«Биткоин будет жить дольше, чем банки»: основатель Exante Алексей Кириенко о криптовалютах и кризисе
Гость Forbes Capital, основатель брокерской компании Exante Алексей Кириенко рассказал о судьбе биткоина, конкуренции с китайскими банками-гигантами и инвестициях в ожидании кризиса
Председатель совета директоров Exante Алексей Кириенко занимается трейдингом с юных лет и успел вложиться в криптовалюты, когда это еще не было мейнстримом. Вместе с партнерами Анатолием Князевым и Владимиром Масляковым он развивает премиальный брокерский бизнес с глобальными амбициями, который за годы своего существования сумел отбиться от претензий американского регулятора SEC, выйти на показатель роста 60% в год и запуститься в Лондоне и Гонконге. По итогам 2017 года уставный капитал Exante, имеющей европейскую лицензию и мальтийский паспорт, превысил $50 млн. Объем клиентских активов Exante, по данным самой компании, составляет порядка $1 млрд, а количество счетов — около 7000. В интервью экономисту Андрею Мовчану для видеопроекта Forbes Capital Кириенко рассказал, зачем Exante азиатский рынок, стоит ли в 2019 году покупать биткоин и когда ждать нового кризиса.
Сегодня у нас, пожалуй, самый молодой инвестор и при этом один из самых опытных инвесторов на международном рынке — Алексей Кириенко, председатель совета директоров и совладелец брокерской компании Exante. Алексей, добрый день.
Добрый день, Андрей.
Мы с вами говорим об инвестициях, что бы это для вас и для меня ни значило. Когда вы начали инвестировать?
В университете, где-то на втором-третьем курсе. Сначала в школе меня заинтересовала теория вероятности как таковая и ее применение на таких секторах, как финансовые рынки. Поэтому я всегда рассматривал финансы именно с точки зрения статистики, условных вероятностей и теории игр. И, соответственно, со второго-третьего курса я начал торговать ценными бумагами.
Вы заканчивали Губкинский?
Да.
А почему Губкинский? Казалось бы, теория вероятности — это все-таки Физтех, МИФИ, МГУ.
Потому что у меня была идея пойти работать в одну из крупных нефтегазовых компаний.
Я почему еще это спрашиваю — Губкинский университет в мое время был прибежищем для евреев, которых не брали в МГУ. И туда поступало очень много талантливых ребят. Они «сделали» этот университет в свое время. И в общем, университет очень хороший. Там очень хорошо учат.
Университет (РГУ нефти и газа имени И. М. Губкина. — Forbes) действительно хороший. Это основной вуз, где готовят профессиональные кадры для «Газпрома», «Роснефти», а в то время — и для ЮКОСа.
Ну вот не пошли вы в ЮКОС?
Нет.
А как вы оказались в трейдерах? Просто я в вашем возрасте не знал, что такое торговать.
В моем окружении это достаточно широко обсуждалось. Просто меня интересовала, как я уже сказал, именно прикладная сторона математики и то, как на этом можно заработать.
Ну какая там была математика? В 2001 году надо было покупать акции «Газпрома», РАО ЕЭС. Они просто должны были расти, а вы — зарабатывать.
Конкретно «Газпром» и «Роснефть» я не покупал, меня интересовали более сложные вещи. Меня интересовали акции как временные ряды, поэтому мы их начали рассматривать с точки зрения свойств трендовости, возвратности. Я уже в тот момент знал, что есть глобальные рынки и там торгуется гораздо больше ликвидных инструментов, чем в России, где все плюс-минус было «коррелировано». Но это сейчас очевидно, что все [на российском рынке] пошло вверх. Тогда же еще шла вторая война в Чечне, взрывы, никто не понимал, в какую сторону пойдет страна. То есть простое инвестирование было не столько интересно, хотелось заниматься какими-то передовыми вещами. В том числе мы изучали и применение нейросетей к временным рядам, и корреляционный анализ. Мы одними из первых в стране, наверное, начали это делать.
То, что вы занимались статистическим арбитражем, понятно. А нейросети, корреляционный анализ — неужели это как-то работало на практике?
Не особо. Это работало в теории, но не работало на практике. А вот статистический арбитраж работал на практике. В 2005-2006 годах мы зарабатывали уже немалые деньги, особенно для студента пятого курса. Делали сначала руками, а потом при помощи роботов арбитраж между фьючерсными контрактами на индексы FTSE 100 и S&P 500. У них была очень высокая корреляция, при этом они на высоких частотах колебались так, что из этого было легко извлекать доходность.
Это было великое время, когда там особо никого не было. Сейчас-то так уже не заработаешь.
Ну, уже в 2010 году так нельзя было заработать, да.
Я знаю, что вы работали на свои деньги. Потом вы привлекли клиентов. Потом у вас был фонд. Что с ним случилось?
Когда мы поняли, что брокерский бизнес становится для нас основным, мы просто закрыли этот фонд — и все.
Это не было связано с кризисом 2008 года?
Нет, 2008-й был нашим лучшим годом, мы заработали больше всего.
А почему брокерский бизнес основной?
Потому что он, в отличие от фондового, капитализируется. У вас появляются во владении акции вашей компании, которые растут в цене с ростом количества клиентов, с ростом выручки. Вот это основной момент.
То есть для вас брокерский бизнес — это инвестиция и вы собираетесь когда-нибудь его продавать?
Конечно.
А сейчас вы не продаете акции? Или у вас замкнутый круг учредителей?
У нас были предложения, но пока мы их все отклонили.
А когда начался брокерский бизнес?
Мы решили, что займемся им в 2010 году, когда количество написанного (нами) софта и в целом инфраструктуры, коннекторов к различным биржам, подключений к поставщикам данных достигло такого масштаба, что нас начали узнавать на рынке и спрашивать: «А можно ли воспользоваться вашей инфраструктурой для доступа к рынкам?» Мы поняли, что в этом есть бизнес.
То есть вы делали это для себя и в результате стали масштабировать.
Да, мы писали программное обеспечение для торговли на биржах для себя. И в какой-то момент знакомые и другие участники рынка стали интересоваться, можно ли им воспользоваться [этой инфраструктурой]. Они видели, что мы делаем. Они понимали, что писать [самим] — это занимает годы, и по крайней мере в СНГ подобного софта не было. А чтобы идти за ним на Запад, нужны совсем другие деньги. И тоже не факт, что он там в то время был. Мы начали думать над бизнес-моделью — как это оптимально монетизировать, как продавать наш софт. Ну и логично пришли к брокерской модели.
Если российский клиент хотел торговать на глобальных рынках в 2010 году, то, наверное, это был не очень частый клиент. И у него было очень много предложений. В чем было ваше преимущество?
Андрей, а ты про какие предложения сейчас говоришь?
Про брокерские услуги.
Я понимаю. Про каких конкурентов? Про российские компании или про западные?
И те и другие, в общем. Ведь в то время и TD Ameritrade был на месте, и Interactive Brokers. Российские компании уже торговали международными акциями для клиентов.
И тогда и сейчас большому числу клиентов по разным причинам сложно идти к западным брокерам. Не все путешествуют непрерывно по миру и знают, что мир глобальный. Есть все-таки некий порог в том, что ты отправляешь свои деньги куда-то за океан, не подержав за руку вообще никого. Ну и за последние годы, например, TD Ameritrade вообще перестал открывать счета российским клиентам. Точно так же, как Fidelity и вообще все американские брокеры. По-моему, только Interactive Brokers остался.
Но в те годы то они как раз работали активно.
Что касается российских брокеров, до сих пор слезы, как они пытаются в QUIK (платформа для трейдинга. — Forbes) впихнуть торговлю хотя бы американскими ценными бумагами, не говоря уже про акции и фьючерсы. Наш офер был и во многом остается уникальным: это платформа с единым счетом, где клиент мгновенно получает доступ ко всем ликвидным мировым рынкам — более 100 000 инструментов, включая российский рынок.
Почему он уникален?
Наш единственный конкурент, с которым нас все сравнивают, — это Interactive Brokers. Ни с одним российским брокером нас не сравнивают.
Но почему такая уникальность? Почему рядом нет конкурентов, которые, как в Америке сейчас, душили бы вас комиссиями?
Мы задумывались над этим, и нашли для себя такой ответ: среди бенефициаров и акционеров должно одновременно сложиться несколько экспертиз — финансовая экспертиза, IT-экспертиза и видение того, какой продукт ты хочешь создать и для чего. Очень сложно, чтобы все это сошлось в одном месте. Большинство российских брокеров — это прежде всего финансовые компании. Это не IT-компании, у них нет этого компонента IT-культуры. А сейчас еще и найти качественных программистов на самом деле сложно — так, чтобы они не просто к тебе пришли, но и остались у тебя работать. Это нужно, чтобы они чувствовали, что создают передовой продукт и при этом используют интересные для них технологии.
Вы считаете, у вас получилось?
Рынок оценивает так, что получилось.
Можете какие-то цифры назвать?
У нас сейчас открыто около 7000 счетов и более $1 млрд активов. Мы растем. В этом году мы вырастем где-то на 60% к прошлому году.
А в прошлом году какой был рост?
В прошлом было меньше. Потому что был всплеск 2017-го года и…
2017 год — это криптовалютный бум, я так понимаю…