Мои отношения с языком
Опыты практического билингвизма
Язык – девочка, лингва
Язык для меня, с детства слышавшей немецкую речь (диалект поволжских немцев), – девочка, женщина. На немецком язык и как орган (die Zunge), и как процесс речи (die Sprache) – женского рода. Она (он) и на латинском языке, которым я начала обстоятельно заниматься с семнадцати лет, женского рода – lingua latina. По дополнительному образованию я античник, преподаватель латинского языка и античной литературы. В моей поэме «Tetigit», написанной в 2016 году, главная героиня – девочка – латинский язык. В союзе с мужским персонажем, которому я дала имя Tetigit, ранее бывшее обычным латинским глаголом «прикоснулся», она приближает нас ко времени, когда вещество языка будет впадать само в себя и не будут нужны переводчики. Эта поэма написана на русском языке. Для русского человека «язык» – мускулистый, гибкий, сильный, слово мужского рода.
Если определить те языки и «голоса», те векторы, которые создают костер, грудную клетку моего переводного творчества, то для меня это Древний Рим (латинский язык), это русско-немецкое (и в нем мои авторские варианты произведений) – поэзия Германии, Австрии, немецкоязычной Швейцарии, и другое – поэзия народов стран СНГ и России. В «другом» я работаю с подстрочником – многослойным текстом с гнездами синонимов.
Латынь пришла в мой художественный перевод раньше немецкого языка. На первом же занятии по латыни я первокурсницей удивилась глаголу absum, āfuī (abfuī), (āfutūrūs), abesse с его основным значением ‘отсутствовать’, ‘не находиться’, ‘не быть’. Он просто перевернул мое сознание, обозначая самое знаковое отсутствие, в котором, оказывается, можно пребывать. У этого слова есть значения отчуждения, отдаления, но они вторичны. Именно глагол «отсутствовать» пригласил меня вглубь латыни и предложил ее освоить и преподавать наряду с основной специализацией «Теория литературы» – филологам, студентам иняза, биологам, юристам, историкам. Но немецких переводов у меня больше, чем латинских.
Несколько домов бытия, многодомность
Несколько языков дают ощущение нового экзистенциального качества жизни. Оно становится частью внутренней свободы. Принадлежность к российским немцам, Russlanddeutsche, дает особое этническое ощущение. Несколько родин – в моем случае это Казахстан, Москва (пожалуй, именно Москва), Германия – не расщепление, а стяжение, синтез, игра балансов. Осмысление материала российско-немецкой литературы позволило сделать выводы, что основными элементами этнической картины мира российских немцев являются осознание окруженности своего чужим, бытование внутри другого, стремление к автономности, приоритет статики над динамикой, ощущение «нигде на родине» или «везде на родине», генетический страх перед изгнанием, состояние постоянной уязвимости, страх быть заметнее других, повышенный интерес к растительной символике (слабые растения, растения без корней), обостренное желание законного отношения к родному этносу, стремление подчеркнуть своеобразие родного этноса, стремление к интеграции внутри своего этноса. В то же время возникают гибридные, русско-немецкие, качества, а отдельные русские или немецкие черты российские немцы не перенимают. В моей поэтической книге-билингве «Namen der Bäume/Имена деревьев» (Грац, 2013) два языка, но три этнические картины мира – русская, немецкая и российско-немецкая, причем третья возникает не на стыке первой и второй, как зеленый цвет на слиянии синего и желтого, а парадоксальным и естественным образом объемлет каждый элемент книги. Эта третья картина мира лишь отчасти гибридная (российские немцы наследуют ряд русских и немецких черт, отдельные из них в синтезе, но не все черты), а по сути своей самостоятельная и особая. Большая часть стихотворений в этой книге была написана сначала на русском языке, а затем были созданы их зеркальные немецкие варианты; меньшая часть – сначала на немецком, а затем были созданы их зеркальные русские варианты. Какие черты трех картин мира отражены в книге? В стихотворении «Spielzeughaus/Игрушечный домик» российско-немецкий элемент «поиск дома» переходит в русский элемент «широта, воля». Но этот домик все же нужен лирической героине (немецкий элемент): «И домик нужен только для передышки». В стихотворении «Ein Junge, der auf der Kante des Bürgersteigs läuft…/Мальчик, бегущий по краю тротуара…» стремление к динамике переходит в предпочтение статики. Зыбкость дома и неопределенность его расположения показана в стихотворении «Deine feinen Nasenflügel…/ Тонкие крылья твоего носа…», российско-немецкое чувство страха из-за уязвимости – в произведении «Ein Auto ist ein verkehrtes Ozeanarium…/Автомобиль – океанариум наоборот…».
Свою национальную идентичность я изобразила в «карагандинской повести» «Плавильная лодочка» (М.: Новое литературное обозрение, 2023), в которой все сложные для российских немцев времена протекают одновременно, меняются только пространства, их декорации и одежды. Повествование всегда идет в настоящем времени и синхронно, будь то изображение эмиграции из Германии в Россию, раскулачивания, войны, депортации, трудармии или эмиграции из России в Германию. В повести высокая концентрация лирики. Главный герой здесь – язык с его метаморфозами, метафизикой и способностью к рождению. Повесть написана на русском языке, но герои говорят на немецком языке XVIII века (Люка и его семья), на диалекте поволжских немцев (Марийка, Лидия, Марк Феликс), украинских немцев (Фридрих и др.), современном немецком языке (Юлиан). В постраничных примечаниях я даю перевод их диалогов на русский язык. При лирической густоте тем не менее есть и общая фабула, и отчетливые фабулы-прожилки частных судеб. Люка Зигфрид приезжает с семьей в Россию, морем из Любека, попадает в Ораниенбаум, затем обозом идет через Москву в Поволжье. Дорогой умирает его сын Пауль. Чужая земля принимает в себя первую жертву. Но она становится родной…