Добро пожаловать в филармонию
Как пианист-феномен Илья Папоян стал новым фронтменом петербургской академической музыкальной сцены
It’s a boy! У петербургской академической среды наконец-то родилась рок-звезда. Под бурные овации филармонических снобов (лучший ученик профессора Сандлера!) и восторженных неофитов (да, свой фандом!) юный пианист-феномен Илья Папоян собирает призы на конкурсах Листа и Чайковского, открывает сезон в Петербургской филармонии (как Николай Луганский и Яков Зак!) и, кажется, становится главным в стране по Рахманинову (играет его фортепианные концерты марафонами).
Во-первых, это красиво: ко всему прочему, пианист Папоян — юноша во фраке с внешностью с билборда Celine.
Посидели с Ильей на застенчивых ивах Безымянного острова и обсудили гидроциклы, кашель и личный магнетизм.
Открытый голос души Папояна
Вам 23 года, все говорят, что вы уже один из лучших исполнителей Рахманинова (Сергей Васильевич — база вашего репертуара!) и вы же открываете — Брамс! — сезон в Петербургской филармонии! Что происходит? И какие ощущения?
Это очень почетно. Меня всегда будоражат выступления на сценах Петербургской филармонии, будь то Малый или Большой зал — в них есть особенная теплота, энергия намоленных музыкальных мест. Здесь сердце по-другому бьется. Большой зал филармонии — один из величайших залов в мире, поэтому какие тут могут быть эмоции? Восторг.
И есть трепет, потому что Петербург — это мой родной город, и сцены филармонии, Мариинского театра — это родные сцены, на которых состоялись мои первые выступления, и публика здесь мне особенно дорога.
А как же страх и гнет ответственности?
Волнение, страх и в первую очередь ответственность — это те самые эмоции и качества, которые мешают музыке. У меня их практически нет. Но так было далеко не всегда. Мне в первую очередь помог опыт — я концертирую с детства, например, мне было 13 лет на момент первого сольного концерта в Капелле. Но конечно, я работал и работаю над собой психологически — сонастраиваюсь с реальностью.
Помимо недюжинного спокойствия, вы еще невероятно выносливый пианист. Ваш прошлогодний Марафон фортепианных концертов Рахманинова в филармонии — это очень спортивно, заявка на медаль. Откуда берется такая феноменальная музыкально-физическая форма?
Я побил этот рекорд: на проекте From Prokofiev Back to Bach в сентябре в филармонии исполнил уже не пять, а семь концертов — пять Прокофьева и два — Баха в течение двух дней. А что касается таких проектов, слово «марафон» — оно очень условное. Оно не совсем подходит, потому что марафон означает состязание. И именно это слово и привносит скепсис в отношение к таким мероприятиям и их участникам: зачем показывать всем, какой ты выносливый, сколько ты можешь выучить. Музыка — это искусство, а не соревнование.
Но есть факт длинной музыкальной дистанции, которую одолеет далеко не каждый.
В моем случае такие проекты я делал абсолютно не из желания кому-то что-то доказать, а скорее для того, чтобы погрузиться в материал, в ауру и в творчество автора. Рахманинов — самый близкий мне композитор. Прокофьев и Бах тоже как родные, конечно.
И когда я в прошлом году отыграл все фортепианные концерты Рахманинова подряд, мне было очень жаль, что он их написал всего пять, а не как Моцарт — около тридцати. Это было бы для меня так радостно! Я такие проекты могу выдерживать только потому, что эта музыка мне настолько близка и как будто идет изнутри. Это какой-то естественный, органичный для меня процесс. Поэтому цель таких мероприятий художественная и ничуть не спортивная.
Кстати, вы однажды признались, что музыка Рахманинова погружает вас в особые психологические и телесные состояния. Можете сформулировать, в какие именно? Растекается ли тепло по вашим выдающимся лучезапястным суставам?
Если бы это можно было сформулировать, то, наверное, играть бы не имело смысла. Прелесть музыки Рахманинова — в том, что формулировки тут найти довольно сложно. Музыка Рахманинова — это открытый голос души, послание напрямую, без посредников и извилистых путей. И как мне кажется, никакой другой вид искусства не может настолько прямо выражать нечто внутреннее и сокровенное, как музыка. Этого не выразить словами.