взгляды, близкие вашим, и называет их «новым каноном».
— Значит, я не одинок. И экономическая политика, основанная на этих критериях, обеспечила двадцатикратное увеличение промышленного производства за тридцать пять лет, с 1945-го по 1980-й. К 1990 году было произведено десять миллионов телевизоров, это четвертое место в мире. Мы производили 600 тысяч грузовиков в год, 200 тысяч тракторов. До 1991 года 25 процентов мирового рынка гражданских магистральных самолетов принадлежали СССР.
К слову, и система образования в СССР была нацелена на подготовку специалистов, способных создавать новые промышленные изделия и технологии их серийного производства, а также необходимую для этого производственную инфраструктуру.
А что у нас теперь? Индекс промышленного производства с 1988 по 1998 год упал более чем в два раза, и до сих пор мы по этому показателю не достигли даже 1980 года. При этом непродуманная либерализация внешней экономической политики государства привела к замещению промышленной продукции на внутреннем рынке зарубежными аналогами. И сейчас мы имеем экономику, основанную не на производстве промышленной продукции, а на ее использовании для оказания услуг. Неважно, кто и где ее производит.
И в этом смысле очень характерна история с высокоскоростными магистралями. Еще в 1984 году поступил в эксплуатацию скоростной электропоезд ЭР200 отечественной разработки. Он давал больше 200 километров в час. К 2001 году, уже в новой жизни, был разработан более современный «Сокол», который тоже успешно прошел испытания. И был готов к эксплуатации. Однако в 2004 году было принято решение развивать высокоскоростные магистрали не на базе «Сокола», а на базе «Сименса». И сейчас это продолжается. Огромное предприятие, РЖД, видит свою задачу не в том, чтобы оказывать услуги на основе отечественных разработок, которые загружают отечественную промышленность. Оно демонстрирует безразличие к отечественной промышленности и выбирает услуги на основе импортных составов. Вот вам иллюстрация к тому, как у нас понимают экономику услуг.
Аналогичная ситуация сложилась в авиационной отрасли. На начало 2017 года российский парк воздушных судов насчитывал 579 магистральных самолетов, из которых 494 — иностранного производства со средним возрастом 11 лет.
Но проблема еще и в другом: крупнейшие российские компании сектора услуг, например интернет-услуг, многократно отстают от зарубежных конкурентов по обороту и масштабам деятельности. У Alphabet/Google оборот в 2017 году — более 59 миллиардов долларов. Число сотрудников — более 85 тысяч человек. У «Яндекса» в 2017 году — чуть больше полутора миллиардов долларов и 8800 человек. Или Amazon: 2018 год — оборот более 200 миллиардов, численность персонала более полумиллиона человек. У «Озона» в 2016 году оборот где-то 0,67 миллиарда долларов.
И возникают сомнения: если мы будем развивать национальные проекты, основываясь именно на услугах, выведем ли мы страну из «серьезной застойной ямы», победим ли мы бедность и уж тем более войдем ли в число передовых стран мира?
И можем ли мы рассчитывать, если говорить об услугах, только на собственный внутренний рынок, в отличие от крупнейших американских корпораций, которые обслуживают и собственный рынок, многократно превышающий наш, и мировой рынок? Наши апологеты говорят, что нацпроекты обеспечат 100 миллиардов долларов услуг внешних. Откуда они возьмутся? Непонятно. Если мы не можем здесь, внутри себя, собственный рынок занять.
— Почему вы считаете, что национальные проекты ориентированы на развитие именно в рамках экономики услуг?
— Правительство ожидает, что крупные государственные вложения в нацпроекты (около 25 триллионов рублей) станут стимулом для пробуждения инвестиционной активности частного бизнеса, в результате чего рост экономики и доходов граждан ускорится. Конечно, такие нацпроекты, как «Жилье и городская среда», «Автодороги» и «Магистральная инфраструктура», безусловно, будут пробуждать активность российского частного бизнеса, и это, конечно, обеспечит рост экономики. Но почему именно экономики услуг, а не экономики промышленного производства? Потому что национальные проекты типа «Автодороги» будут финансировать зарубежное промышленное производство, а не отечественное.
Действительно, реализация упомянутых нацпроектов связана с выполнением большого объема строительных и дорожных работ с применением больших машин, производящих наиболее трудоемкие работы при выемке, перемещении и планировке грунта, подъеме тяжестей и так далее. Таких как экскаваторы, бульдозеры, автогрейдеры, тракторы, башенные краны, краны на автомобильном ходу. Однако в результате реформ в этой машиностроительной подотрасли произошло обвальное свертывание и производства, и конструкторских разработок. Действительно, если до 1990-го в год выпускалось 25–27 тысяч экскаваторов, то в 1999 году — 2,6, в 2010-м — 2,1, в 2017-м — 1,9. К середине 1980-х годовой объем выпуска башенных кранов был доведен до двух с половиной тысяч. В 1996–1999 годах их производство было практически прекращено. В 2000-м было выпущено 36 башенных кранов, в 2009-м — 38, в 2012-м — 152, в 2017-м — 261, то есть почти в десять раз меньше чем в 1990-м. Производство тракторов за годы реформирования снизилось в 30 раз, в 1990 году было произведено 213,6 тысячи машин, в 2014-м — 7,2 тысячи. Аналогичным образом снизились объемы производства бульдозеров, автогрейдеров и кранов на автомобильном ходу.
При таком уровне деградации этой машиностроительной подотрасли трудно ожидать, что отечественный строительный бизнес будет закупать продукцию у предприятий этой отрасли. Тем более что дефицит дорожных и строительных машин на внутреннем рынке все эти годы уже компенсировался импортом. Другими словами, эти нацпроекты будут реализованы в основном на базе строительной и дорожной техники, также закупленной по импорту. Это, безусловно, обеспечит рост экономики услуг, но не рост производства отечественного машиностроения. По аналогичным причинам на основе импортной электронной техники будут реализованы и нацпроекты «Образование» и «Цифровая экономика», что также обеспечит рост экономики услуг, но не рост производства отечественных полупроводников и электронной техники на их основе. То же самое касается проекта - «Здравоохранение». То есть нацпроекты, как они пока задуманы, судя по всему, не предполагают стимулирование активности как традиционного машиностроения, так и высокотехнологичных предприятий различных отраслей промышленности России.
— И каков же выход?
— Возможно, для вас это будет неожиданно звучать. Но выход в использовании опыта реализации государственной программы вооружений. Заметьте, что в условиях всепобеждающей экономической модели экономики услуг и разрушения промышленности государственная программа вооружений тем не менее реализована. Там тоже есть свои проблемы, безусловно. Но в целом обеспечено производство высокотехнологичной продукции в заданные сроки в натуральном и стоимостном исчислении. Все запланировано и все сделано. Сделано на основании госпрограммы вооружений, которая определила номенклатуру объема производства, объемы финансирования, сроки поставки. И, что самое главное, запрет на закупку систем за рубежом. По комплектующим возникали вопросы с замещением, но в целом задача решена.
Сделали так, как это делалось в СССР. И получилось. Военно-промышленная комиссия управляла процессом. И, что суперважно, во главе был президент России. Более того, все двинулось именно тогда, когда президент встал во главе.
Что еще важно? Укрепилось положение России как крупнейшего экспортера вооружений. А это голубая неосуществленная мечта либералов — наращивание высокотехнологичного экспорта.
Но тогда дальше возникает простое соображение. Давайте мы эту схему выполнения крупнейшего проекта используем для того, чтобы реализовать национальные проекты.
В проектах уже написано, что надо сделать: сколько дорог, сколько аэропортов, больниц, научных центров. Значит, нужно довести этот план до нашей промышленности.
— Довести, что называется до каждого бульдозера.
— Да. И не надо делать все. Давайте определим номенклатуру, которую не надо закупать, надо сделать самим. Сколько нужно бульдозеров, строительных кранов, медицинского оборудования, IT-техники и так далее. И мобилизовать нашу промышленность на выполнение этого заказа.
А по образу ВПК, чтобы руководить процессом, надо создать Государственную промышленную комиссию.
Иначе инфраструктура какая-то вырастет, но она не потянет за собой устойчивое развитие страны. Деньги кончатся, и что дальше? Нужно закрутить колесо промышленности на постоянную работу. В национальные проекты заложены огромные средства — 25 триллионов. Выбор у нас простой: они будут работать на нашу экономику или на чужую.
Кстати, это и вопрос безопасности. Возьмите историю с венесуэльской энергетикой. Эта атака была просто атакой на контроллеры электростанции. Это контроллеры используются и у нас везде. Если развивать инфраструктуру на импортном оборудовании, мы усугубляем не только экономическую зависимость, но и проблемы безопасности. Чтобы этого не произошло, надо строить нашу экономику не на услугах, а на промышленном производстве.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl