«Если бы речь шла только об отрицании, пароход современности далеко бы не уплыл»
Андрей Хржановский о Шостаковиче, Мейерхольде, Гоголе, «Дау» и других не таких
Фильмом открытия 31-го «Кинотавра» станет полнометражная работа классика отечественной анимации Андрея Хржановского «Нос, или Заговор „не таких"», уже успевшая получить в этом году приз жюри на Международном фестивале анимационного кино в Анси. Фантасмагорический сюжет отталкивается от не случившейся в реальности постановки оперы Дмитрия Шостаковича «Нос» в Большом театре. Хржановский работает в своей фирменной технике коллажной анимации, где анекдот соседствует с документом, кинохроника с живописью, а смешное со страшным. Гоголь и Сталин, Булгаков и Мейерхольд, Шостакович и Эйзенштейн, нос майора Ковалева и бюсты бронзовых пионеров — вот далеко не полный список действующих лиц этой анимационной оперы в трех актах-снах. О работе над проектом, растянувшимся на полвека, переписке с Шостаковичем и отношении к эпопее «Дау» Андрей Хржановский рассказал Константину Шавловскому.
Можно ли сказать, что «Нос…» — это ваш opus magnum?
Я думаю, что все-таки нет. Я надеюсь, что это одна из частей будущей трилогии, состоящей из моего предыдущего фильма «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину», героем которого был Иосиф Бродский, фильма «Нос, или Заговор „не таких"» и третьей работы, сценарий к которой я недавно закончил.
О чем будет эта третья часть трилогии?
В моем возрасте делать подобные анонсы довольно-таки опасно. Даст бог, она будет во всех отношениях продолжением двух предыдущих фильмов — и в смысле стилистических экспериментов, и в смысле моего растянувшегося на годы социального и культурологического исследования. Этот фильм должен стать чем-то вроде опыта кинематографической автобиографии.
Элементы автобиографии есть уже и в «Носе…» — в одном из эпизодов Шостакович говорит, что дал разрешение на экранизацию своей оперы одному режиссеру.
Да, это правда, и я уже неоднократно рассказывал эту историю. В молодости я дружил с чудесным человеком Женей Чуковским, внуком писателя Корнея Чуковского и зятем Шостаковича — он был женат на его дочери Галине, учился на операторском во ВГИКе, и мы вместе с ним делали мою курсовую работу. И как-то, вернувшись буквально на три дня в Москву из армии, куда я загремел за второй свой фильм «Стеклянная гармоника», я случайно встретил его, как сейчас помню, на Большой Никитской. И он так, теребя меня за пуговицу шинели, сказал: «Знаешь, между прочим ДД — так они называли Шостаковича — очень понравился твой фильм».— «Какой фильм?» — «„Жил-был Козявин"». Выяснилось, правда, что фильм мой Шостакович не видел, а «посмотрел» его в пересказе Чуковского, но я так воодушевился этим известием, что тут же решил обратиться к Дмитрию Дмитриевичу с объяснением в любви к его творчеству и просьбой разрешить мне экранизацию его оперы «Нос». И тут я должен признаться по большому секрету в своей наглости, потому что оперу эту я тогда не слышал даже в отрывках.
То есть Шостаковичу понравился ваш фильм, которого он не смотрел, а вы попросили его об экранизации оперы, которую не слышали?
Получается, что так. Но я-то хоть мог себе представить, что это за опера, потому что достаточно хорошо знал творчество Шостаковича. А он просто удовлетворился сведением о фабуле моего фильма. Но самое интересное, что я тогда же успел получить от него ответ. Как я потом узнал, Шостакович в те дни находился в больнице, но нашел время отправить мне открытку, в которой деликатно ответил, что будет рад, если я использую его музыку в своем фильме. И я, окрыленный этим известием, уехал на Балтику.
А когда вы впервые все-таки услышали «Нос»?
Мне повезло — за несколько дней до знаменитой премьеры в 1974 году Альфред Шнитке пригласил нас на одну из последних перед генеральной — на генеральной присутствовал сам Шостакович — репетиций в Камерный театр. Это была знаменитая постановка Покровского, дирижировал Рождественский. И «Нос» произвел на меня, конечно, грандиозное впечатление, а по-другому и быть не могло.
Вы были меломаном?
Я был меломаном по рождению, потому что по материнской линии я происхожу из рода Берлинских, была такая славная семья в Иркутске. У бабушки было 13 детей, не все они выживали после рождения, но те, кто оставался жить, играли на каких-либо инструментах, и там сложился квартет братьев Берлинских. А Шостакович, кстати, был близким приятелем моих родственников, которые тогда жили в Ленинграде. Мой дядюшка, Павел Михайлович Берлинский, учился вместе с ним в Ленинградской консерватории. А Мейерхольд пригласил его заведовать музыкальной частью в своем театре именно в то время, когда Шостакович писал музыку к его спектаклю «Клоп».