Опиум из народа
Как Дени Вильнёв деколонизировал Дюну, но не смог изменить судьбу фременов
Вышедший в 1965 году sci-fi-роман Фрэнка Герберта стал культовым благодаря его иносказательной рефлексии по поводу текущих событий глобальной политики. Миры «Дюны» были не столь уж фантастическими — Первый, Второй и между ними Третий, вселенский Юг, богатый ценнейшим сырьем. Франшиза Дени Вильнёва переносит расклад литературного источника в новый идеологический контекст. Это вынуждает заново трактовать легенду о ключевых героях цикла Герберта — свободолюбивых номадах планеты Арракис, охваченных мессианской лихорадкой (все сходства с арабским миром тут не случайны). Но попытка придать вымышленному этносу черты угнетенной жертвы и исторической силы одновременно приводит к аннигиляции этого коллективного героя. О том, как романтика космической саги превращает народ в топливо, рассказывает Василий Корецкий.
Битва за Арракис
На момент публикации «Дюны» (1965) в Америке не слыхивали об обвинениях в культурном колониализме, слова «культурная апроприация» были всего лишь нейтральным этнографическим термином, а «ориентализм» — названием романтического течения в западноевропейской культуре, а не яростного манифеста-инвективы Эдварда Саида. В кино шел «Лоуренс Аравийский» — сожженный солнцем эпос о бремени белого человека, поднимающего благородных кочевников на борьбу с плохой — Османской — империей; мемуары Лоуренса об этой войне были опубликованы еще в конце 1920-х. А в книжных лежали вышедшие в 1960-м «Сабли рая» Лесли Бланш — нарративизированная биография имама Шамиля.
Из последних двух источников Герберт черпал не стесняясь. Он позаимствовал не только ключевые для романа троп «белого спасителя» и идею священной войны (хронология мира «Дюны» пестрит словом «джихад»), но и другие красивые «восточные» слова и концепции, причем не только арабские (правда, последние, как утверждают злые языки, он слышал лишь краем уха во время турпоездки в Марокко). Работа с материалами заняла около пяти лет, и в процессе Герберт добавил в свой вокабуляр термины на иврите, тоже записанные на слух с чудовищными ошибками. Собственно, этот словесный винегрет и был главным элементом остранения реального культурно-политического ландшафта начала 1960-х, по сути и описанного в книге.
Что тогда происходило? Четыре арабских государства и Венесуэла уже объединились в ОПЕК, но нефтяные корпорации еще не убили Пазолини. Иран еще был вестернизированной светской диктатурой Пехлеви. Алжир уже получил независимость, но кровавая история борьбы ФНО еще не была превращена в катехизис революционера фильмом Джилло Понтекорво. До бойни на Олимпиаде в Мюнхене — чуть меньше 10 лет. Французские левые еще не прокляли Израиль, в 1960-м Крис Маркер выпускает лирический и в целом комплиментарный травелог о своей поездке в молодое государство — «Описание одной битвы». Тимоти Лири пока на свободе. Холодная война в разгаре, а на Ближнем Востоке уже вполне горячо.
Примерно то же самое творится в далекой галактике Дюны, с поправкой на луддизм в духе «Терминатора» (фармакологическая антиутопия цивилизации, главной ценностью которой является галлюциноген «спайс», он же «меланж», родилась на руинах восстания вычислительных машин) и глубочайший исторический пессимизм. После успеха первой книги Герберт написал еще пять книг «Хроник Дюны».
«Хроники» рассказывают не о прогрессе — а о бесконечной карусели насилия, в которой то одни, то другие группы поднимаются на колесе истории, чтобы потом снова пасть под напором новых угнетенных.