Таймз
Эссе
Где они тогда находились?
Один конец той стрит выходил, помню, на недалекий Бродвей, рукой было подать, прямо от входа в здание был виден его угол, Бродвея.
На углу мы и встретились, я и переводчик моей статьи, американский мальчик русского происхождения, его звали Гриша, сам же он называл себя почему-то Гришка. Может, он считал, что Гриша – всего лишь детское производное от мужского Гришка? Гришка был вылитый сегодняшний Шаргунов, только моложе. И немного американского акцента.
Я уже тогда бегло говорил по-английски, но еще связно не писал. Мы при- тащили Гришкин перевод моей статьи «Разочарование». Статья, дополненная и развернутая мною для предполагаемых читателей-американцев, лежала у Гришки в папке. В ней речь шла о разочаровании Америкой, наблюдавшемся тогда у эмигрантов из России.
Толстый черный в засаленном черном же костюме что-то спросил у Гришки, загораживая пузом доступ к лестнице.
Гришка в ответ плюнул в черного парой слов. Черный освободил нам путь.
— Что ты ему сказал?
— Сказал: «Шарлотт Куртис».
— Ну?
— Это женщина — редактор оп-пейдж в «Таймз». Я же вам говорил... В приемной оп-пейдж (оппозиционной страницы газеты.— Esquire) было накурено, хоть топор вешай. Ведь тогда еще вовсю курили в присутственных местах.
Публика была одета в стиле тех годов: маскулинное время двубортных гангстерских костюмов и шляп уже истекало, но еще держалось. Потому половина зала были двубортные и даже ошляпленные, а добрая треть уже подверглась атаке хипповой моды: велюровые и бархатные штаны с отворотами и джинсы присутствовали в зале, у части голов были внушительные скальпы, которые понравились бы индейцам эпохи романов Фенимора Купера.
Гришка юношеским баском осведомился, кто же за кем и где крайний, и мы сели ждать, время от времени поглядывая на заветную дверь, откуда выходил очередной посетитель и куда входил следующий.
Все это было довольно скучно: за плотно законопаченными желтыми окнами знаменитой во всем мире газеты угадывалось душное нью-йоркское лето, а мы там страдали в запахе сигаретного дыма и старой бумаги, тьфу, но была у нас надежда, что оппозиционная страница «Нью-Йорк Таймз» напечатает мою взрывную статью «Разочарование».
В ноябре прошлого года ее уже опубликовала русская эмигрантская газета «Новое русское слово». Ежедневная, не хухры-мухры. Ее продавали в американских газетных киосках. Продавцы называли газету ХОБО – по первым четырем буквам.
— Мне две ХОБО, — человек протягивал в окошко киоска мелочь. Никто не удивлялся. Китайцы покупали свои газеты, русские — свою. И все — за американские центы.
Статья «Разочарование» уже стоила мне места корректора в газете «Новое русское слово». Не сразу, но владелец Яков Моисеевич Седых вынужден был меня уволить. Под давлением различных сил, в том числе и общественного мнения читателей.