Нейробиолог СПбГУ о том, почему вернулся в Россию после работы за границей

Санкт-Петербургский университетНаука

«Чтобы быть счастливым, надо заниматься любимым делом»

Директор Института трансляционной биомедицины СПбГУ Рауль Гайнетдинов в школьные годы решил стать врачом-исследователем, а через несколько десятилетий оказался в авангарде создания новых подходов к лечению заболеваний мозга.

Автор: Юлия Коткова

Архив СПбГУ

Сегодня Рауль Радикович Гайнетдинов, заведующий лабораторией нейробиологии и молекулярной фармакологии Санкт-Петербургского университета, является одним из лидеров в изучении системы дофамина и недавно открытых рецепторов следовых аминов. В рамках своих исследований ученый разрабатывает лекарства для лечения психиатрических и неврологических заболеваний: шизофрении, депрессии, болезни Паркинсона и многих других. Нейробиолог также сотрудничает с фармакологическими компаниями разных стран и помогает им выводить на рынок инновационные препараты, способные без побочных эффектов устранять проявление психозов у пациентов с болезнями мозга.

В интервью журналу «Санкт-Петербургский университет» Рауль Гайнетдинов рассказал, чему учился у нобелевского лауреата Роберта Лефковица, почему вернулся в Россию спустя почти 20 лет работы за границей и в чем заключается его личный секрет счастья.

— Рауль Радикович, о какой профессии вы мечтали в юные годы?

— Я родился в семье врачей и с детства был вовлечен в медицину. Всегда считал, что буду заниматься только ей. Однако все мои родные были практикующими врачами, а мне хотелось чего-то более творческого, хотелось заниматься именно исследованиями. Уже тогда я думал о том, чтобы работать в экспериментальной медицине, хотя еще не понимал, как смогу реализовать эту идею на практике. Я знал, что пойду в медицинский вуз, но буду не обычным врачом, а именно врачом-исследователем.

— И вы успешно осуществили эту мечту: сначала окончили Второй Московский медицинский институт, а затем получили степень кандидата медицинских наук в Российской академии медицинских наук. Продолжить научную работу вы решили в постдокторантуре Университета Дьюка в США. Почему сделали такой выбор?

— В 1992 году я защитил кандидатскую диссертацию и искал возможности заниматься наукой в России. Довольно длительное время пытался остаться в стране, но, к сожалению, тогда наблюдался серьезный недостаток финансирования научной сферы. К тому же не было возможности применять в исследованиях новые молекулярно-биологические и химические методы. В 1996 году я понял, что не могу так работать, и написал письмо мировому специалисту в области изучения дофамина, моему будущему учителю профессору Марку Карону, с которым тогда уже был знаком. Он сразу пригласил меня в качестве постдока в Университет Дьюка. Таким образом я, а также моя жена и одновременно ближайшая коллега Татьяна Сотникова оказались в Америке и приступили к исследованиям.

— Как работа в США отразилась на вашем научном пути?

— Я получил там огромнейший исследовательский опыт. Все благодаря тому, что вошел в команду двух великих людей, самых уважаемых биохимиков в мире — уже упомянутого мной Марка Карона и будущего нобелевского лауреата Роберта Лефковица (получил премию по химии «за исследования рецепторов, связанных с G-белками» в 2012 году. — Прим. ред.). Я многому у них научился, даже манере общения.

К тому же когда я приехал в Америку, там произошла геномная революция: фармакологи получили возможность работать с нокаутными мышами и крысами — такими, у которых выключены определенные гены. Марк Карон как один из самых передовых ученых быстро организовал виварий с большим количеством таких линий животных. В лаборатории ученого не хватало человека, который бы разбирался в специфике работы с ними. И я занял это место, так как в России получил нужные навыки. Мои знания помогли мне быстро включиться в тематику исследований, и я смог подробно изучать генетически измененных мышей и крыс.

При этом параллельно научился работать и с клеточными культурами. Благодаря коллегам по лаборатории освоил множество биохимических и молекулярных технологий.

— Вы проработали в Университете Дьюка 12 лет, а после перешли в Итальянский технологический институт в Генуе. Почему решили переехать в Италию?

— В Америке нам с Татьяной было неуютно. Работать там, конечно, хорошо, а вот стиль жизни, культура не подходили. Я еще с 1996 года думал: немного поработаю в США и вернусь в Россию. Шутил, что просто раз в году уезжаю в командировку в Америку на 11 месяцев. Так прошло 12 лет, и тогда мы с женой решили переехать.

Приехать обратно в Россию, к сожалению, по-прежнему было невозможно — в 2008 году в стране еще не появились условия для того, чтобы полноценно вести научную работу. Так что мы стали искать место, которое было хотя бы ближе к дому, чем США. Так и оказались в Италии. В Генуе как раз открылся технологический институт, аналог «Сколково», и меня пригласили туда работать.

— Там в качестве ведущего исследователя отдела нейронаук и технологий мозга вы вели научные проекты на протяжении нескольких лет, а в 2013 году наконец достигли своей цели и вернулись в Россию. Как это случилось?

— Уже когда я работал в Италии, в России появились перспективы для работы на мировом уровне. Мне поступили предложения из Российского научного фонда и «Сколково», а ректор Санкт-Петербургского университета Николай Михайлович Кропачев пригласил меня в СПбГУ. Очень скоро Университет стал для меня родным местом, как и Петербург, в который я по-настоящему влюбился.

Некоторое время я параллельно был профессором в «Сколково», ездил туда читать лекции. Но основную работу с тех пор веду в Санкт-Петербургском университете. И до сих пор рад заниматься наукой здесь! Именно в СПбГУ я получил серьезную поддержку: для моих исследований создали лабораторию нейронаук и молекулярной фармакологии и построили виварий для нокаутных мышей. Мне обеспечили идеальные условия для ведения научных проектов с соблюдением всех мировых стандартов.

— Бытует мнение, что сегодня за границей ученые могут рассчитывать на лучшие условия работы, нежели в России. По вашему опыту, это действительно так?

— Если говорить об Америке, то сейчас там условия для научных исследований меняются в худшую сторону. В 1996 году, когда я только приехал в США, там действительно был научный рай. Но в настоящее время в стране снизились объемы финансирования научной сферы, поэтому ученым становится все труднее. Я же, работая в старейшем университете России, сегодня имею возможность в полной мере реализовывать научный потенциал, причем даже в лучших условиях, чем были у меня в американской лаборатории.

— В Институте трансляционной биомедицины СПбГУ вы продолжаете свои многолетние исследования дофамина и рецепторов следовых аминов. Когда и почему ваш научный интерес обратился именно к ним?

— Меня привлек дофамин, потому что это гормон удовольствия, движения, внимания, а еще он участник огромного количества заболеваний мозга. Например, при шизофрении много дофамина, при паркинсонизме — мало, при депрессии также происходят изменения в системе дофамина.

Изучением этого гормона я занялся еще во время обучения в Институте фармакологии Российской академии медицинских наук. Моим научным руководителем там был Кирилл Сергеевич Раевский, самый передовой в России специалист в области исследования антипсихотиков — веществ, которые блокируют один из подтипов дофаминовых рецепторов, за счет чего снижают избыточное воздействие дофамина на нейроны в головном мозге. Вместе с Кириллом Сергеевичем в рамках моей кандидатской диссертации мы искали новые антипсихотики, у которых не было бы побочных эффектов, в отличие от тяжелых препаратов вроде галоперидола. Впоследствии научный руководитель познакомил меня с лучшими зарубежными профессорами, которые тоже исследовали дофамин. От них я получил колоссальное количество знаний и еще сильнее увлекся дофаминовой системой. А когда я был в Америке в Университете Дьюка, ученые открыли рецепторы следовых аминов — «двоюродных братьев» дофамина и серотонина. Эти вещества долгое время оставались неизученными, потому что научное сообщество не знало, что в организме существуют рецепторы для них. В 2001 году все изменилось, и команда, совершившая открытие, обратилась к моим американским учителям за помощью, потому что они были лучшими специалистами в мире по рецепторам. Марк Карон и Роберт Лефковиц попросили меня заняться экспериментами. Так я и начал изучать, как работают рецепторы следовых аминов. Позже эти исследования «переехали» со мой в Италию, а затем и в Россию. Сегодня на основе данных, полученных в рамках тех работ, мы совместно с отечественными и зарубежными коллегами разрабатываем лекарства нового поколения для лечения заболеваний мозга.

— Какие глобальные цели ставите перед собой в этом направлении?

— Прежде всего, конечно, создать лекарства. Первое из них уже находится на третьей стадии клинических испытаний в Японии и Америке, то есть практически готово к выходу на рынок. Это антипсихотик, который воздействует на один из шести рецепторов следовых аминов, активных в организме человека, — TAAR1. Препарат не вызывает побочных эффектов и предназначен для устранения психозов при многих заболеваниях мозга, в том числе при депрессии, тревожности, шизофрении, болезни Паркинсона и болезни Альцгеймера. В зависимости от финансирования он может стать доступным на зарубежном рынке года через два-три.

Кроме того, научная группа, которой я руковожу в СПбГУ, сотрудничает с несколькими российскими фармакологическими компаниями. Правда, внедрение новых подходов к лечению болезней мозга в России идет медленнее. Для создания, тестирования и выведения инновационных лекарств на рынок требуются инвесторы, но отечественные фирмы пока опасаются вкладывать деньги в совершенно новые препараты. У них еще нет уверенности, что инвестиции окупятся. К тому же наши фармакологические компании не настолько большие, чтобы рисковать деньгами. Поэтому они выбирают более безопасный путь и работают с уже известными лекарствами. Тем не менее мы продвигаемся в работе по выводу препаратов, воздействующих на TAAR1, на рынок и сотрудничаем по этому направлению с небольшими фирмами, например с компанией «Экселлена».

Помимо этого, мы ищем партнеров, которые готовы финансировать наши исследования остальных пяти рецепторов следовых аминов. Мы изучаем, как они участвуют в развитии психиатрических и нейродегенеративных заболеваний и могут ли стать мишенями для новых поколений лекарств. В этой области наша научная группа является абсолютным лидером, в том числе по числу научных публикаций.

Рауль Гайнетдинов за работой. Архив СПбГУ

— За открытия, позволившие создать принципиально новые подходы для лекарственного лечения заболеваний мозга, в прошлом году вам присудили национальную премию «Вызов» в номинации «Ученый года». Повлияла ли эта награда на вашу работу?

— Да, появилась возможность привлечь внимание общественности и российского бизнеса к нашим разработкам. Удалось начать переговоры с одной крупной компанией насчет возможного сотрудничества.

— Уже более 30 лет вы занимаетесь наукой. Не возникало ли у вас когда-либо желания сменить область деятельности?

— Никогда. Еще с тринадцати лет я знал, что буду врачом-исследователем. Даже в голову не приходило, что могу заниматься чем-то еще.

— А что вы любите делать в свободное от исследований время?

— Мне нравится общаться с друзьями, играть в шахматы. А еще я люблю ездить на рыбалку.

— Вы производите впечатление по-настоящему счастливого человека. Возможно, потому что хорошо знаете, что такое счастье с нейробиологической точки зрения. В чем ваш личный секрет счастья?

— Во-первых, чтобы быть счастливым, надо заниматься любимым делом. Во-вторых, нужно стараться поднимать себе уровень дофамина и получать от жизни больше удовольствия.

Рауль Радикович Гайнетдинов

Научный руководитель Клиники высоких медицинских технологий имени Н. И. Пирогова СПбГУ, заведующий лабораторией нейробиологии и молекулярной фармакологии Университета.

В 1988 году окончил Второй Московский медицинский институт (Российский национальный исследовательский медицинский университет), в 1992 году защитил кандидатскую диссертацию в Институте фармакологии Российской академии медицинских наук (РАМН). До 1996 года являлся научным сотрудником РАМН.

С 1996 года вел исследования в США, с 2008-го — в Италии. В 2013 году по приглашению ректора начал работать в Санкт-Петербургском университете. При поддержке СПбГУ создал современный виварий, в который перевез из Италии коллекцию генетически измененных животных для проведения исследований с соблюдением мировых стандартов.

С 2015 года возглавляет Институт трансляционной биомедицины СПбГУ, где ученые, используя последние достижения генетики и молекулярной биологии, занимаются разработкой новых лекарственных средств для лечения заболеваний мозга.

Является автором 14 патентов и более чем 300 научных статей, опубликованных в ведущих научных журналах мира, включая Science, Nature, Cell и Proceedings of the National Academy of Sciences. Консультирует ряд международных фармацевтических компаний. Трижды входил в список самых высокоцитируемых ученых мира Web of Science Highly Cited Researchers в области фармакологии и токсикологии.

В декабре 2022 года удостоен благодарности президента РФ за многолетнюю добросовестную работу и заслуги в научно-педагогической деятельности. В 2023 году стал лауреатом национальной премии «Вызов» в номинации «Ученый года» за открытие принципиально новых лекарственных подходов к лечению болезней мозга.

Институт трансляционной биомедицины СПбГУ

Занимается изучением нейрохимических основ поведения, разработкой новых фармакологических веществ для терапии психических и нейродегенеративных заболеваний, оптимизацией алгоритмов нейропротезирования для их более успешного внедрения в медицинскую практику и многим другим.

В состав института входят восемь лабораторий: лаборатория нейробиологии и молекулярной фармакологии, лаборатория нейропротезов, лаборатория биологической психиатрии, лаборатория биологии синапсов, центр трансгенеза и редактирования генома, лаборатория биологии амилоидов, группа вычислительной биологии и центр алгоритмической биотехнологии.

Рауль Гайнетдинов со своей научной группой. Архив СПбГУ

Ученые Института трансляционной биомедицины СПбГУ выяснили, что блокирование работы одного из рецепторов следовых аминов — TAAR5 — приводит к снижению уровня тревожности и, вероятно, устраняет депрессию. Как им это удалось, читайте в материале «Мишень для антидепрессанта» в журнале «Санкт-Петербургский университет» № 5 за 2021 год

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Раскрывая тайны судьбы социолога Раскрывая тайны судьбы социолога

Архивные документы о жизни и творчестве социолога Николая Андреева

Санкт-Петербургский университет
«Я клоун по жизни». Актриса Ирина Горбачева о «Храбром сердце», продюсерском кино и духовных практиках «Я клоун по жизни». Актриса Ирина Горбачева о «Храбром сердце», продюсерском кино и духовных практиках

Ирина Горбачева — о любимых фильмах, сковывающих амплуа и эзотерике

СНОБ
Субурбан-мобиль Субурбан-мобиль

Шок! Внедорожника Haval H5 выросло на удивление много!

Автопилот
Крюки на ногах позволили роботу ANYmal вскарабкаться по приставной лестнице Крюки на ногах позволили роботу ANYmal вскарабкаться по приставной лестнице

Скорость подъема ANYmal в 232 раза превосходит результаты других роботов

N+1
Миллион голосов от Опры: как поддержка звезд меняла исход президентских выборов Миллион голосов от Опры: как поддержка звезд меняла исход президентских выборов

Когда Голливуд стал частью предвыборных компаний кандидатов в президенты США?

Forbes
Что полезнее: начос или чипсы? Узнайте ответ и делайте правильный выбор! Что полезнее: начос или чипсы? Узнайте ответ и делайте правильный выбор!

Почему вам стоит выбрать начос вместо картофельных чипсов?

ТехИнсайдер
Антидворянец: Макс Линдер Антидворянец: Макс Линдер

Слухи и сплетни о визите легендарной кинозвезды Макса Линдера в Петербург

Правила жизни
Добро пожаловать в филармонию Добро пожаловать в филармонию

Как пианист Илья Папоян стал фронтменом академической музыкальной сцены

Собака.ru
Вопрос цены Вопрос цены

Как формируются индексы сырьевых товаров

Деньги
Русский Зондервег? Или немецкий «особый путь»? Русский Зондервег? Или немецкий «особый путь»?

«Особый путь» (нем. Sonderweg) — понятие столь же русское, сколь и немецкое

Дилетант
Интервью Дарьи Екамасовой — о фильме «Анора», восприятии российской культуры в мире и Каннском кинофестивале Интервью Дарьи Екамасовой — о фильме «Анора», восприятии российской культуры в мире и Каннском кинофестивале

Актриса Дарья Екамасова — как артисту попасть в зарубежный проект?

СНОБ
Ураган «Мария» вынудил геликонии сменить опылителей Ураган «Мария» вынудил геликонии сменить опылителей

Ураган «Мария» изменил состав опылителей у двух видов местных геликоний

N+1
Самец магота научился отпугивать сородичей хлопком в ладоши Самец магота научился отпугивать сородичей хлопком в ладоши

Магот из Леса обезьян в Рокамадуре изобрел новый для своего вида жест

N+1
«Монстры у порога» — о чем поговорить с вампиром и другими тварями «Монстры у порога» — о чем поговорить с вампиром и другими тварями

Что скрывается за образом вампира, есть ли самобытность у российских монстров?

СНОБ
Как 20 лет назад фильм «Пила» положил начало одной из главных хоррор-франшиз ХХI века Как 20 лет назад фильм «Пила» положил начало одной из главных хоррор-франшиз ХХI века

Кинокритик разбирается в феномене «Пилы» и ее роли в массовой культуре

Forbes
Кто такие дэдбоды — новый (и хорошо знакомый) тип мужчин, которых боготворят в соцсетях Кто такие дэдбоды — новый (и хорошо знакомый) тип мужчин, которых боготворят в соцсетях

Отцы снова в тренде — или, по крайней мере, их внешность

Psychologies
Что они несут Что они несут

Многие из образов киноперсонажей определяют моду на десятилетия вперед

Men Today
День апельсиновой битвы и праздник кур: самые необычные торжества разных народов мира День апельсиновой битвы и праздник кур: самые необычные торжества разных народов мира

Удивительные праздники со всех уголков мира

ТехИнсайдер
Жить, сниматься, любить: как Софи Лорен стала воплощением мечты Жить, сниматься, любить: как Софи Лорен стала воплощением мечты

Удалось ли Марко Спаньоли показать Софи Лорен такой, какое ее знают близкие

СНОБ
Что такое опорный подшипник, где он находится и как его проверить Что такое опорный подшипник, где он находится и как его проверить

Изношенный «опорник» вызывает шумы и усиливает износ элементов подвески

РБК
Мы его теряем! Мы его теряем!

14 необычных способов похудеть

Лиза
Что такое «мужской грипп» и существует ли он: только наука Что такое «мужской грипп» и существует ли он: только наука

Болеют ли мужчины как-то особенно?

ТехИнсайдер
Психоанализ и кино. Как кинематограф заставляет внутренних демонов работать Психоанализ и кино. Как кинематограф заставляет внутренних демонов работать

Киновед Вячеслав Корнев — о психоанализе и коллективных неврозах в кино

СНОБ
Нужная деталь: почему в центре древних китайских монет есть квадратное отверстие Нужная деталь: почему в центре древних китайских монет есть квадратное отверстие

Почему древние китайские монеты выглядят так необычно?

ТехИнсайдер
Стартер не крутит: в чем причины и как завести машину Стартер не крутит: в чем причины и как завести машину

Все про неисправность стартера: из-за чего возникает, как устранить, опасно ли

РБК
Почему россияне так стремительно выгорают: новое исследование Почему россияне так стремительно выгорают: новое исследование

Профессиональное выгорание становится похожим на эпидемию

Psychologies
Эпоха гиперсвязности: как защитить IT-активы и не стать жертвой кибератак Эпоха гиперсвязности: как защитить IT-активы и не стать жертвой кибератак

Как эффективные технологии стали опасностью для IT-индустрии

Forbes
Инвесторы сделали ставку Инвесторы сделали ставку

Приток капитала идет, но не на все рынки акций

Деньги
Любовь и эволюция в искусстве. О чем говорили на дискуссии «Сноба» на Cosmoscow Любовь и эволюция в искусстве. О чем говорили на дискуссии «Сноба» на Cosmoscow

На ярмарке Cosmoscow прошла дискуссия на тему вечного и актуального в искусстве

СНОБ
Как Нобелевская премия по литературе становится проклятием для писателей Как Нобелевская премия по литературе становится проклятием для писателей

Нобелевская премия порой приносит с собой не только славу, но и крах карьеры

Psychologies
Открыть в приложении